Выбери любимый жанр

Петля и камень в зеленой траве - Вайнер Аркадий Александрович - Страница 1


Изменить размер шрифта:

1

Аркадий Вайнер Георгий Вайнер

Петля и камень на зелёной траве

Вступительная статья Л.Разгона

«Ничего, кроме правды…»

Это страшная книга.

Я прочитал ее два раза и — при всём своём жизненном опыте и тех знаниях, в которых больше всего печали, — не мог не содрогнуться. Но разве может быть ужасным детектив? Какие бы страсти-мордасти в нём ни рассказывались, мы знаем, что в такой книге содержатся определённые «правила игры», что в ней всё должно закончиться благополучно и добро всегда победит зло. А в том, что «Петля и камень…» братьев Вайнеров внешне является детективом — нет никаких сомнений. Об этом свидетельствуют и фамилии авторов — известнейших мастеров советского детектива, — и все приметы их писательского почерка, и элементы, обязательные для каждого детектива: зловещая тайна, неразгаданное убийство, смерти и преследования…

И всё же, эта книга не детектив. Иначе, чего ради, авторы в своём коротком предисловии дают обещание, что в их книге будет содержаться «правда, одна правда, ничего, кроме правды…». И как можно было давать такое обещание тогда, когда эта книга писалась — в 1975-1977 годах, если в центре этого объемного произведения находится «еврейский вопрос» и деятельность КГБ, а сюжетом является до сих пор ещё не полностью разгаданное убийство великого артиста Соломона Михоэлса?

Но роман «Петля и камень…» написан не в жанре детективного исследования, где авторские предположения лишь комментируют документы, материалы архивов, публичных или специальных библиотек. Это — художественное произведение и в нём закономерно сочетаются реальные исторические личности, и даже до сих пор здравствующие люди, с персонажами, чьи судьбы и характеры созданы фантазией писателей. Обещание писателей сказать «правду и только правду» относится не к каждому факту, описываемому в романе, а к тому, что составляет самую страшную суть романа! — к времени. К тому самому времени, которое в «Петле и камне…» изображено со всем накалом ненависти и отвращения, какие только может выразить писатель.

Время действия романа — семидесятые годы. Уже не только погребён, но даже и вынесен из своего незаконного жилья — мавзолея — Сталин. Уже «сподвижники и соратники», выращенные Сталиным, спихнули, выгнали из ЦК, сослали под охрану на загородную дачу единственного среди них, кто остановил деятельность кровавой сталинской мясорубки, освободил сотни тысяч людей, которых не успели ещё превратить в лагерную пыль, кто сделал наивную попытку повернуть партию и страну к идеалам, провозглашенным Лениным…

Сталина уже давно нет, а всё ещё существует хорошо смазанная и время от времени проверяемая — созданная им государственная машина. Никого не расстреливают в подвалах Лубянки и по ночам не скрипят у подъездов тормозами машины, приехавшие за новыми жертвами. Но по-прежнему могуч и всесилен аппарат насилия, не признающий ни законных, ни нравственных норм. И не лубянские, а какие-нибудь другие камеры и «спецпсихушки» готовы принять людей, осмелившихся поднять голос против лжи и насилия. Как силен и всемогущ страх, привитый годами беспощадного сталинского террора! Образованные, считающие себя интеллигентами люди покорно подымают руки, осуждая своих коллег, своих товарищей, совершивших проступок, неугодный начальникам. А ведь им уже не угрожают ни следственные кабинеты, ни этап на Колыму… Ну, в крайнем случае, понизят в должности, не пустят в научную загранпоездку! И те, кто всегда в России считались совестью нации — писатели, они покорно и взахлёб поносят, обливают грязью своих коллег — и великих, и менее великих. А ведь им не угрожает участь хотя бы одного из тех сотен писателей, кто был расстрелян, замучен пытками, погиб от голода и истязаний в «Архипелаге Гулаг»! Ну, не напечатают, не переиздадут, ну не пустят за казенный счет на какую-нибудь «встречу» в Париж или Италию… Покончив с хрущевским «волюнтаризмом», избавленные от страха перед своим покойным властелином, правители всех рангов — от малых до великих — спешат воспользоваться всеми благами, которыми они беспредельно владеют. И пусть это все приобрело другие, внешне либеральные формы, о которых весело поется в народной частушке:

«Мой миленочек в ЦК
Чем-то там заведует.
Ничего не запрещает,
Только не советует…»,

но суть, суть осталась прежней.

Вот в этой затхлой, удушающей атмосфере лжи, обмана, угроз, насилия, презрения ко всем основам морали и нравственных ценностей живут, действуют, страдают и гибнут герои романа «Петля и камень…» Собственно, роман этот внешне является хроникой жизни одной семьи. Семьи, взращенной, поднятой на поверхность жизни Сталиным и его временем. Уже не действует, а находится в отставке глава семьи — бывший одним из руководителей «органов» при Сталине, Ежове, Берия… Он «не при деле», от прошлого у него осталась генеральская квартира, пенсии, пайки, почтение тех, кто пришел ему на смену. Да ещё созданная им благополучнейшая «элитная» семья, в которой устроены, пристроены и процветают выращенные им сыновья. Все, кроме одного, не ставшего ни крупным деятелем разведки, ни важным и процветающим хозяйственником, а пришедшего в литературу. Пусть небольшим, совсем «средним» писателем, но окончательно выломившимся из своей семьи, семейного окружения, из тухлой и недостойной жизни. От его лица и идет повествование о той фантасмагории лжи, террора, воровства, хамства, презрения к народу, в которой вынужден жить лирический герой романа. От его лица и лица его возлюбленной, прекрасной, талантливой женщины, чей отец погиб вместе с Михоэлсом в те времена, когда Сталин стал разрабатывать свой вариант решения «еврейского вопроса». Стремление этой женщины узнать тайну гибели отца и желание её любимого помочь ей распутать этот клубок заговора и преступления служит внешним сюжетом романа «Петля и камень…»

Время, когда это происходило, ушло от нас и превратилось в историю. Но «история должна быть злопамятной», говорил тишайший великий историк Николай Михайлович Карамзин. И, как бы следуя сей заповеди, авторы романа не делают никаких попыток писать об этом времени «добру и злу внимая равнодушно». Они не летописцы, они — судьи. О большинстве персонажей своего романа они пишут с острейшим накалом ненависти и отвращения. Они никого не милуют. Это относится даже к наиболее положительным героям романа. Складывает свои крылья сопротивления, уходит в чужой ей мир национализма и национальной исключительности Суламифь Гинзбург; спивается Алексей, который только в водке находит возможность отключиться от жуткого мира, в котором вырос и живёт, от вечного страха за любимого человека. Личность этого персонажа романа заслуживает особого внимания. Обстоятельства биографии и личной жизни замкнули его в узкий круг продажных политиков, вороватых дельцов, в тот особый, отделившийся от народа слой, который присвоил себе бесконтрольную власть и возможность безнаказанного воровства. А сам Алексей воспринимает этот мир как глубоко аморальный, антинародный, подлый во всех своих проявлениях. Понимает это, но все же связан с ним еще неразорванной пуповиной; презирает, но встречается, да еще и пользуется ошметками благ… И только тогда полностью рвет с этим миром, когда понимает всю зловещую, всю страшную силу руководителей этого коррумпированного общества; когда ввязывается с ним в борьбу — сначала в поисках истины, а затем и в попытках спасти любимую женщину, попавшую в лапы наследников тех «органов», в которых некогда властвовал его отец.

Одни из самых потрясающих страниц романа — это, рассказанная самой героиней романа — Улой — история того, как попала она в «спец-психушку», как воочию выглядела та «карательная медицина», которая па многие годы стала позором нашего общества. Об использовании психиатрии для борьбы с людьми, выступающими против антинародной внешней и внутренней политики, написано довольно много. Ибо многие, вырвавшиеся оттуда, были высланы, очутились зарубежом, и «спец-психушки» были описаны во многих публицистических и мемуарных произведениях. Форма романа дает возможность авторам «Петли и камня…» раскрыть чудовищное насилие над здоровыми людьми как бы изнутри, передать ужасающие по своей выразительности впечатления и чувства человека, попавшего в карательное учреждение, более страшное, чем тюрьма, чем лагерь, страшнее, чем смерть… Может быть, то, что авторы — слава Богу! — не были сами в подобном учреждении, а пользовались тщательно собранными материалами и рассказами пострадавших, им удалось создать обобщенный образ несчастного, попавшего в лапы «карательной медицины».

1
Перейти на страницу:
Мир литературы