Карский рейд - Вайнер Аркадий Александрович - Страница 34

• Предыдущая
• 34/44
• Следующая

— Так точно, дорогой мой военмор Соколков Иван Алексеевич! — весело сказал Шестаков.

Соколков радостно сказал:

— Тогда сделаем, товарищ комиссар! Есть, сегодня вещички с берега перевезти!

Шестаков похлопал его по плечу:

— А все— таки, Иван, мы неслыханные молодцы! Завтра полным ходом потопаем.

Соколков уже успел пережить новость и потому сказал вполне невозмутимо:

— Какие могли быть сомнения? Раз надо, значит, потопаем каким надо ходом — хошь малым, хошь полным!

Шестаков озадаченно уставился на него:

— Чего— то я в тебе раньше такой уверенности не замечал, — и легонько подтолкнул его в спину по направлению к баку. А сам бегом спустился по трапу и, насвистывая, пошел по коридору к своей каюте.

Открыл дверь и в сумраке увидел силуэт человека, сидевшего на диване.

Включил свет. В самом углу дивана съежилась Лена Неустроева!

— Лена?! Как вы сюда попали?

Она поднялась, подошла к нему вплотную.

Мгновение стояла молча, потом уткнулась лицом ему в грудь.

Шестаков замер.

— Мне надо было хотя бы еще один раз увидеть тебя... — прошептала Лена.

— Лена, как же...

— Я хотела, чтобы ты знал... чтобы ты поверил... я никогда... никогда не обманывала тебя... Я вообще не могу обманывать! Просто... когда еще пять лет назад я была невестой капитана второго ранга Петра Чаплицкого... все ведь было по— другому... и я еще не знала тебя... Ты понимаешь?...

Шестаков молча кивнул. Лена продолжала порывисто:

— С тех пор промчалась вечность. Никого не существует давным— давно... Я ведь не виновата, что Петр прибежал от погони ко мне!.. Он называл тебя Тибальдом из Чека...

Шестаков обнял Лену за плечи, чувствуя, как ее тело содрогается от сдерживаемых рыданий. По— детски всхлипывая, Лена сказала:

— Я не хочу жить без тебя, Коленька... Все неинтересно, везде пусто... Коленька, возьми меня в жены!.. Никто не будет любить тебя так, как я...

Шестаков гладил ее по волосам, тихо улыбался:

— Ишь, выискалась невеста— самосваха!

Лена сквозь слезы засмеялась, закивала головой.

А Шестаков сказал с деланным огорчением:

— За меня нельзя замуж — у меня две макушки.

— Ну и что?

— Примета: две жены будет!

Лена посмотрела ему в лицо, сказала по— детски:

— Не— а... Только одна.

— Почему? — удивился Шестаков.

— Мне нянька нагадала, что суженого найду я поздно, полюблю на всю жизнь, проживем вместе век и он мне закроет глаза...

Шестаков, военмор, краснознаменец, начальник Сибирской хлебной экспедиции, счастливо, блаженно улыбался, слушая шепот Лены, целовал ее в лоб, в глаза, в губы, и ни о чем, ну, совершенно ни о чем другом не думал в этот прекраснейший миг своей жизни.

...Суда экспедиционного отряда вытянулись в линию на Архангельском рейде.

Были они ярко расцвечены флагами, сигнальщики отмахивали с корабля на корабль последние команды.

Шестаков поднялся на мостик флагманского ледокола «Седов». Неустроев, оторвавшись от штурманского стола, встретил его по всей форме, отрапортовал:

— Товарищ особоуполномоченный ВЦИК по проведению Сибирской хлебной экспедиции, особый морской отряд к ледовому переходу готов!

Шестаков отдал команду:

— Отряд! К съемке якорей — готовьсь!

— Есть, к съемке якоря готовиться! — отозвался капитан «Седова», и сигнальщики просемафорили приказ на караван.

Шестаков вышел на крыло мостика, крепко уперся в обвес, осмотрел собравшийся на палубе экипаж — здесь же, внизу, находились Лена, Болдырев, Соколков.

Шестаков сказал команде короткую речь:

— Товарищи моряки! По воле правительства РСФСР, по указанию Российской Коммунистической партии большевиков сегодня мы отправляемся в трудный, опасный поход. Вопрос доставки хлеба — это вопрос жизни и смерти для всего Северного края Республики.

Рабоче— крестьянское правительство, зная те огромные тяготы и трудности, что ждут экспедицию, сделало все, чтобы снабдить нас всем необходимым. Щедрой рукой отпустило все нужное, хотя каждый выданный нам фунт, хлеба, угля, керосина обездоливают в такой же мере трудящееся население!

Шестаков прошелся по мостику, зорко разглядывая каждого, стоящего на палубе. Выбросил вперед руку:

— Товарищи! Я знаю, что только благодаря вашей сознательности и энергии мы смогли выполнить первую часть порученного нам дела — сегодня вверенная мне экспедиция выходит в море... Спасибо вам за ваш громадный беззаветный труд, за ваше мужество! И я верю, что в предстоящем рейде каждый человек отдаст все свои силы, а если понадобится — то и жизнь, чтобы выполнить свой долг и привезти хлеб нашему народу! Ура— а!

Дружное морское «ура— а— а!!» было ему ответом, взлетели в воздух бескозырки, треухи, фуражки. Кто— то даже открыл стрельбу вверх из винтовок, оглушительно загремел самодеятельный духовой оркестр.

Шестаков повернулся к Неустроеву:

— Ну, Константин Петрович, в добрый путь? Принимайте командование и — «Всем с якоря сниматься!».

Старый моряк в последний раз перед отплытием окинул взглядом суда каравана.

Грустное, конечно, зрелище: в основном отряд состоит из буксиров — паршивеньких старых пароходишек. На военном флоте такие небось в порту работать не взяли бы. А здесь они точно линкоры. Тем более, заново шаровой краской покрашены...

Константин Петрович глубоко вздохнул: что же делать, чем богаты, тем и рады, других судов нет и не было... Спасибо, хоть ледоколы имеются...

Перекрывая его размышления, густо заревел гудок ледокола, на мачту взлетел флажный сигнал, заверещали боцманские дудки.

Неустроев снял фуражку и широко перекрестился.

Раздались привычные команды съемки с якоря:

— На шпиле! Восемнадцать под форштевнем! Пошла по малому! Вира!

— Провернуть машину! Левую — малый вперед! Правую — малый назад! Руль — прямо! Якорь на клюзе!.. Пошла!.. Пошла!.. Пошла— а!!.

Неустроев скомандовал:

— Движение — двумя кильватерными колоннами! Правый мателот — ледокол «Русанов». — Потом обернулся к Щекутьеву: — Начальнику связи — доложить готовность!

— Товарищ начальник экспедици! — отрапортовал Щекутьев. — В походный ордер включены пятнадцать вымпелов. Из— за отсутствия навыков совместного плавания у капитанов руководством экспедиции приказано идти на свободной воде до встречи со льдами плотной группой в четыре колонны. Капитанам розданы штатные инструкции, предусматривающие все случаи взаимодействия — в тумане, во льдах, при ночной буксировке...

— Порядок пользования связью? — спросил Неустроев.

О порядке пользования связью капитаны и штурмана подробно информированы: сеансы для радио, морзе, своды флагов своевременно вручены.

— Благодарю за службу! — сказал Неустроев. — Флагманский штурман, доложите.

На мостик поднялся Болдырев.

— Ну, друзья, вот и свершилось.

Неустроев спросил в шутку:

— Андрей Васильевич, может быть, с нами останетесь?

Болдырев энергично помотал головой:

— Ну не— ет, я уж вас здесь буду дожидаться! До выходного створа с вами доплыву, а там сойду на катер.

Шестаков засмеялся:

— Андрей, моряки не плывут, а идут. Понял?

Болдырев не обиделся. Сказал твердо:

— Понял. По мне, идите, плывите, бегите — как угодно, только возвращайтесь скорее с хлебушком.

И обнял Неустроева.

Потом распрощался с Олениным, Захарченко, Щекутьевым, остальными командирами в ходовой рубке и вышел вместе с Шестаковым на мостик.

Оттуда они спустились на палубу, где хорошо был виден вытягивающийся с рейда отряд: ледоколы «Русанов», «Малыгин», «Сибиряков», пароходы «Николай», «Колгуев», «Кереть», «Севре», «Маймакс», «Рево», «Трувор».

А концевых еще и не видать было из— за брандвахты.

Болдырев сказал, чуть шепелявя от волнения:

— Ах, Николай, дорогой ты мой человек, сердце от счастья лопается! Посмотри, что сотворили, — ну, прямо глаза не верят! Это же целая эскадра!

• Предыдущая
• 34/44
• Следующая