Карский рейд - Вайнер Аркадий Александрович - Страница 26

• Предыдущая
• 26/44
• Следующая

«Что сделал бы на моем месте Чаплицкий? Он сказал бы чекисту: документ, мой мандат, на берегу... у кого— то... кто ждет на пирсе... с портфелем... Ах, какой же я нелепый... Ведь главное — сойти с корабля... Поздно. Поздно!»

Чекист уже настиг его, схватил поперек корпуса, и в это мгновение мощный взрыв смел все окрест...

Шестаков и Болдырев стояли на причале морского порта, у стенки, где был взорван «Руссель».

В воде еще полно было всякого мусора, обломков, нефтяных пятен, оставшихся после взрыва. Чуть в стороне, вдоль причала, лежали тела погибших во время взрыва.

Болдырев подвел к ним Шестакова, указал на Берса:

— Вот он... Вахтенного, к счастью, только оглушило... Он этого липового ревизора сразу же опознал.

Шестаков спросил:

— А пропуск сохранился?

— Ну как же! Правда, он подмок маленько, но я его высушил... — Болдырев достал из кармана гимнастерки и аккуратно разгладил листок. — Вот, видите: Кутырин, Семен Иванович, ревизор финотдела. Подпись заместителя начальника штаба, печать. Все чин чином...

— И что, этот Кутырин рискнул...

Болдырев досадливо перебил:

— Да нет, настоящий Кутырин в командировке. Просто фамилию его использовали для блезиру.

Шестаков в задумчивости прошелся по причалу.

— А подпись замначштаба?

— С Алексеем Алексеевичем Шаговым я уже разговаривал. И пропуск ему показывал. Моя, говорит, подпись — похожа!.. Я, говорит, наверное, и от своей настоящей не смогу ее отличить.

Шестаков нахмурился:

— Ну, подпись, положим, могли срисовать. Есть способы. А печать?...

— Настоящая, по всему судя. Мы тут всем отделом ее разглядывали, даже в лупу смотрели.

— И что же, таким образом, выходит? — Шестаков, прищурясь, смотрел на Болдырева. — Подпись — похожая, фамилия — подлинная, печать настоящая. Да, он ведь и пароль вахтенному правильно сказал?

Болдырев побагровел.

— Выходит, таким образом, — невольно повторил он за Шестаковым и развел руками, — выходит, что пропуск выдали в нашем штабе. И пароль тоже.

— Значит, предатель?...

Болдырев поджал губы и не ответил.

Шестаков продолжал мерить большими шагами набережную:

— Красиво, красиво, ничего не скажешь, — бормотал он. — Какие— нибудь соображения имеются?

Болдырев поморщился:

— Да нет пока... Люди в штабе все известные, все проверенные... Подозревать, знаете, только начни, потом уже не остановишься...

— Проверенные, говоришь? — усмехнулся Шестаков. — Оно видать... А кто ж он сам, взрывник— то этот? — Шестаков показал на тело Берса.

Болдырев пожал плечами.

— Пока не знаю, пытаемся установить. Кабы жив был, а то ни документов, ни примет особых...

— А что приметы? Что бы вы с ними делали?

Болдырев сказал неуверенно:

— Ну— у, разослали бы по местам, в центр — авось кто— либо опознал бы.

Шестаков иронически улыбнулся:

— По вашим «приметам» опознают, как же! Читал я тут розыск одного: «Ищем бежавшего из— под стражи белогвардейского офицера. Волосы кудрявые, черные. Высокий, худой. Особая примета — лысый».

— Ошибок у кого не бывает, — обиженно отозвался Болдырев. — Мы ведь, как— никак, учимся только, опыта мало.

Шестаков жестко бросил:

— Быстрее учиться надо! А то публика эта, — он снова кивнул на тело Берса, — запустит нас всех рыб кормить, пока научимся!

Как бы оправдываясь за свою неумелость, Болдырев сказал:

— Само собой, в этом вопросе расхождений быть не может. Что касается террориста, то, по крайней мере, ясно, что он барского сословия.

— Из чего сие следует? — удивился Шестаков.

— Очень просто: тело холеное, неясное и белье тонкое...

— Да— а, это примета, ничего не скажешь! — насмешливо пртянул Шестаков.

Болдырев в ответ только развел руками.

И тогда Шестаков решительно предложил:

— Давай— ка подумаем, как нам в собственном штабе разобраться. Есть у меня одна мыслишка...

И он принялся излагать свой план.

Спустя полчаса на пирс пришли Неустроев, Щекутьев и несколько других работников штаба.

Шестаков сказал им:

— Я вот все прикидываю — нельзя ли попытаться достать уголь со дна морского? Хоть часть его спасти?

Неустроев задумчиво потер лоб.

— Я тоже над этим размышлял... Полагаю, что малоперспективное это занятие. Взрыв был слишком сильный — уголь раскидало далеко, надо полагать. А характер приливно— отливных течений в этом месте таков, что большую часть угля, скорее всего, уже оттащило в сторону рейда.

Шестакову не хотелось отказываться от надежды.

— Но ведь не весь же? — упрямо сказал он.

— Конечно, — согласился Неустроев. — Да что толку — его здесь так должно было перемешать с грунтом, что проще новый уголек нарубить, в шахте. Боюсь, вам придется телеграфировать в Лондон, чтобы все начинали сначала... Хочется нам этого или нет — необходимо законтрактовать еще один пароход с котельным кардиффом.

Шестаков грустно покачал головой:

— Не получится.

— Почему, Николай Павлович?

— По ряду причин, Константин Иванович. Во— первых, неизвестно, удастся ли заключить новый контракт. Во— вторых, если даже нам продадут груз угля, будет трудно зафрахтовать в это время транспорт... В— третьих, пока снарядят пароход, пока он дойдет сюда, пока мы его на караван перелопатим...

Шестаков подсчитал в уме время и, махнув рукой, безнадежно закончил:

— Будет середина августа, караван неизбежно окажется в пике ледовой обстановки и...

— ...вмерзнет во льды на полпути, — закончил за него Неустроев.

Повисла тягостная пауза — случившееся было катастрофой, последствия которой разрушали все планы Сибирской экспедиции. И собравшиеся напряженно размышлявши, пытаясь найти выход из почти безвыходного положения.

— У меня есть одно предложение! — неожиданно подал голос Сергей Щекутьев. — Разрешите, Николай Павлович?

Шестаков кивнул, — Оно может показаться авантюрой, — нерешительно сказал Щекутьев, — но— о...

— Говори, не тяни! — подбодрил его Шестаков.

Щекутьев вынул записную книжку.

— Я все рассчитал как будто, — сказал он. — Белые, уходя из Архангельска, затопили на рейде двенадцать судов.

— Так...

— Я знаю точно, что в кочегарках этих посудин находится полтораста — сто шестьдесят тысяч пудов угля и тысяч сто пудов мазута — как минимум...

— И что нам толку? — спросил Болдырев.

Щекутьев обернулся к нему:

— Толк может быть, и немалый. Мы можем попытаться достать это топливо.

Шестаков спросил:

— А каким образом?

— Очень просто. У нас здесь имеется три больших водолазных бота и несколько маленьких. Почти все они на плаву. Если снарядить добрую команду, можно попытаться достать уголь коробами и в мешках...

— Подожди, я не понял, — перебил Шестаков. — Какой смысл доставать уголь на рейде, если даже здесь, у стенки, можно сказать на берегу, мы его с «Русселя» взять не можем?... Не вижу разницы!

Щекутьев терпеливо разъяснил:

— Разница такая, что «Руссель» взорван, а большинство тех посудин — цело.

— То есть как?

— Очень просто: на них открыли кингстоны, суда и затонули... Не стали на них взрывчатку тратить — они того не стоили. Да и не предвидели беляки, что мы их поднимать надумаем. Взорвали только крейсеры «Лейтенант Овцын» и «Орлик».

Шестаков переглянулся с Неустроевым, и на лице начальника экспедиции появилась тень надежды.

— А что... можно было бы попробовать... — задорно сказал Неустроев. — Только неясно — для начала, — как мы этих утопленников разыщем?

— Это я предусмотрел! — объявил с горделивой улыбкой Щекутьев. — У меня все на карте отмечено.

— Ну— у, молодец! — Шестаков радостно хлопнул Щекутьева по плечу. — Хвалю за службу!

Щекутьев весело отозвался!

— Служу революции!

— Значит, так... Сегодня же приступаем к расстановке буев на местах затопления кораблей — согласно отметкам на карте товарища Щекутьева, — деловито резюмировал Шестаков. — Завтра в составе всего штаба и приданных специалистов выйдем в море, посмотрим на месте...

• Предыдущая
• 26/44
• Следующая