Людишки - Уэстлейк Дональд Эдвин - Страница 9
- Предыдущая
- 9/77
- Следующая
Пожав Филдингу руку, Григорий сказал:
– Петр Пекарь.
Он испытал истинное удовольствие, услышав исполненное горестного изумления «кряк» кагэбэшника (Михаил от экономики радостно хихикнул, вспоминая что-то).
Филдинг тоже обрадовался.
– Правда? Этот парень – настоящий смутьян!
– Да, – согласился Григорий и расслабился, нежась в лучах славы Петра Пекаря.
– Если бы несколько лет назад он вякнул то, что свободно говорит теперь, сразу же отправился бы прямиком в Сибирь, – добавил Филдинг, качая головой.
– Ну, по крайнему меру он бы там имел меня, – заверил американца Григорий. – Если Петр Пекарь простуживает себя, я, от своя сторона, тотчас чихать меня. – Он удивился той легкости, с какой вдруг заговорил по-английски, стоило только начать. Оказывается, тут нет ничего невозможного.
– Я пыталась смотреть здешние телепередачи, – сказала Сьюзан. – Но это просто мучение. На вид – вроде как наши, американские. И новости, и спорт, и игры, но я не понимаю, кто что говорит. Ну а с надписями и вовсе беда, я не знаю даже букв! – воскликнула она, смеясь над собственной беспомощностью.
– Конечно, я видель вашу американскую телевизию, – сказал Григорий. Девушка ему нравилась. Она держалась просто и уверенно. Ему хотелось продолжать разговор, и не важно, насколько это трудно. – В телестанции присваивают трансляцию через спутник. Иногда я вижу новости Си-эн-эн. Вы знаете эту программу?
– О, разумеется, – отвечала Сьюзан. – Кабельная сеть. Должно быть, с вашей точки зрения, это воспринимается совсем иначе.
– Какой позитивизм. – Григорий улыбнулся ей, надеясь, что в английском языке, есть это слово. – Дикторы говорят так уверенно. У нас никто ни во что не уверен со дня Сталин скончаться.
Сьюзан засмеялась, удивилась этому и сказала:
– Это одна из шуток, которые вы сочиняете для как бишь его?
– Прошу прощения?
– Ой, извините. – Сьюзан, как могла, объяснила смысл английского перевода выражения «как бишь его», а тем временем экономист Михаил нежно отвел Джека Филдинга в сторону и возобновил разговор:
– Да, так вот, об этом вашем свободном рынке. Теперь, когда японцы дышат вам в затылок, вы не станете отстаивать идею полного возврата к нему.
(Одновременно другой Михаил произнес, тоже обращаясь к Филдингу: «Я должэн гаварыт с вы про этат ваш пасольство. Есть нада решыт ешо нескалка вапросов».)
– Всем приходится приспосабливаться к меняющейся действительности, – пробормотал Филдинг, послушно бредя следом за Михаилом и оставив Сьюзан наедине с Григорием, который пытался втолковать девушке, почему псевдоним Петр Пекарь сам по себе должен вызывать смех у русского зрителя. Объяснить это оказалось довольно сложно, да так и не удалось. Тем не менее разговор продолжался. Сьюзан поведала, как она очутилась в Москве, выиграв конкурс американской водочной компании. Объяснение оказалось непростым и для нее и вышло совсем уж неудачным.
Они беседовали уже довольно долго, обсуждая в основном красоты Москвы и ближнего Подмосковья, когда Григорий вдруг заметил, что толпа немного поредела, и испуганно взглянул на часы. Было почти десять минут девятого.
– Ой, нет, – пробормотал он. – Я опоздал для моя пилюля. Нельзя ли попытать вас подержать мой стопарь? Спасибо.
Сьюзан держала два почти пустых бокала, а Григорий тем временем достал из кармана пиджака картонный спичечный коробок и извлек на свет большую зеленую капсулу. Улыбнувшись и пожав плечами, он сказал:
– Прежде я никогда не брал эту дрянь с водкой. Может, сильнее заработает.
Забрав у девушки стакан, Григорий осушил его, а заодно и запил пилюлю.
– У вас грипп? – спросила Сьюзан. А потом, поскольку его английский был очень клочковатым и изобиловал неожиданными, удивительными лексическими провалами, решила объяснить: – Какая-нибудь простуда или что?
– Нет, ничего наподобие, – ответил ей Григорий. – Я вовсе не… как это… заразный. – Посмотрев в сторону стойки, он спросил: – Любознательно, они уже не оделяют выпивкой?
– Боюсь, что нет, – ответила Сьюзан и решилась: – Знаете, американские туристы пригласили меня на обед. Там будут два экскурсовода из «Интуриста» и один русский из какой-то торговой комиссии. Почему бы вам не пойти с нами? Уверена, вам будут рады.
«Приключение! – подумал Григорий. – Может быть, последнее».
– Со счастьем принимаю ваше призывание, – ответил он.
Только за десертом и десертным вином Григорий наконец рассказал Сьюзан о состоянии своего здоровья и его причинах.
– Чернобыль?
– Да.
Он уже так накачался водкой и добрым вином, так напичкал себя хорошей едой и приятными ощущениями, что совсем забылся. Корявый английский был забыт, болезнь была забыта, принадлежность к числу простых киевских мужиков – тоже. Да и вообще позабыто было все на свете. Он рассказал о себе Сьюзан просто потому, что ему хотелось рассказать о себе хоть кому-нибудь.
Слева и справа от них за длинным столом продолжались бессвязные разговоры, но Григорий пропускал их мимо ушей. Как же хорошо: наконец он кому-то доверился. Наконец он произносит слова, которым кто-то внимает. Кто-то вне стен клиники. Человек, который увезет это с собой на край света, уедет, исчезнет, и тогда он, Григорий, тоже сможет тихо и спокойно вернуться на круги своя. На свою привычную нисходящую спираль.
Сьюзан была потрясена.
– Рак? Лучевая болезнь? Да что с вами? И нет никакой надежды? Григорий, послушайте! У меня есть брат, то ли двоюродный, то ли троюродный, то ли еще какой. Я с ним почти не вижусь, ну, может, раз-два в год, но не в том дело… – Сьюзан тоже была под мухой, к тому же в такой час она обычно уже спала. – А дело в том, что он врач, занимается наукой. Большой специалист по СПИДу, работает в исследовательском центре Нью-Йоркского университета. Я ему позвоню…
– Слишком бегло, – пробормотал Григорий. Перед глазами все плыло. Он помахал рукой, тщетно пытаясь поставить запруду на пути этого словесного потока. – Слишком бегло. Слишком бегло. Не ловлю.
– Мой брат, – медленно и четко выговорила Сьюзан, – может что-то знать, чем-то помочь. Я ему телефонирую. Вы могли бы выбраться в Нью-Йорк, если будет нужно? Вам хватит денег? Есть где занять? Вас выпустят отсюда?
Григорий засмеялся, потешаясь над самим собой.
– Деньги имею, – ответил он. – И врачи меня отпускают, если от этой езды будет какая польза. Но в этом нет хорошей вещи, Сьюзан. Не для меня. Топор упал. Он уже упал.
– Но вам-то не обязательно падать духом и идти ко дну, как топор, – возразила Сьюзан, и Григорию вспомнились дикторы Си-эн-эн, сообщающие добрые вести. – Вам никак нельзя падать духом. Я позвоню брату. Прежде чем начать изучать СПИД, он был… – Вдруг она умолкла, нахмурилась, подалась к Григорию через стол и, заглянув ему в глаза, спросила: – Григорий, а в России есть больные СПИДом?
– Да, конечно, – ответил он, сопровождая свои слова мрачно-торжественным кивком. – Положение очень серьезное. В больницах, понятно?
– В больницах?
– Иголки. Мы не имеем достатка иголок в Советах, – объяснил Григорий. – Поэтому они идут в действие… как это по-вашему… многоразово.
– Снова и снова.
– Да, снова и снова. Многие матери и младенцы… как это… зараживались. Снова и снова. – Его глаза, казалось, ввалились еще глубже, а взгляд сделался и вовсе больным.
Много смертей. Тут повсюду смерть кругом. Ой, Сьюзан, все умирает. Все умирает, Сьюзан.
Нигде в мире водку больше не гонят из картофеля. Это мне известно. Я знаю все, что должен знать, чтобы воплотить Его замысел. Но ведомо ли это Михаилу? Возможно. Однако считает ли Михаил, что это ведомо и Сьюзан Кэрриган? Впрочем, не важно.
А важно – набрать актеров, исполнителей, которые будут совершать необходимые действия, и свести их вместе. А ведь делать это предстоит в некоторой спешке, вот почему я поторопился познакомить Сьюзан и Григория, представ перед каждым из них в самом подходящем на тогдашний момент облике: перед Сьюзан – как человек, с которым ей хорошо, а перед Григорием – в облике, вызывающем доверие. Я бы свел их гораздо более изящно и тонко, но мне надо было справиться с этой задачей как можно быстрее.
- Предыдущая
- 9/77
- Следующая
