Экстази - Уэлш Ирвин - Страница 16

• Предыдущая
• 16/58
• Следующая

Откупорив третью по счету бутылку красного вина в одном из баров на Кенсингтон-стрит, он смог только начать ее и понял, что достиг той стадии опьянения, которая предшествует полной потере сознания. Не без труда подав руку бармену, он, шатаясь, выбрел на улицу.

Было еще светло, но Перки Наварро был пьян так, что не заметил ехавшую на полной скорости машину. Он ничего не почувствовал, пока не перелетел через капот врезавшегося в него автомобиля, и ничего не понял, пока не пришел в себя в больнице всего лишь на несколько минут.

Несмотря на туманное сознание и шум в голове, Перки разглядел незнакомые и разнообразные лица медицинских работников, окруживших его постель. Одного из них он встречал раньше, — знакомая похотливая улыбочка попала в фокус его затуманенного взгляда, резким гротеском выделяясь на фоне безличного профессионализма, излучаемого докторами.

Реальность постепенно уплывала от Перкса, он отчетливо видел перед собой это лицо — все ближе и ближе. Последнее, что слышал в своей жизни Перки Наварро, был голос Фредди:

— Ты в ха-ароших руках, Перки, старина. Мы а тебе тут ха-арошо позаботимся…

К несчастью, Перки Наварро умер. Этим вечером во время перерыва Ивонн Крофт спустилась в патологоанато-мию повидаться с Гленом. Она услышала шум, доносящийся из-за закрытой двери в лабораторию.

— Кто это там? — спросила она Глена.

— Да это просто Фредди, — улыбнулся Глен, — старый приятель покойника. Он слегка экзальтирован, прощается по-своему.

— Вот как, — сказала Ивонн. — Неплохо.

— Да-да, — ответил Глен. — Хочешь кофе? Она улыбнулась в знак согласия, и Глен повел ее в буфет.

Два человека играли крайне важную роль в правлении больницы Св. Губбина. И у каждого из них была в этом своя, особая выгода. И оба они твердо знали, что не собираются расставаться с тем, что имеют, с тем, что было для них особенно ценно.

Алан Свит был одним из них. Он пригласил к себе становившегося все более назойливым Джеффри Клементса, молодого патологоанатома, на откровенную беседу по поводу продолжавшихся обвинений с его стороны в нарушении врачебной этики на отделении.

Только Джеффри открыл рот, как почувствовал на своем лице хлороформную маску. Он попытался оказать сопротивление, но Фредди Ройл, второй из не желавших обнародования находок молодого доктора, был родом из деревни и обладал мертвой хваткой.

Алан Свит подбежал к нему, чтобы помочь удержать их жертву, но Джеффри уже терял сознание.

Постепенно приходя в себя, Джеффри Клементе понял, что связан по рукам и ногам и не может пошевелиться. И, несмотря на то что крашеная блондинка по имени Кэнди сидела на нем верхом и трахала анус доктора пристегнутым к животу искусственным членом, а девица по имени Джэйд терлась промежностью о его бородатое лицо, Клементе чувствовал себя счастливым и расслабленным.

— У-ух, а-атлично смотритесь! — прокричал Фредди Ройл, снимая всю сцену на видеокамеру в старой квартире Перки. — Да-а, мышечные релаксанты и в самом деле творят чудеса, а, Джеффри, дружище?

В своем полуидиотском счастливом состоянии Клементе смог лишь неслышно простонать в кустистый пах девицы по имени Джэйд.

— Многие могут увидеть эту пленку, Джеффри. Конечно же, мы оба знаем, что этого не случится, правда? — с улыбкой обратился к нему Свит. — Дела, как дела, я думаю, — рассмеялся Фредди. — У-yx, смотрится а-атлично!

Ребекка отлично чувствовала себя в Форуме. Наркотик открывал ей новые стороны в музыке. Все ее волнения прошли, — она сидела в чил-ауте и наслаждалась накатывающимися внутри нее волнами МДМА и музыки. Она посмотрела на Лоррейн, танцующую под апокалиптически безумные звуки гудков и сирен, — сумасшедший кошмар мегаполиса FX поверх соблазнительно неугомонного брейк-бита. Ребекка поехала в Ливингстон вместе с Лоррейн — развеяться и забыть. Лоррейн танцевала в группе знакомых ей ребят. Джангл впервые звучал в Форуме, — играли двое лучших лондонских ди-джеев. Лоррейн выглядела совершенно счастливой. Ребекка подумала о названии своего нового романа: Лоррейн едет в Ливингстон. Скорей всего, он никогда не будет напечатан. Но это было уже неважно.

И тут, в самом разгаре ливингстонского джангла, с Лоррейн что-то случилось. Она обнималась с кем-то, прижимаясь губами к лицу, которое было рядом с ней весь вечер. И это было приятно. Лоррейн было хорошо. Она была рада, что вернулась в Ливингстон. Вернулась домой.

Столдорф — живописная деревушка, как на открытке из Баварии, расположенная милях в восьмидесяти на северо-восток от Мюнхена на самом краю Бэйришер Вальд, густого лесного массива. Теперешняя деревня на самом деле была уже второй под названием Столдорф, — средневековые развалины первой находились в миле от нее; тогда разлившийся Дунай вышел из берегов и затопил часть поселения. Дабы избежать затопления в будущем, деревню перенесли подальше от берега непокорной реки к самому краю горного леса, башнеподобными ступенями нависающего над чешской границей.

Гюнтер Эммерих, предки которого жили здесь издавна, избрал умиротворенную, идиллическую деревушку в качестве постоянного места жительства. Когда местную аптеку выставили на продажу шесть лет тому назад, Эммерих решил приобрести ее, оставив суетный мир больших корпораций и жизнь, полную стрессов.

И он не пожалел о своем решении. Гюнтер Эммерих пребывал в довольстве, чувствуя себя человеком, у которого есть все, что ему нужно. К тому же его отчасти тешило ощущение, что именно так его и воспринимали окружающие — пожилой человек, имеющий молодую жену, ребенка, здоровье и достаток. Положение местного аптекаря вкупе со старинными родственными связями создало благоприятные условия для принятия его в жизнь деревенского общества, обыкновенно закрытую для посторонних. Будучи скромным по природе, Эммерих был далек от того, чтобы выставлять напоказ свою удачно сложившуюся жизнь, и потому не вызывал зависти у соседей. Именно это качество и подвело его в корпоративном мире, где люди с куда более скромными способностями взбирались гораздо выше по карьерной лестнице лишь благодаря своему умению громче бить в барабаны. Здесь же, в Столдорфе, этот недостаток превращался в настоящее достоинство. Местные жители уважали тихого, вежливого и усердного соседа, восхищались красотой его молодой супруги и ребенка. Но, несмотря на то, что у Гюнтера Эммериха были все основания быть довольным жизнью, в нем присутствовало смутное и фаталистичное беспокойство; будто он предчувствовал, что однажды может лишиться всего, что имеет. Гюнтер Эммерих осознавал, как хрупка жизнь.

Что касается Бриджитт Эммерих, то она была еще более заодно с окружающим миром, чем ее супруг. В юности у нее были проблемы с психикой и наркотиками, но теперь она считала, что самой большой удачей в жизни было выйти замуж за этого пожилого аптекаря. Она еще помнила о своем прошлом в Мюнхене, в районе Ньюперлах, где она употребляла и продавала амфетамины. Как иронично, что она вышла замуж за фармацевта! Она осознавала, что их связь не была основана на взаимной страсти, но растущая привязанность за четыре года их совместной жизни создала прочную основу взаимоотношений и окрепла еще сильнее с рождением сына.

Не вызывающая сомнений открыточная прелесть Столдорфа тем не менее была по сути своей обманчива — как и большинство местечек, деревня обладала несколькими лицами. Столдорф находился в одном из самых, до недавнего времени, недоступных районов Европы, на краю старого раздела между Западом и Востоком, именуемого «железным занавесом». В темноте ночи глухой лес, нависавший над деревней, порождал ауру недобрых предчувствий, создавая почву для старинных сказок о Страшном Звере, таящемся в укромных уголках лесной чащи. Религиозность Гюнтера Эммериха не мешала ему оставаться при этом человеком науки. Он не верил в сказки о Страшном Звере, который обитает в глухой чаще и следит за жителями из глубины леса. Однако иногда ему казалось, будто за ним наблюдают, следят, его разыскивают. Гюнтер знал гораздо больше о том зле, на которое способны именно люди, а не сказочные чудовища.

• Предыдущая
• 16/58
• Следующая