На игле - Уэлш Ирвин - Страница 57

• Предыдущая
• 57/72
• Следующая

— Всё ты знаешь, сука! Он твой ёбаный двоюродный брат, Картоха. Дес! Дес Фини!

— …а-а… тот Дес. Всё равно я его почти не знаю. Просто, это самое, сталкивался пару раз с этим чувачком, когда мы ещё были пацанами, врубаешься? Тяжко, Хэйзел на вечерине с другим парнем, это самое, а Рентс — с Келли, да… тяжко.

— Всё равно эта Хэйзел — надутая корова. Я ещё ни разу не видел, чтоб она улыбалась. Не удивительно, что она сошлась с Рентсом. Какой кайф лазить с чуваком, который постоянно ходит уторчанный?

— Ага, это самое… тяжко… — Картошка на мгновение задумывается над тем, не намекает ли Гев на него самого, говоря о людях, которые постоянно ходят уторчанные, но потом приходит к выводу, что это было безобидное замечание. Гев был совершенно прав.

Помрачённый рассудок Картошки обращается к теме секса. Все уже, похоже, успели перетрахаться, все, за исключением его. А он очень любит тутуриться. Но его проблема в том, что трезвый он очень робеет, а пьяный или вмазанный не может связать двух слов, чтобы произвести впечатление на женщину. В данный момент ему нравится Никола Хэнлон, которая, по его словам, чем-то похожа на Кайли Миноуг.

Несколько месяцев назад Никола заговорила с ним, когда они шли с вечеринки в Сайтхилле на вечеринку в Уэстер-Хейлз. Отделившись от остальных, они наболтались вдоволь. Никола оказалась очень общительной, а Картошка, закинутый «спидом», трещал без остановки. Ему казалось, что она ловит каждое его слово. Картошке хотелось идти и идти бесконечно, идти и разговаривать. Когда они спустились в подземный переход, он решил попробовать обнять Николу. И тогда у него в голове всплыли слова песни «Смитс», которую он всегда любил, под названием «Есть свет, что никогда не гаснет»:

Морриссэй своим печальным голосом выразил его собственные чувства. Он не обнял Николу и поставил крест на всех своих попытках замолодить её. Вместо этого он заперся с Рентсом и Метти в спальне, наслаждаясь блаженной свободой от необходимости думать, снимет он её или нет.

Картошка добивался секса, обычно, только тогда, когда становился намного напористее. Но даже в этих редких случаях его повсюду подстерегала беда. Однажды вечером Лора Макэван, девица с кошмарной сексуальной репутацией, заграбастала его в баре «Грассмаркет» и потащила к себе домой.

— Я хочу, чтоб ты лишил девственности мою задницу, — сказала она ему.

— Э? — Картошка не верил своим ушам.

— Выеби меня в жопу. Я ещё никогда этого не делала.

— Э, ага, это было бы… классно, э, это самое, э, хорошо…

Картошка ощутил себя избранным. Он знал, что Дохлый, Рентон и Метти были с Лорой, которая прифакивалась к каждому парню из их компании, а затем переходила к следующему. Вся суть была в том, что они никогда не делали с ней того, что должен был сделать он.

Однако для начала Лора проделала над Картошкой некоторые манипуляции. Она связала изолентой его кисти и лодыжки.

— Просто я не хочу, чтобы ты сделал мне больно. Понимаешь? Мы будем делать это боком. Как только мне станет больно, всё, пиздец. Согласен? Потому что никто не может сделать мне больно. Ни один пидор не может сделать мне больно. Ты меня понял? — сказала она с горечью в голосе.

— Ага… понял, это самое, понял… — сказал Картошка. Он не хотел никому причинять боль и был шокирован этим наездом.

Лора отступила назад и полюбовалась своей работой.

— Выеби меня, это так классно, — сказала она, поглаживая промежность. Голый Картошка лежал на кровати, связанный по рукам и ногам. Он чувствовал себя беззащитным и почему-то стеснялся. Его ещё никогда не связывали, и ему никогда не говорили, что он классный. Тем временем Лора взяла в рот его длинный и тонкий член и начала его сосать.

Она чувствовала интуитивно и знала по опыту, когда нужно остановиться. До предела возбуждённый Картошка вот-вот должен был кончить. В этот момент она встала и вышла из комнаты. Связанного Картошку охватила паранойя. Все говорили, что Лора чокнутая. Она трахала всех и каждого, с тех пор как упекла своего постоянного партнёра, парня по имени Рой, в психушку, сытая по горло его импотенцией, запоями и депрессией. Но, в первую очередь, конечно, импотенцией.

— Он уже сто лет не ебал меня как следует, — говорила Лора Картошке, словно оправдываясь за то, что сдала его в дурдом. Впрочем, рассуждал Картошка, её жестокость и безжалостность были частью её привлекательности. Например, Дохлый называл её «богиней секса».

Она вернулась в спальню и посмотрела на него, связанного и находящегося в полной её власти.

— Теперь я хочу, чтоб ты отдрючил меня в жопу. Но сначала я хорошенько намажу твой хуй вазелином, чтоб он не сделал мне больно, когда ты будешь его вставлять. Мои мышцы сожмутся, потому что это для меня впервые, но я попытаюсь расслабиться, — она взяла косяк и сделала глубокую затяжку.

Лора была не очень-то аккуратной девушкой. Вазелина в ванной не оказалось. Но она отыскала какое-то другое вещество, которое можно было использовать вместо смазки. Оно было липким и клейким. Лора обильно намазала им Картошкин член. Это был резиновый клей.

Он въелся ему в кожу, и Картошка заорал благим матом от нестерпимой боли. Он судорожно извивался на кровати, ощущая, как отваливается головка его пениса.

— Блядство. Извини, Картошка, — сказала Лора, разинув рот от неожиданности.

Она помогла ему встать с постели и добраться до туалета. Он поскакал к умывальнику; слёзы боли застилали ему глаза. Лора набрала в раковину воды и ушла искать нож, чтобы разрезать изоленту на его кистях и лодыжках.

С трудом удерживая равновесие, Картошка окунул свой член в воду. Жжение внезапно усилилось, и он отскочил в шоке назад. Падая на спину, он задел головой унитаз и разбил себе бровь. Когда вернулась Лора, Картошка лежал без сознания, а густая, тёмная кровь стекала на линолеум.

Лора вызвала «скорую». Картошка очнулся в больнице с шестью швами на брови и тяжёлым сотрясением мозга.

Он так и не трахнул её в задницу. По слухам, расстроенная Лора сразу же позвонила Дохлому, который приехал и заменил своего друга.

Вскоре после этого случая Картошка увлёкся Николой Хэнлон.

— Э, странно, что малютка Никки не пришла на вечерину, это самое… знаешь малютку Никки, это самое? — спросил он Гева.

— Угу. Грязная шлюшка. Ебётся во все дыры, — как бы невзначай обронил Гев.

— Правда?

Заметив с трудом скрываемые тревогу и беспокойство на лице Картошки и упиваясь ими, Гев продолжил холодным, отрывистым, деловым тоном, внутренне ликуя:

— Угу. Я оттопырил её пару раз. Кстати, она неплохо ебётся. Дохлый с ней был. Рентс, и всё такое. Томми, наверно, тоже. Одно время он за ней увивался…

— Да?… э, ясно… — Картошка поник и в то же время обрадовался. Он решил впредь реже ширяться, чтобы не пропускать того, что творится у него под носом.

За столиком Бегби объявляет о том, что ему нужно основательно подкрепиться:

— Ёбаный я Ли Марвин! Давайте захаваем по бутерброду и забуримся в какой-нибудь пиздатый кабак. — Подобно заносчивому аристократу, попавшему в стеснённые обстоятельства, он окидывает злобным взглядом этот похожий на пещеру, почерневший от никотина бар. Он только сейчас заметил старого пьяницу у стойки.

Было ещё темно, когда они вышли из пивной и отправились в кафе на Портленд-стрит.

— Всем по полному завтраку, — Бегби с восторгом смотрит на остальных.

Все одобрительно кивают, за исключением Рентона.

— Не-а, я мяса не хочу, — говорит он.

— Тогда я заточу твой ёбаный бекон, сосиску и ёбаную кровянку впридачу, — предложил Бегби.

— Ради бога, — саркастично замечает Рентон.

— Тогда махнёмся, на хуй, на мою ёбаную яичницу с бобами и томатом!

• Предыдущая
• 57/72
• Следующая