Рожденные звездами - Уэллс Герберт Джордж - Страница 1

• 1/4
• Следующая

Идея родилась ноябрьским утром в Планетарном клубе.

Но прежде чем описывать впечатление, произведённое ею на мистера Джозефа Дейвиса в курительной комнате клуба после завтрака, лучше, пожалуй, рассказать читателю кое-что о нём самом.

Начнём с начала. Родился он в конце столетия, во время весеннего равноденствия. Он пришёл в мир с живым и бойким умом, и его смышленость была отрадой матери и нянек. Как и полагается представителю рода человеческого, он хватал мир, косился на него, потом стал глядеть прямо, завладевал вещами и совал их в рот, начал подражать, издавать и понимать звуки и постепенно создал себе картину того мира, в котором мы живём.

Няня рассказывала и пела ему; мать пела и рассказывала; в своё время явилась гувернантка и стала рассказывать; потом домашняя учительница, и школа, и множество людей, и картинки, и книжечки с односложными словами, затем множество обыкновенных книг, затем толстый сладкоречивый священник, и всякие сухопарые мальчишки, и разный пёстрый народ – все продолжали рассказывать и рассказывать ему. И так всё больше прояснялась его картина мира, его представление о самом себе и о том, что ему надо было делать, что он должен был и хотел делать.

Но лишь очень постепенно начал он сознавать, что в его картине мира есть нечто, чего, может быть, нет в картинах мира окружающих людей. В общем мир, который они преподносили ему, казался реальным и правильным – и только, больше ничего. Есть, как они утверждали, хорошие люди, просто хорошие, и плохие вещи – ужасные, и вещи отвратительные, о которых даже и думать нельзя никогда, и есть люди хорошие и плохие, и просто чудесные люди, которых надо любить, превозносить и слушаться, и люди, которые вам не нравятся, люди богатые, которые вас преследуют, если вы что-нибудь у них возьмёте, и переедут вас автомобилем, если вы зазеваетесь, и люди бедные, которые за небольшие деньги оказывают вам услуги, и всё это очень мило и ясно, определённо, и вы идёте своим путём с оглядкой и счастливы, и довольно часто смеётесь.

Ему рассказали, что левантинский бог восточного происхождения, бог Авраама, Исаака и Иакова, создал весь мир, звёзды и атомы, всё целиком в шесть дней, и создал замечательно и идеально, и пустил всё это в ход, и после кое-каких неизбежных неприятностей, грехопадения и потопа, устроил земное счастье, благополучие и вечное блаженство Иосифу, что казалось ему весьма приятным положением. А потом ему показали удивительные изображения Адама и Евы, Каина и Авеля и дали ему поиграть Ноевым ковчегом и рассказали простые библейские истории.

И вот в то же время ему попалась в доме книга с картинками животных, совсем не похожих на тех, что забредали в райский сад и плавали в ковчеге. Изображения людей неприятного титекоидного типа, очевидно, живших задолго до того как были созданы Адам и Ева. Очевидно, масса вещей произошла ещё до создания Адама и Евы. Но когда он начал любопытствовать на счёт добиблейского мира и задавать всякие вопросы, очередная гувернантка побранила его и убрала сбившую его с толку книгу.

Его отдали в школу св. Гобарта, а потом в Кэмборн-холл, в Оксфорд.

В Оксфорде он от случая к случаю разговаривал и думал, делая вид, что много думает, и сам воображал, что много думает. Дуализм, промелькнувший у него в детстве, оставался неразрешимым. Существующий мир не выдерживал его основательной критики, но представлял ему придумать любой воображаемый мир. Он был налицо, реальный, определённый мир, в сущности, может быть, неосновательный, но сколоченный здорово. Колоссальное нагромождение лицемерия, но зато дело на ходу. Так оно есть.

Важные решения приходится принимать нам всем, а три-четыре университетских года мы выбираем дорогу, и потом у нас уже мало возможностей воротиться назад. У мистера Джозефа Дейвиса были живой ум и бойкое перо, и он уже писал, и писал довольно хорошо, когда кончал. Он решил стать писателем. Отец оставил ему порядочное состояние, и мысль о материальной выгоде над ним не тяготела. Он стал писать о весёлых, более спокойных сторонах жизни. Он был за показное. Он начал писать бодрые и героические книги и бессовестно насмехаться над колебаниями и сомнениями. В том, что я пишу, говорил он, будут знамёна, трубы, барабаны. Никакой сатиры, ничего опровергающего. Социология выходит из моды. Поэтому он обрёк себя. Начал он с популярных исторических романов, затем писал рассказы о всяких подвигах храбрости.

Его первая книга называлась «Король Ричард и Саладин», потом он написал «Поющих моряков». Затем он выпустил «Рази молотом», «Рази мечом», а после этого прошёлся по всей истории человеческого рода, рассказал о громких похождениях Александра, Цезаря и Чингисхана («Могучие всадники»), о елизаветинских пиратах, завоевателях и так далее. Но так как у него были здоровое инстинктивное понимание хорошего стиля и исключительно восприимчивая натура, то чем больше он писал, тем больше читал и учился и – в чём заключалось всё зло – думал.

Ему не следовало думать. Выбрав путь, он должен был, как разумный человек, перестать думать.

В Планетарном клубе бывает множество необычных бесед. В нём есть ядро любой науки, главным образом, приверженцы точных наук, серьёзные, застенчивые, аккуратные люди, но вокруг них насадились биологи, инженеры, исследователи, чиновники, адвокаты, криминалисты, писатели, и там есть даже один или два актёра. В курительной, где происходит большинство бесед, можно затронуть любую тему, но заметно сильное предубеждение против пережёвывания газет. Поднимаясь по ступенькам клуба, мистер Дейвис попытался отогнать жуткие тени, угнетавшие его дух, и придать себе то настроение, какого можно ожидать от темпераментного оптимиста.

Но, направляясь через вестибюль в столовую, он всё ещё не знал, сесть ему за один из маленьких столиков и оставаться в угнетённом состоянии или занять место за общим столом. Он предпочёл одиночество, но, приняв это решение, тут же раскаялся и после одинокого завтрака попытался заставить себя быть общительным и присоединился к кружку, разговаривавшему между окном и камином. Он устроился рядом с Фоксфилдом, этим волосатым, неопрятным биологом, возбудившим в нём чувство чуть снисходительной приязни. В известной степени направление разговору придавало присутствие нового члена клуба, парламентского адвоката, которому в ближайшее время предстояло блестящее будущее и который сознавал это.

Вдруг он выпрямился в кресле.

– Послушайте! – сказал он. – Мне пришла в голову одна мысль! Допустим…

Тут он сделал паузу. Это «допустим» было похоже у него на какой-то сочный фрукт, который он секунду держал перед слушателями, прежде чем выдавить сок.

– …допустим, что эти космические лучи идут к нам с Марса!

– Я же вам говорил, что они идут со всех направлений, – сказал старый профессор.

– И в том числе от Марса. Да. От Марса, от этого дряхлого, старшего брата Земли. От Марса, где разумная жизнь шагнула далеко за пределы того, что когда-либо знала наша планета. С замерзающего, истощённого, погибающего Марса. Быть может кто-нибудь из вас читал книгу «Война миров», не помню кто её написал: Жюль Верн, Конан Дойль или кто-то ещё из этих парней. Там рассказывается, как эти марсиане вторглись на землю, хотели её колонизировать и истребить человечество. Безнадёжная попытка! Они не выдержали нашего атмосферного давления, силы земного притяжения, а прикончили их бактерии. Это было безнадёжно с самого начала. Единственная невозможная вещь в этой истории заключается в том, что нельзя представить, чтобы марсиане могли оказаться подобными дураками и попытаться сделать что-нибудь в этом роде. Но…

• 1/4
• Следующая