Забытая трагедия. Россия в первой мировой войне - Уткин Анатолий Иванович - Страница 51

• Предыдущая
• 51/139
• Следующая

Посещение посольств политическими оппозиционерами не прошло незамеченным для царского правительства. Можно допустить, что западные послы допустили демонстративность намеренно. У них вызывала активный протест готовящаяся перемена в составе русского правительства — отставка С.Д. Сазонова. Всем была хорошо известна его приверженность делу Антанты. Этот министр был для Запада своего рода гарантом союзнической лояльности России. У Сазонова сложилась многолетняя дружба с Бьюкененом и Палеологом, он быстро наладил контакт с Френсисом. Стремясь сохранить его во главе русской дипломатии, посол Палеолог послал в ставку императора Николая телеграмму следующего содержания: «Английский посол и я очень встревожены по поводу того, какое впечатление произведет в Германии отставка русского министра иностранных дел, ибо усталость его является недостаточным поводом для объяснения его ухода. В наступающий решительный час войны все, что рискует показаться изменением политики союзников, могло бы повести за собой самые неприятные последствия».

Отставка Сазонова вызвала своего рода панику в союзных столицах — в ней усмотрели грозный знак возможности перемены Россией политической линии. Палеолог и Бьюкенен старались успокоить Париж и Лондон, но при этом не скрывали, что в жизни России происходят существенные перемены — на политическую арену выходят новые силы. Более того, послы намекнули, что уход Сазонова следует считать признаком усиления прогерманских сил. «Наши переговоры отныне не останутся тайной для некоторых германофильски настроенных лиц, которые, поддерживая связи с немецкой аристократией и финансовыми кругами и питая отвращение к либерализму и демократии, являются сторонниками примирения с Германией… Национальный подъем в России еще настолько велик, что играть в открытую для них невозможно. Но если через несколько месяцев, к началу зимы, наши военные успехи не оправдают надежд, если русская армия будет иметь больший успех, чем наша, тогда немецкая партия в Петрограде станет опасной, благодаря поддержке со стороны своих сообщников в министерстве иностранных дел» {241}.

Объясняя для Вашингтона происходящее в Петрограде, посол Френсис также подавал отставку Сазонова вынужденной, произведенной под давлением прогерманских сил — сторонников укрепления абсолютной монархии, группирующихся вокруг двора.

Портфель Сазонова взял председатель совета министров Б. В. Штюрмер, что вызвало у Запада опасения. Бьюкенен писал в Лондон о Штюрмере как о «германофиле в душе» {242} . Британский посол полагал, что, не менее чем германофильство, опасность представляют его реакционные воззрения: «Будучи отъявленным реакционером, он в союзе с императрицей стремится сохранить самодержавие в неприкосновенности». Внутренние охранительные функции могут породить перемену внешней ориентации. Отныне западные послы уже не считали фантастической возможность выхода России из войны; теперь они требовали, чтобы Запад в своих политических и стратегических расчетах не исключал эту возможность. Беря на себя смелость «политического фантазирования», они полагали, что если в России император Николай будет вынужден уйти с престола, то Россия вскоре начнет уклоняться от участия в войне.

По меньшей мере, можно было констатировать, что царь пожертвовал одним из верных своих слуг, доказавших лояльность союзникам; если уходят лояльные прозападные деятели — то кто же приходит им на смену? Едва ли нужно специально подчеркивать, что на протяжении всех лет войны Запад страшила победа в России прогерманской партии.

В посольства западных стран от их правительств поступают запросы: кто представляет опасность, кто выступает против союза с Антантой, кто толкает на путь сепаратного соглашения с Германией? Запад желал знать своего противника в России. Вывод лучших западных специалистов сводился к следующему: это дворянство балтийских провинций, группа высших лиц при дворе, реакционная часть Государственного Совета и Думы, фракция сената, часть крупных финансистов и промышленников. Их лидерами были председатель совета министров Б. Штюрмер, Г. Распутин, министр иностранных дел Добровольский и назначенный министр внутренних дел А. Протопопов. Прогерманская партия оказала влияние на императрицу, а та — на императора.

В дни русской Пасхи примерно сто русских солдат перешли с лучшими из намерений на ничейную полосу и были взяты в плен, что заставило генерала Брусилова издать приказ: «Все контакты с противником разрешены лишь посредством винтовки и штыка». 14 апреля 1916 г. Уинстон Черчилль, четвертый месяц сидевший в траншеях Западного фронта, писал жене: «Я очень сомневаюсь в конечном результате. Больше чем прежде я осознаю громадность стоящей перед нами задачи, и неумность способа ведения наших дел приводит меня в отчаяние. То же самое руководство, которое зависело от общественного мнения и поддержки, гаснет, будет готово заключить скоропалительный мир… Можем ли мы преуспеть там, где немцы, со всем их умением и искусством, не могут ничего сделать под Верденом? Нашу армию нельзя сравнить с их армией, и, конечно же, их штаб прошел подготовку посредством успешных экспериментов… Мы — дети в этой игре по сравнению с ними» {243}.

В этот же день командующий Юго-Западным фронтом генерал Брусилов (получивший образование в элитном Пажеском корпусе) выдвинул план наступления на широком фронте с явно стратегическими целями. Следовало воспользоваться германской сосредоточенностью на Вердене. Брусилов сосредоточил подле себя плеяду талантливых офицеров, и его послужной список в мировой войне был завидно победным. Его план предполагал наступление на широком фронте. Алексеев одобрил идею, но был более скуп в вопросе о подкреплениях. Характерно, что Брусилов держал дату своего наступления в тайне даже от императрицы. На вопрос: «готовы ли Вы начать наступление?» Брусилов отвечал почти негативно, ссылаясь на трудности со снабжением. Так и не добившись ответа, императрица покинула штаб Брусилова {244}.

4 июня Брусилов начал реализацию своего плана, приведшего, по мнению американского историка Стоуна, «к самой блистательной победе в войне» {245} . Первоначально он хотел начать наступление в июле, но неудачи итальянцев (итальянский король попросил царя помочь одна держащемуся итальянскому фронту) требовали союзнической поддержки, и русская артиллерия провела невероятную по масштабам артиллерийскую подготовку двумя тысячами орудий на фронте в 300 километров — от реки Припять до Буковины {246} . Артиллерийская канонада создала не менее пятидесяти прорывов в оборонительных сооружениях австрийцев. По сообщению командиров австрийских частей, «огромное густое облако покрыло поле боя, что позволило русским плотными колоннами подойти к нашим траншеям».,

Наступление вели все четыре армии; наибольший успех выпал на две крайние — Каледина справа и Лещицкого на левом фланге. Луцк был взят на второй день. За первую неделю боев русская армия взяла в плен более 30 тысяч солдат противника. К 12 июня Брусилов взял в плен 190 тысяч австрийских солдат, почти три тысячи генералов, двести тяжелых орудий, 645 пулеметов, двести гаубиц. Русские войска вошли в Черновцы и теперь стояли на пороге Австрии. Очередной точкой неожиданного для многих взлета Брусилова стала Коломея, при взятии которой к 29 июня в плен попали еще десять тысяч австрийцев. 8 июля русские войска взяли город Делятин, находившийся всего в неполных пятидесяти километрах от перевала Яблоница в Карпатах, открывающего путь на венгерскую равнину. В конце июля в руки Брусилова попали Броды вместе с 40 тысячами военнопленных. Общее число захваченных в плен австро-венгерских солдат достигло 350 тысяч, взяты были 400 орудий, 1300 пулеметов.

Царь Николай, ликуя, пишет царице Александре: «Наконец-то слово „победа“ появилось в официальном сообщении» {247} . Даже скептик Палеолог воспрял: «Наступление генерала Брусилова начинает принимать очертания победы» {248} . Крайней точкой восстановившего славу русского оружия брусиловского прорыва стал город Станислав, взятый 7 августа 1916 г. Брусилов взял в плен не только австрийцев, но и немцев. К немалому удивлению многих, на его пути оказались две турецкие дивизии. С немецкой стороны генерал Гофман насчитал двадцать семь языков среди сошедшихся в смертельной схватке народов. Немцы прочно овладели командованием с западной стороны, их упорство (Брусилов назвал их в мемуарах «львами») и подошедшие к концу российские резервы подвели к концу эту страницу истории войны. 11 сентября штаб Брусилова сообщил в ставку: «Мы близки к истощению людских ресурсов».

• Предыдущая
• 51/139
• Следующая