Радикальный ислам. Взгляд из Индии и России - Кургинян Сергей Ервандович - Страница 84

Можно с самого начала относиться к радикальному исламу как к идеологии зла… Но можно считать, что радикальный ислам – это ОДНО из средств решения реально существующей проблемы, возникающее вследствие усилий большого числа неравноправных и одиноких индивидов. «… Без сомнения, радикальный ислам в Европе, как и в исламском мире, все больше выступает как идеология отчаяния, вызванного разочарованием, беспомощностью и ощущением бессилия…»¹⁰.

Если это так, то для нас важно наметить контуры исследования и затем проверить, возможны ли альтернативные, более мягкие ответы на подобные вызовы.

Вторая ошибка, в которую мы, похоже, иногда впадаем, – это убеждение, что в войне идей конфликт существует между экстремистским исламом и христианским Западом… Напротив, это столкновение идей внутри мусульманских сообществ, это противоречие между умеренными и экстремистскими убеждениями в самом исламе.

Важно помнить, что радикалы в мусульманском сообществе прилагали усилия, чтобы найти объяснение окружавшей их реальности и пути решения осязаемых проблем. Но, поскольку применить для этих целей западные механизмы они не смогли, единственное, к чему оставалось прибегнуть, – это имеющийся в их распоряжении ограниченный набор идеологем и средств.

Поскольку мы пытаемся определить потенциал конфликта между коренным и мусульманским населением в Европе, необходимо рассмотреть вовлеченные в него слои с точки зрения их состава, относительной и абсолютной численности, а также возраста.

Эксперты, представляющие различные научные направления, обращают внимание на демографическую динамику коренного европейского населения и мусульманских общин в Европе. Тот факт, что в последних темпы прироста гораздо выше, служит причиной обеспокоенности многих европейцев.

Дополнительной причиной беспокойства является более молодой состав мусульманского населения по сравнению с коренным европейским. Высказывалось предположение, что значительная прослойка молодежи склонна к агрессии и насилию в большей степени, чем люди постарше.

Вопрос о том, КТО стремится или приходит к власти (формальной или неформальной), столь же важен, как и вопрос, КТО (или ЧТО) находился у власти прежде. Когда отдельное лицо или группа стремятся к власти или легитимации, это делается в порядке отрицания существующей власти.

Здесь, рискуя несколько упростить ситуацию, можно отметить, что западноевропейские государства пережили переход от структур, во главе которых стояли церковь и знать, к более универсальным. Этим объясняется и приверженность этих государств «светскости», и склонность рассматривать религию с некоторой долей подозрительности. Самым ярким примером является Франция.

Что же касается многих (если не большинства) территорий, населенных мусульманами, то власть в них принадлежала тому или иному западноевропейскому государству. В обыденном сознании это было равнозначно западному христианству, которое было «иным», «чужим», и именно мусульманская самоидентификация (в большей степени, чем национальная принадлежность) определяла границы собственной сущности. Наиболее отчетливо это заметно при рассмотрении того, как Турция встала на курс, совершенно отличный от других мусульманских стран (власть здесь принадлежала мусульманскому Халифату, а потому не было необходимости объединяться против «иного» под знаменем религиозной веры и можно было позволить себе большую светскость).

В общественном сознании подобные представления постепенно трансформировались в формулу «светский Запад против ислама». И, как это часто происходит, не только искусственно выстраивался образ «другого», но и «накачивалось» представление о собственном «я».

Логично, что, когда мигранты перемещались из мусульманских стран в Европу, вместе с ними туда проникала и часть этих представлений.

Миграция этих клише не получила должного противодействия. Подтверждением служит тот факт, что многие в мусульманских общинах Европы, как правило, обращаются за поддержкой либо в свои родные страны, либо на Ближний Восток в целом. «…Кризис, связанный с датскими карикатурами <…> продемонстрировал тот факт, что, невзирая на все прожитые в Европе годы, исламистам, стремившимся использовать его в своих интересах, тем не менее пришлось переадресовать проблему на Ближний Восток с тем, чтобы произошли какие-либо значимые действия. <.> Это <.> символизировало <.> невозможность использовать свои собственные общины, которые во многих случаях все еще ощущали себя вне основной части европейского общества»¹¹.

Принимая во внимание, что между традиционными обществами, из которых происходит большинство европейских мусульман, и Европой имеются естественные различия, существует соблазн рассматривать радикальный ислам в качестве реакции на современность как таковую. Однако такой подход создает несколько проблем, поскольку происходит объединение понятий «европейский» и «современный», «исламский» и «традиционный». Совершенно очевидно, что это необоснованно. Сами мусульманские общины сегодня оспаривают подобные идеи и начинают исследовать наличие в доктринальном Коране потенциала современности, светскости и плюрализма¹².

На разных этапах исторического развития большинству обществ приходится сталкиваться с проблемой приспособления к образованию новых социальных групп. Новая общность может возникнуть в результате объединения части населения или за счет иммиграции. Сталкиваясь с подобным вызовом, общества, как правило, реагируют на нескольких уровнях – общественном, административном или политическом. Суть реакции состоит либо в приеме новой группы в свою среду, либо во вступлении с ней в конфликт.

В контексте ислама в Европе заметны разные примеры такой реакции. Примером одного рода является мультикультурная инициатива. С другой стороны, продолжает ощущаться присутствие очагов расизма или ксенофобии. И то, и другое подчеркивает различия между коренным населением и мусульманами. Наконец, третий возможный тип реакции прослеживается на примере широко рекламируемой ассимиляционной модели во Франции. Однако эта модель не может раскрыть свой потенциал из-за скрытого предубеждения по отношению к ней со стороны коренного французского населения.

Таким образом, Европа еще не достигла успеха в развитии всеохватывающей модели, которая могла бы объединить людей разного происхождения в одной системе, невзирая на их различия.

По нашему мнению, необходимо иметь в виду следующее: – мусульманские общины будут существовать в Европе и впредь;

– мусульманские общины в Европе по-прежнему представляют собой небольшие диаспоры – микромиры, основанные на нескольких очень различных культурных традициях;

– по состоянию на сегодняшний день, большая часть мусульманских общин хотя и остается не радикализированной, но существует отдельно и отчужденно от европейского мейнстрима;

– необходимо проводить различие – хотя зачастую это очень трудно сделать – между исламом как религией и верой, базовыми исламскими традициями вкупе с берущей в них начало культурой и, наконец, множеством местных традиций и культурных особенностей (таких как язык, одежда, еда или даже нравы), которые мусульмане воспринимали в течение столетий.