Радикальный ислам. Взгляд из Индии и России - Кургинян Сергей Ервандович - Страница 72

В рамках «Евразийского проекта» Дугин пытался оформить русско-тюркско-европейский союз. Речь не шла о развитии России. По большому счету, речь не шла даже о сохранении территориальной целостности России. В начале 1990-х годов сторонники данной версии «евразийства» считали высоко вероятным, что у постсоветского пространства скоро появится новый – исламский – хозяин. А в ожидании этого хозяина Россия должна обеспечивать исламо-европейский синтез.

Фактически в тот период Дугин занимался продвижением концепции пантуранизма (Великого Турана).

Поначалу – в первой половине 1990-х годов – пантуранисты имели успех. Турецкие эмиссары и капиталы хлынули в Среднюю Азию, на Северный Кавказ и в Поволжье. Одновременно эмиссары арабского (в основном саудовского) происхождения, буквально «наступая туркам на пятки», занимались исламизацией тех же самых территорий. Этот период можно условно назвать первым этапом исламизации России. Основные усилия всех исламизаторов тогда были направлены на обработку мусульманского населения.

Итогом жесткой конкуренции стало то, что саудовцы взяли верх над турками на значительной части постсоветского пространства. Саудовский ислам радикального толка, потеснив ислам турецкий (более мягкий), начал стремительно занимать политическое поле России и постсоветских республик.

В идеологическом плане деятельность саудовцев подкреплялась второй, конкурентной по отношению к дугинской версией «евразийства». Ключевая фигура в этом проекте (условно «исламо-халифатистском») – Гейдар Джемаль – стоит на жестких проислам-ских позициях.

Примечательно, что Джемаль попытался выстроить отношения с обоими исламскими субъектами, заявившими о претензиях ислама на постсоветское пространство, – и шиитским (Хомейни), и суннитским (ат-Тураби).

В 1992 году Джемаль установил контакт с сыном аятоллы Хомейни – Ахмадом Хомейни – и активно поддерживал эти отношения вплоть до смерти Хомейни-младшего в 1994 году. Несколько раз посещал Иран, вел переговоры по вопросам национального примирения в раздираемом гражданской войной Таджикистане, организовал съемки фильма о современном Иране (фильм был показан по центральным каналам российского телевидения). А после смерти Ахмада Хомейни Джемаль продолжал сотрудничать с министром иностранных дел Ирана Али Акбаром Велаяти, спикером иранского парламента Али Акбаром Натег-Нури, лидерами «Корпуса стражей исламской революции»¹¹.

В том же 1992 году, когда были установлены контакты в Иране, Джемаль сошелся на 1-й Хартумской исламской конференции в Судане с Хасаном ат-Тураби (напомню, что ат-Тураби заявил в 1991 году: ислам должен стать преемником коммунизма на территории бывшей советской империи). Среди участников конференции были представители радикальных исламских организаций.

В 1993 году Джемаль внес на Хартумской конференции предложение о создании международного Исламского комитета¹². А в 1995 году создал Исламский комитет в России. Его задачу Джемаль определяет так: «Сформулировать идеологию политического ислама в XXI веке, которая могла бы стать в первую очередь идеологией мусульманских диаспор в культурно чуждом пространстве»¹³.

Отвечая на вопрос о том, на какой именно ислам он ориентируется, Джемаль заявляет: «Я исповедую идеологию реального, подлинного ислама… Это не клерикальное направление, это ислам боевой, чисто политический. Это вера, которая спасает душу в той мере, в какой человек жертвует собой. Я за ислам тех, кто готов пролить свою кровь за Аллаха. Мусульманам нужна идеология, которая объединит суннитов, шиитов, ваххабитов и др. Мы – носители миссии Аллаха в истории, которая перешла к нам от евреев и первохристиан»¹⁴.

В 1995 году, в разгар боевых действий в Чечне, Джемаль подчеркнул в интервью: «Я лично знаком с центральными фигурами в среде чеченских полевых командиров, которым налепили ярлыки террористов. Это глубоко верующие, идейные люди, которые защищают право Кавказа на существование»¹⁵.

После теракта в Буденновске в 1995 году Джемаль заявил, что руководивший терактом Басаев действовал совершенно адекватно, поскольку он мстил за Чечню, а «месть – это законное действие, единственное, что гарантирует нам сохранение достоинства, жизни и имущества»¹⁶.

О своих контактах в исламском мире Джемаль публично говорил следующее: «Я знаком с руководителями "Хезбаллах", ХАМАС, афганского Талибана. Мы занимаемся вопросами координации, и в первую очередь речь идет об идеологическом влиянии. Исламский мир находится на перепутье, он разделен на многие политические течения, интерпретации шариата, секты. Существует конфликт между салафитами и суфиями, есть масса разногласий между духовными лидерами. Наша цель – объединить все эти силы»¹⁷.

В 1996 году Джемаль стал советником генерала Александра Лебедя. Лебедь был одним из основных претендентов на пост президента России. Кроме того, многие прочили его на роль военного диктатора (политическая обстановка в России в тот момент была очень сложной, и возможность военного переворота казалась вполне реальной). Джемаль готовил для Лебедя записки по вопросам политики на Северном Кавказе, который, как он считал, «нужно отдать». В итоге Лебедь подписал в Чечне капитулянтские Хасавюртовские соглашения.

Эксперты отмечают влияние Джемаля на Лебедя в еще одном, крайне существенном вопросе. В окружении Лебедя обсуждалась «спасительность» ислама для России.

Своеобразным отголоском этих обсуждений стал роман Юрия Никитина «Ярость»¹⁸. В нем – пусть и в фантастическом преломлении – нашел отражение непрозрачный, но вполне реальный политический сюжет того времени. Роман вышел из печати в 1997 году – «по горячим следам» президентских выборов 1996 года. По сюжету, победа на выборах достается генералу Кречету (в этом персонаже легко угадывался генерал Лебедь). В поисках идеи, которая сделала бы ослабленную и деморализованную после распада СССР страну способной сопротивляться американской экспансии (к границам России неумолимо приближается блок НАТО), президент Кречет обращается к «социальному философу и футурологу» Никольскому. В своих работах тот обосновывал «полезность» перехода русских в ислам, противопоставляя «хороший» ислам «плохой» Русской Православной Церкви: православие взрастило в нации рабскую покорность, а ислам сделает народ гордым и свободным.

Согласно идее Никольского, «Россия придумает свою веточку ислама» - «русский ислам» («исламский мир отнесется с пониманием, если в России ислам будет не совсем таким, как в Саудовской Аравии. Мы будем одновременно и в исламском мире, и останемся самобытной Россией с ее особенностями»¹⁹). По замыслу новоявленных «исламизаторов», приняв ислам, Россия останется Россией, но это будет «могучая и богатая Россия. Сильная, яростная, одухотворенная единой идеей. И, что жизненно важно, к нам хлынут золотые реки из Саудовской Аравии, Кувейта, Йемена, других арабских стран…¹²⁰».

Кречет решительно приступает к исламизации страны. Православным священникам предлагается принять ислам и стать муллами («Я самый ярый патриот Руси, - заявляет Кречет. - И я хочу, чтобы даже в мечетях служили русские священники»²¹ ), формируются военные части «русских мусульман»…

По ходу дела выясняется, что необходимость поднять за счет исламизации боевой дух народа, дабы он смог противостоять НАТО, – всего лишь отговорка. Что речь идет о преодолении «цивилизационной дряхлости» России, фактически о смене ее «неправильного» цивилизационного ядра. Как говорит Кречет, «нам повезло жить в такое время, когда страну можно повернуть в любую сторону… Спасибо западным странам, со своим НАТО у наших границ сделали то, чего не смогла бы никакая наша пропаганда.»²²

По сюжету, в Госдуме начинания Кречета поддерживает, в частности, лидер «национал-либералов». Прототипом этого персонажа, как считает ряд экспертов, стал теоретик этнического русского национализма Александр Севастьянов (Лебедя и Севастьянова связывала совместная работа в партии «Конгресс русских общин»).