Над пропастью во лжи - Успенская Светлана Александровна - Страница 40
- Предыдущая
- 40/78
- Следующая
– Очень приятно, – пробормотала Маринка, хотя ничего особо приятного в этом знакомстве не было.
– Ну, решилась? – И, не дождавшись ответа, Илья мотнул головой в сторону выхода: – Ступай!
«Свой человек» Катька оказалась дородной хохлушкой в необъятных штанах с начесом и в теплом полупальто такого сиротского вида, словно оно только что сменило своего юбилейного сотого хозяина.
Бывалая Катька критически оглядела новенькую и заметила:
– Сапоги хиловаты. Промокнешь – это раз, замерзнешь – это два. Как пить дать! Ну, да это твое дело…
Пока женщины шли по перрону, груженные сумками, она поучала юную напарницу:
– Рожу, главное, надо иметь не наглую, говорить вежливо. Москвичи хамья не любят, они сами – хамье. А также гости столицы… Кто из тамбура проходит при посадке, пропусти вежливо. Если что – извинись. И в душу не лезь, на жалость не дави, этого в электричках не любят. Для жалости другие по вагонам ходят, безногие там, слепые… Которые «поможите, люди добрые, ми сами не местные, подайте на пятый цветной телевизор»… А нам жалости не полагается. У нас другой конек: наш товар самый качественный и дешевый, а чужого нам не надо.
Маринка кивала на ходу, стараясь запомнить получше. Без стеснения эксплуатируя новенькую, Катька доверху нагрузила ее коробками с шоколадом.
– Не скандаль, даже если обсчитают. Лучше свои бабки отдай и уходи, а не то ментов из поездного сопровождения вызовут – разбирайся с ними потом… Тебе это надо? Им раз в десять больше заплатишь. И не переживай, ты свои деньги наверстаешь. А сама клювом не щелкай: некоторые мужики очень любят покупки делать под хмельком, с них можно и побольше под шумок содрать. Но учти, тебе на этой линии придется часто ездить, народ тебя вскорости станет в лицо узнавать, и если претензии пойдут… На Илюху не рассчитывай – он тебя с поезда скинет и не поморщится.
– Как «скинет»? – обомлела Маринка, мигом представив картину, как она летит по насыпи кувырком.
– Ну, жаргон это такой, – усмехнулась Катька. – То есть перестанет тебе свою крышу давать, исключит из бригады.
В это время насморочный гулкий голос возвестил об отправлении электрички до Шатуры.
– Ой, наша! – взвизгнула Катька и быстро затрусила по перрону в сторону зеленой гусеницы, застывшей на пути под дебаркадером.
Едва торговки заскочили в тамбур последнего вагона, как двери со змеиным шипением затворились и поезд медленно тронулся.
Катька достала из коробки шоколадку, раздвинула двери из тамбура и торжественно подняла яркую плитку над головой. Набрала полную грудь воздуха и начала:
– Добрый день, граждане пассажиры! Желаю вам приятного пути и удачи в личной жизни. Вашему вниманию предлагается шоколад фабрики «Рот фронт» по цене три тысячи за плитку, за четыре плитки – десять тысяч. Это значительно дешевле, чем в московских магазинах и на рынках. Шоколад качественный, приготовлен из высокосортных какао-бобов с добавлением тертого миндального ореха! – Отбарабанив заученный текст, продавщица медленно двинулась по проходу.
Кто-то полез за кошельком в карман, кто-то в истуканской неподвижности продолжал любоваться промышленным пейзажем за окном. Шоколадки брали не то чтобы неохотно, но как-то вяло. На вагон удалось продать всего три плитки.
– Ничего, скоро народ с работы хлынет, торговля бойчей пойдет, – пообещала Катька, – потому как пассажир пойдет голодный. Ведь в Москве все дорого, а в электричке, глядишь, соблазнятся и купят, чтобы голод зажевать! Ты, главное, не куксись, гляди веселей! Если народ больно хмурый, развесели, пошути… Вот смотри, как я сейчас…
В следующем вагоне Катька преобразилась. Заломила на одно ухо вязаную беретку, подбоченилась и стала сразу же похожа на подгулявшую на свадьбе разбитную веселуху.
– Набегай, честной народ, раскрывай пошире рот! У нас рот-фронтовский шоколад, каждый угощенью рад! По три тыщи за плитку – никакого убытку! А кто берет четыре штуки, тот дает десятку… Ой, рифму забыла! – неожиданно воскликнула продавщица, щербато улыбаясь, – и народ купился на ее шутку, заулыбался в ответ. Кто-то выкрикнул, смеясь, окончание стишка – «в руки». Потеплели лица в вагоне, поползли по губам слабые улыбки.
После такой рекламы торговля пошла живее. Зазвенела мелочь, запорхали мятые рубли, перелетая из рук в руки, захрустел разворачиваемый шоколад.
Еще два вагона прочесали – и ноша Маринки стала легче. Но потом, в четвертом вагоне, как заколодило: народ ничего не берет, сытые пассажиры морды к окну воротят, Катькины прибаутки слушать не желают.
Маринкина напарница помрачнела, нахмурилась, что-то заподозрила. Вдруг застыла в тамбуре, как вкопанная, и кивнула подбородком на цветастый фантик на полу.
– «Заяц» здесь был, сердцем чую! Это он наши вагоны пробил, прошел перед нами с нашим товаром. То-то я гляжу, народ уже сладкого наелся… Ну, сейчас я ему покажу! – рассвирепела Катька и стремительно помчалась по вагону, расталкивая пассажиров.
Маринка ничего не понимала: кто такой «заяц»? Безбилетный пассажир? Как он мог «пробить» вагоны? Но, не рассуждая, поспешила за товаркой вдогонку.
– Сейчас перегон большой, – объясняла Катька, задыхаясь на бегу. – Если на предыдущей станции он не слез, то мы его прижмем…
Пробежав три или четыре вагона, они услышали тоненький звонкий голосок, радостно вещавший во всю ивановскую: «Три тыщи за плитку – никакого убытку! А кто берет четыре штуки, тот дает десятку… Ой, рифму забыл!»
– Мой текст спер! – осатанела Катька.
Услышав за спиной дружный топот, шестнадцатилетний мальчишка с коробкой в руках испуганно оглянулся. Мгновенно поняв, откуда ветер дует, «заяц» со всех ног помчался по проходу.
– Стой, гаденыш! – бушевала «шоколадница».
Мальчишка скользнул в загаженный переход между тамбурами и затаился за тяжелой громыхающей дверью. Вместо того чтобы позорно бежать, он применил военную хитрость: с размаху пнул ногой створку двери, так что железная махина пребольно стукнула по носу жаждавшую возмездия Катьку. «Шоколадница» на секунду остановилась, ослепленная болью, но, очнувшись, с утроенной энергией яростно рванула вперед.
- Предыдущая
- 40/78
- Следующая
