39 ступенек - Бекан Джон - Страница 13
- Предыдущая
- 13/22
- Следующая
— Вот так-то, начальник, — закончил я. — Если бы вы нашли эти деньги, к вам бы никто не придрался. А на бедного Неда всегда все шишки валятся.
— Здорово врете, Ханней, — ухмыльнулся лысый.
— Ну ты и дурак, начальник, — заорал я. — Я ведь тебе сказал, что я Нед Эйнсли, что не знаю никакого Ханнея. Чего ко мне пристал, как банный лист к заднице? — И тотчас же сбавил тон и опять жалостным голосом заканючил: — Спасибо, что покормил, начальник. Отпусти ты меня теперь, Христа ради?
Я заметил, что лысый почти готов мне поверить.
— К сожалению, немедленно я этого сделать не могу. Если окажется, что вы тот, за кого себя выдаете, то уйдете отсюда целым и невредимым. В противном случае, ваши прекрасные глаза не увидят больше белого света.
Он позвонил, и в кабинет вошел слуга.
— Чтобы через пять минут машина была готова, — приказал он. — К обеду я жду гостей. Поставите на стол еще три прибора.
Потом он посмотрел на меня, и — честно признаюсь — у меня душа ушла в пятки. Было в этом взгляде что-то такое холодное, злобное и дьявольски нечеловеческое, что-то похожее на взгляд змеи, что у меня вдруг дрогнули колени и мне захотелось во всем признаться, и прекратить борьбу (я потом решил, что этот человек обладал какими-то особыми психическими свойствами, умел подавлять чужую волю и способность рассуждать), но сцепил зубы и выдержал этот взгляд.
— Ты обязательно проиграешь, начальник, — сказал я. Лысый ничего не ответил и обратился по-немецки к малому с пистолетом, назвав его Карлом: приказал отвести меня и запереть в кладовой до его приезда. Он сказал, что они отвечают за меня головой.
Малый ткнул меня меня пистолетом под ребро, и мы пошли на кухню.
В кладовой было темно хоть глаз выколи. Я стал ощупью пробираться вдоль стены, натыкаясь на какие-то ящики, мешки и бочки. В углу я обнаружил скамью от школьной парты.
Я сел на нее и погрузился в невеселые размышления. Через час, другой лысый привезет сюда тех трех мерзавцев, которые вчера допрашивали меня на дороге. Естественно, они узнают меня. Быть может, свяжутся с Тернбуллом, а быть может, и нет. Во всяком случае, было ясно, как день, что живым я отсюда не выйду. Я не Скаддер и не обладаю его несгибаемым мужеством. Но бешеная, черная ненависть, которая сжигала меня сейчас, была хорошей ему заменой. Пусть эти негодяи расправятся со мной, но и им это недешево обойдется — я постараюсь дорого продать свою жизнь. Сидя в темноте и вдыхая сырой, затхлый воздух кладовой, я пожалел, что не сдался в руки полиции. Они меня, по крайней мере, хотя бы выслушали. Впрочем, у этого лысого скота, наверное, прекрасные отношения с местной полицией. А может быть, у него есть письмо от какой-нибудь важной шишки из правительства, в котором говорится, что местные власти должны оказывать ему всяческое содействие. Кто не знает, как тупо головы государственные мужи доброй старой Англии!
Я так разозлился, что встал со скамьи, и решил осмотреть кладовую. В ней имелись окна, но на них были глухие ставни с замками. Взломать их руками я, конечно, не мог. С улицы донеслось кудахтанье наседки. Я пошел дальше, натыкаясь на мешки и ящики. И вот на третьей стене я вдруг обнаружил ручку встроенного в стену шкафа. Я подергал за нее — дверцы не открывались. Я повернул ручку и изо всей силы дернул на себя. Раздался громкий треск, и я испугался, что сейчас откроется дверь и войдут мои часовые, шаги которых я иногда слышал за дверью. С бьющимся сердцем я ждал самого худшего, но нет, все обошлось.
Я стал шарить руками по полкам и вдруг — о чудо! — обнаружил карманный фонарик. Он, к счастью, работал. На полках стояли бутылки с жидкостями и картонные коробки с порошками — вероятно, химикалии для каких-то непонятных экспериментов. Здесь были также несколько мотков медной проволоки, большой рулон клеенчатой материи, коробочка с детонаторами и толстый клубок запального шнура. На другой полке стоял большой картонный ящик, внутри которого оказался деревянный ящик поменьше. Мне с большим трудом удалось его взломать. Там оказались небольшие, примерно с ладонь, продолговатые брусочки серого цвета. Вещество, из которого они были сделаны, легко крошилось и было кисловато на вкус. Хотя я и не участвовал во взрывных работах, но я был горным инженером, причем достаточно опытным, чтобы сказать, что это лентонит.
К сожалению, я никогда не присутствовал при взрывах и поэтому знал, как это делается, лишь теоретически. А сейчас было очень важно знать, каким количеством вещества можно взорвать дом, а каким взломать дверь кладовой. Кроме того, оставался открытым вопрос, что находится в ящиках и мешках, стоящих возле стен. Что если там тоже взрывчатые вещества? Если они сдетонируют, то и я, и мои тюремщики взлетим на воздух, а на месте дома образуется здоровенная воронка. Но с другой стороны, если я не воспользуюсь этой счастливой случайностью, то вечером мой труп закопают на той поляне с елочками.
Я разломил брусок пополам и, соединив шнур с детонатором, прикрепил его к бруску. Затем положил брусок под дверь в небольшую выбоину в каменном полу. У меня в кармане оставалась одна картонная спичка, которую я берег на самый крайний случай. Я лег в угол, под скамейку, чиркнул спичкой и, поднеся ее к запальному шнуру, смотрел, как огонек побежал по нему, приближаясь к двери. Я закрыл голову руками и в тот же миг погреб осветился яркой вспышкой. Нестерпимая боль резанула мне уши, и я потерял сознание…
В кладовой клубился густой зеленовато-желтый дым. Ставни были сорваны и дым выходил через выбитые стекла на улицу. Я зажал рукой нос, чтобы не вдыхать этот противный, вызывающий тошноту, дым, и, пошатываясь, точно пьяный, медленно пошел к дверному проему. Выйдя на улицу, я побрел, сам не зная куда.
Я очнулся, споткнувшись о деревянный желоб, по которому текла вода. Умывшись и попив воды, я почувствовал себя немного лучше, но меня все еще поташнивало и я не мог идти, не качаясь из стороны в сторону. Идя вдоль желоба, я пришел к мельнице. Она была заброшена, колесо не вращалось, лопасти его подгнили или были сломаны. Я с трудом пролез сквозь отверстие на оси колеса и свалился на устланный соломой каменный пол. При этом я порвал брюки, зацепившись за гвоздь.
Я поднялся по ветхой, кое-где уже сгнившей лестнице на чердак. Я слышал, как запищали испуганные крысы, и у меня вдруг закружилась голова. Я ухватился рукой за стропила и подождал, пока головокружение пройдет. Потом подошел к чердачному окну. «Горит разбойничье гнездо», — злорадно подумал я, увидев клубы дыма. Откуда-то, наверное, очень из далека доносились крики.
Я подошел к другому чердачному окну и выглянул из него. Недалеко от мельницы стояла высокая, метров десять, голубятня. Сложенная из грубого камня, она тоже была полуразрушена. Я решил взобраться на нее. В том состоянии, в каком я сейчас находился, я не мог бы далеко уйти, на мельнице меня бы сразу нашли — не обнаружив мой труп, они, конечно, начали бы меня искать — ну а на голубятне я мог бы отсидеться, пока они будут разыскивать меня по лесам и болотам.
Сцепив зубы, — у меня страшно болело ушибленное вовремя взрыва левое плечо — Я начал подъем на голубятню. Я очень боялся, что сорвусь и упаду на булыжник, которым была замощена площадка возле мельницы и голубятни. Помогали ветви плюща, опутавшего башню, да расщелины, образовавшиеся от вывалившихся камней. Наконец, я перевалился через невысокий каменный парапет и долго лежал на полу, тяжело дыша. Потом я ничего не помню — со мной случился обморок.
Очнулся я отбивших мне прямо в лицо лучей солнца. Какое-то время я не мог пошевелить ни рукой, ни ногой. Думаю, что причиной этого были усталость и ядовитый дым, которым я надышался. Доносившиеся откуда-то голоса заставили меня перевернуться на живот и подползти к щели в парапете. Возле дома стояли слуга с перевязанной головой и человек в рубашке с засученными рукавами и бриджах. О чем-то разговаривая между собой, они пошли к мельнице.
Вскоре я услышал, как один из них сообщил другому, что нашел на гвозде клочок ткани. Оба тотчас вернулись в дом и спустя несколько минут вновь направились к мельнице. Теперь вместе с ними шли еще двое. Одного я узнал. Это был мой толстый тюремщик. «Неужели второй убит во время взрыва?» — подумал я. У всех четверых в руках были пистолеты. Они долго возились в мельнице, потом вышли на площадку и стали дергать запертую дверь голубятни. Я очень боялся, что они выломают дверь, но они, споря о чем-то, ушли в дом.
- Предыдущая
- 13/22
- Следующая
