У трех дубов - Уоллес Эдгар Ричард Горацио - Страница 16
- Предыдущая
- 16/34
- Следующая
— Не могу утверждать, что эта вероятность совершенно исключена. Эта зависит как раз от того…
Он замолчал.
— Дурацкая манера всегда обрывать фразы, — обозлился Лексингтон. — Так от чего это зависит?
— Ах, ни от чего. Это все только мое предположение, — пытался успокоить его Сократ. Но он не сказал всю правду, потому что его предположение превратилось в уверенность. Только «Лужа на болоте» требовала еще объяснения. Что означало это название? Об этом он узнал к концу дня и поведал брату:
— Это была необитаемая ферма по дороге в Ньютен. В трех милях от Абкуртона. Владелец фермы — француз, который продал ее двадцать лет назад за шестьсот тридцать франков фирме «Хаггит и Джордж» в Тарквее.
Так гласила телеграмма, которую он получил из Эксетера.
— Вот это я называю деловым и исчерпывающим ответом, — одобрительно произнес Сократ, обращаясь к брату. — Что случилось, Лекс? Я слышу какие-то крики внизу.
— Арестовали Гритта, потому что он все время грозился отомстить Джефри.
— Правильно. Он, конечно, думал, что своими показаниями доведет Джефри до тюрьмы. Бедный Джефри. Я мог его арестовать. Если бы я последовал совету Боба Штейна, бедняга был бы сегодня жив и здоров.
Молодого человека больше отягощали совершенно другие заботы, чем неудача Гритта и даже трагическая судьба мистера Джефри.
— Ты действительно думаешь, что Молли угрожает опасность? — спросил он, с тревогой глядя на брата.
— К сожалению, при всем моем желании, ничего определенного сказать не могу. Между прочим, можешь ты мне ответить честно на один вопрос?
— Пожалуйста.
— Любишь ли ты Молли Темальтон?
— Да… очень. Всем сердцем.
— Ты уже объяснился с ней?
— Нет, еще нет. Но я обязательно это сделаю при нервом же удобном случае. Сейчас это было бы нетактично с моей стороны, так как она очень переживает исчезновение мистера Джефри.
— Как ты думаешь, она любит тебя?
— Я думаю, что я ей нравлюсь.
— Нравлюсь, нравлюсь, — проворчал Сократ, с неодобрением глядя на брата. — Любит ли она тебя?
— Я был бы глупцом, если бы стал утверждать это. Но она, конечно, вне всякого сомнения, догадывается о моих чувствах, — добавил он.
— Больше и не требуется. Если женщина знает, что кто-то ее любит, и продолжает быть с ним милой и любезной, можешь быть уверен, что она разделяет его чувства.
— О, это верно?
Сократ рассмеялся, хотя ему было не очень весело.
— Я не могу сказать тебе о том, как ведет себя каждая женщина, это ты сам со временем узнаешь, Лекс. — Он нежно пожал руку брату. — Ты надежда нашей семьи, и поэтому меня очень интересуют твои взаимоотношения с ней. Не менее, чем то, что, может быть…
— Может быть… — повторил Лексингтон и внезапно остановился.
— …Что, может быть, принесет с собой переворот в мое семейное хозяйство, — закончил Сократ. Но его брат почувствовал, что он хотел сказать что-то другое, но по каким-то соображениям изменил конец фразы. Внезапно в его душе возникли подозрения.
— Не думаешь ли ты, что Молли знает что-либо об этом ужасном преступлении?
— Этого я не думаю, — возразил Сократ, но его колебания продолжались немного дольше, чем следовало бы, и Лексингтон ложно истолковал эту паузу.
— По-твоему, она знает…
— Иди, мой мальчик, и будь любезен с ней, — оборвал его старший брат. — Кстати, ты пойдешь со мной на осмотр трупа?
— Пожалуйста, иди один, Сок, или ты считаешь, что по дороге тебя могут подстрелить?
— Едва ли. Кроме того, я беру с собой в виде подкрепления Боба Штейна. Ты можешь, таким образом, спокойно заниматься ухаживанием…
Судебное освидетельствование трупа было чистой формальностью, и объявление результата, как и ожидал Сократ, было отложено.
— Мы не можем сделать ничего лучшего, мистер Смит, — сказал один из высших чиновников Скотленд-Ярда, председательствовавший на месте, — как доверить вам дальнейшее ведение этого дела. Но для соблюдения формальностей мы должны командировать сюда нашего человека, который официально будет осуществлять руководство и который, вероятно, пожнет все лавры этого дела.
— Ну, может быть, он пожнет также и все пули, которые свистят вокруг моей головы, — сухо сказал Сократ и рассказал о выстрелах в темной ночи.
— Вы полагаете, что это был поступок сумасшедшего?
— Возможно. Хотя этот сумасшедший хохот был хорошо рассчитанным маневром. Представьте себе, что происходит борьба между убийцей и человеком, который пытается его схватить. У кого первым откажут нервы, тот и проиграл, Этот дьявольский злобный хохот мог вывести из себя даже самого хладнокровного человека, и тот мог промахнуться. К несчастью для убийцы, я очень хладнокровный человек с крепкими нервами.
— Вы исключительный человек, мистер Смит. Как жалко, что вы не остались служить у нас.
— Если бы я это сделал, то на сегодняшний день был бы беспомощным руководителем Скотленд-Ярда, — заметил Сократ Смит и тут же поспешил извиниться, так как его собеседник именно им и был.
— Имеется так много странных обстоятельств, сопровождающих смерть Джона Менделя, которых я совершено не понимаю, — продолжал дальше чиновник. — Для чего, спрашивается, у него в кармане находился ручной звонок? Кого он намеревался им привлечь?
— Это пока известно только небу.
— Между прочим, велик ли ваш ущерб от пожара, мистер Смит?
— Нет, весь мой багаж состоял из одного небольшого чемодана. Зато мисс Темальтон потеряла все свое имущество, кроме личного дневника, который она, очевидно, хранила у себя под подушкой. По обыкновению, как все молодые девушки, она поверяла ему свои сокровенные девичьи тайны.
Директор Скотленд-Ярда рассмеялся и протянул, прощаясь, руку.
Когда Сократ после отъезда Боба Штейна передал этот разговор молодой девушке, слегка подшучивая над ней, она покраснела.
— Я в ту ночь не заметил никакого дневника, — признался пораженный Лексингтон, в то время как Молли с огненно-красными щеками смотрела на Сократа.
— Мистер Смит, вы чудовище, если рассказываете директору Скотленд-Ярда что-либо подобное. Никаких сокровенных мыслей я дневнику не поверяла, так как вообще никакого дневника не имею и никогда не заводила.
Он подмигнул ей.
— Когда я вижу молодую даму, прижимающую к груди толстую, на замке, книгу, то я знаю, что в этой книге могут быть только душевные излияния, и все это действует услаждающе на такую седую голову, как моя.
Наконец она стыдливо призналась, что уже много лет подряд ведет дневник, и что все ее тетради были уничтожены огнем, кроме одной, которую она механически схватила во время пожара.
— Почему ты дразнил ее дневником? — спросил Лексингтон, когда они остались вдвоем.
— Разве я не могу кого-нибудь, как-нибудь и чем-нибудь подразнить? — парировал Сократ.
— Не думаешь ли ты, что этот дневник что-либо…
— Ну? — подбодрил его Сократ.
— …содержит о Менделе и Джефри? А может быть, эти записи представляют угрозу для нее?
— Возможно.
— Ну что она может знать важного о них? А то, что знала, уже рассказала нам.
— Я только сказал то, что может соответствовать действительности, — возразил Сократ, схватив свою газету.
Лексингтон пошел на прогулку с молодой девушкой. Эти медленные прогулки вокруг гостиницы вошли у них в привычку и делались с каждым разом все продолжительнее.
— Вы не сердитесь на моего брата за его насмешки? — начал он, когда они вышли на улицу.
— Конечно нет. Он очень милый человек.
— О, а я уже боялся, что вы его невзлюбили.
Она тихо рассмеялась.
И тогда Лексингтон решился:
— Вы меня любите, Молли?
— Вас?.. — Если бы она и не была захвачена врасплох, то голос все равно мог выдать ее. — Знаете, Лексингтон…
И внезапно она очутилась в его объятиях.
Для Лексингтона Смита это был решающий момент.
— Примите мое благословение, — пробормотал Сократ, чрезвычайно захваченный этим зрелищем, ибо, будучи невольным зрителем, он все видел. А они, не видя ничего вокруг себя, выбрали для объяснения вершину маленького холма, их фигуры отчетливо виднелись на фоне вечерней зари.
- Предыдущая
- 16/34
- Следующая
