Руки вверх! - Уоллес Эдгар Ричард Горацио - Страница 19

• Предыдущая
• 19/33
• Следующая

Гортон, не спавший всю ночь, разделял ее завтрак.

— Значит, ничего не пропало? Странно, вы не находите, миссис Мэдиссон? А где, собственно говоря, ваш муж?

— В Испании…

— В квартире не было свадебных подарков?

Она покачала головой.

— У нас не было свадебных подарков.

Он выпил кофе, положил салфетку и встал.

— Мне предстоит довольно неприятное дело…

— Вы должны арестовать кого-нибудь?

— Нет, это еще не так страшно. Я с удовольствием сажаю этих молодчиков за решетку… Но это совсем другое… Ладно, не будем, говорить об этом.

— Я не из робкого десятка.

— Строго говоря, ничего особенного. В прошлую ночь был очень высокий прилив. Речная полиция нашла труп человека, очевидно, утонувшего ночью. Я должен поехать в морг на опознание. Дело в том, что судя по описанию, это и есть наш взломщик.

Маргарита сказала, что ее не так легко испугать. Но теперь она судорожно сжала руки — и только боль помогла ей не упасть в обморок.

Странно, что в течение нескольких часов, которые Мэдиссон провел в маленькой камере, он совсем не думал о вещах значительных и близких его сердцу. Он готовился к смерти, причем, к смерти в одной из ужаснейших ее форм, так как не обольщался относительно намерений Коннора, но мысли его были заняты мелочами.

Если он и вспоминал о Маргарите, то только потому, что удивился ее присутствию в его квартире. Значит, у нее был ключ, если полиция обратилась к ней…

Потом он вспомнил, что говорил со слугой Хильтона. Очевидно, тот сообщил в полицию…

Он думал о своей последней поездке в грузовике. Где же мог находиться этот дом? Когда он ездил в Сити по набережной, то должен был проезжать мимо него… Он очень любил набережную, особенно весной, когда начинали зеленеть почки и легкие тени деревьев дрожали на асфальте…

Говорят, что в последние часы перед смертью человек как бы проживает заново всю свою жизнь. Люк тоже попробовал последовать той традиции, но через несколько минут бросил.

Он прошелся по камере и ощупал стены, с известным чувством юмора, надеясь найти расшатанные камни, которые всегда обнаруживаются в тюрьмах романтических героев. Нет, он не чувствовал себя героем, совсем нет. Ведь он был самым обыкновенным взломщиком с маячившей впереди перспективой трех лет тюрьмы, с сознанием того, что он навсегда перестал быть порядочным человеком. Ему было ясно, что не одна только мысль о Маргарите заставила его бежать от полиции, нет, если уж честно — то прежде всего им владело желание скрыть свою собственную невероятную глупость.

Что сделает Коннор? Он почти с нетерпением дожидался разрешения этого вопроса.

Ударили где-то поблизости церковные часы. Последний звук третьего удара еще дрожал в воздухе, когда ключ повернулся в замке его камеры. Дверь открылась, и те самые двое, которые привезли его, показались на пороге. Их обращение было очень любезным, почти дружеским.

Он последовал за ними в комнату, где находился Коннор. Тот сидел на кровати, ероша волосы и отчаянно зевая. На столе стояли четыре чашки горячего кофе и тарелка с бутербродами.

— Садитесь, Смит, — сказал Коннор, вставая. Он придвинул стул к столу, тяжело сел на него и взял в руки чашку и бутерброд.

— Пожалуйста — вот молоко и сахар.

Он подвинул чашку Люку, с интересом осматривающему комнату. На одном стуле лежали четыре больших куска белой кристаллической массы — очевидно соли — а на полу — тяжелые цепи.

Коннор проследил за его взглядом.

— Не желаете ли купить немного соли? — весело спросил он.

Вопрос показался очень смешным, потому что подручные Коннора громко расхохотались.

— Я не интересуюсь соляной промышленностью, — улыбаясь ответил Люк.

Он отпил кофе. Жидкость была довольно скверной, но горячей. Ночь, проведенная в холодной камере, притупляла гурманскую переборчивость.

— Что же нам делать с вами, Смит?

Люк отпил еще глоток и откинулся на спинку стула.

— Для начала вы можете прослушать интересную историю, заработав за внимание тысячу фунтов, — сказал он.

По лицу Коннора скользнула слабая улыбка.

— Валяйте, — ответил он.

Люк рассказал всю историю, не упоминая, однако, имени Маргариты. Он назвал свое имя и адрес, объяснил, как он познакомился с Левингом, как тот обманул его, и почему он оказался в подобном обществе в ту достопамятную ночь.

— Почему вы убежали? — спросил Коннор.

Это было уже труднее объяснить, потому что Люк не хотел упоминать ни о своей свадьбе, ни о Маргарите — а без этого звена история звучала не очень правдоподобно. Он употребил все усилия, чтобы убедить Коннора, но тот только покачал головой.

— Я достаточно наслышан о вас, Смит. До сих пор не было еще ни одного афериста, который бы не умел рассказывать умопомрачающие истории. Пейте кофе! Я должен подумать, как получше все устроить.

Люк выпил кофе и поставил чашку.

— А теперь я вам скажу…

Голос Коннора уже не источал прежней любезности. Он встал и прошелся по комнате.

— А теперь я вам скажу… Вы были в полиции и пытались нас выдать… Сейчас же вы пытаетесь отделаться душещипательной историей… Так нет же мой милый… свистун… Вас выудит полиция, а вот тогда можете ей…

Люк различал только отдельные слова — его охватила внезапная слабость. Голова упала на грудь, несмотря на все усилия, он не мог поднять слипающиеся веки.

Снотворное начало действовать.

— Держите! — крикнул Коннор.

Один из его людей подхватил валившегося со стула Люка и уложил его на пол. Коннор отодвинул стол и указал пальцем на брусья соли. Их подложили под ноги Люка. Коннор тщательно прикрепил цепями этот странный груз к ногам пленника.

Бандиты совершенно спокойно переговаривались во время своей ужасной работы.

— Смотри, Гарри, чтобы цепи не соскользнули с ног. Притяни покрепче… подожди, не так сильно, а то сломаешь соль.

Наконец Коннор поднялся.

— Принесите доску — приказал он, и один из бандитов направился к двери, но, подойдя к ней, отшатнулся.

— Что такое? — резко спросил Коннор.

В комнату спокойно вошел человек. Коннор сразу узнал его.

— Ганнер? Какого черта…

Ганнер Хэйнс презрительно взглянул на него и посмотрел на лежащего.

— М-да… Ловко, но не ново… — он презрительно растягивал слова. — Вы бросаете его в реку, соль растворяется в воде, цепи падают на дно, комиссия в морге напишет: «утонул… несчастный случай». Жалко.

— Что жалко? — спросил Коннор.

— Что я как раз в это время появился здесь, — задумчиво произнес Хэйнс. — Кто эта жертва?

— Здесь нет никаких жертв, — запальчиво ответил Коннор. — Бедняга болен, и мы хотели…

Ганнер кивнул.

— Я понимаю: вы хотели привить ему оспу. — Он опять кивнул и повторил: — Очень ловко, но не ново. На теле никаких следов, полное впечатление несчастного случая. Жаль, очень жаль, но я должен испортить вам удовольствие. Вы отпустите этого человека.

— Почему? — прошипел Коннор.

— Почему? Да потому, что в этом случае меня схватят как соучастника убийства, а мне этого почему-то не хочется… Снимите-ка с него этот… аппарат.

Коннор улыбнулся. Его рука как бы случайно опустилась под стол.

— Если ты вынешь револьвер, — ни один мускул не дрогнул на лице Ганнера, — то получишь пулю в живот. Прежде чем ты умрешь, четыре-пять дней будешь испытывать боли, как мне рассказывали, напоминающие муки ада. Я уйду и расскажу полиции, почему я подстрелил тебя. Можешь быть спокоен — Скотленд-Ярд не пришлет цветов тебе на могилу!

Один из сообщников Коннора шагнул вперед.

— Послушайте, Ганнер, — примиряюще начал он.

Мгновенный удар свалил его на пол.

— Я хочу видеть обе руки, — сказал Ганнер. — Положи их на стол, Коннор!

У него в руках не было оружия, но никто лучше бледного человека по ту сторону стола не знал, как быстро и точно стреляет Ганнер Хэйнс.

• Предыдущая
• 19/33
• Следующая