Исав и Иаков: Судьба развития в России и мире. Том 2 - Кургинян Сергей Ервандович - Страница 98

Постепенно из суммы этих ощущений (интеллектуальные ощущения — это строго научный термин) рождается понимание подлинного смысла достаточно коварной борьбы П. Гайденко и других против хилиазма. Эта борьба прорвы против меча. Да, именно против меча. Хилиазм Томаса Мюнцера, откровенно преемственный по отношению к хилиазму Иоахима Флорского, именовался именно религией меча. Кто-то скажет, что хилиазм — это и есть прорва с ее желанием «булок на деревьях». Что ответить? И надо ли отвечать?

На протяжении всего этого огромного исследования я с несвойственным мне в принципе терпением отношусь и к фундаментальной гуманитарной неграмотности нашего общества (между прочим, доставшейся в наследство от советского периода), и к расхожим предрассудкам этого же общества, вспухшим на советских дрожжах в постсоветский период, ознаменованный некоей поверхностной информированностью. Но я не могу одновременно вести сложнейшее исследование и проводить бесконечный ликбез с теми, кто прочитал пару бойко-безграмотных статей, созданных с откровенно провокационными целями.

Прочитайте Иоахима Флорского, ознакомьтесь с интеллектуальным наследием его последователей, найдите в себе мужество для прочтения хотя бы самых главных западных исследований (ну, хотя бы книг американского исследователя Нибура, на которые ориентирована политическая элита США). И вы убедитесь в главном. В том, что по одну сторону баррикад — прорва, легко берущая на вооружение гностицизм. А по другую сторону — да-да, именно по другую сторону — хилиазм.

Убедившись же в этом, вы поймете, что прорва, даже победив, до смерти боится хилиазма. И именно его считает основой Красного — да и любого другого исторического — проекта. И требует от своей интеллектуальной обслуги (отнюдь не только либеральной, но и как бы ортодоксально христианской): «Даешь защиту от… как там бишь его… хилиазма!».

Вроде бы в чем актуальность подобного требования? Где хилиазм-то? Накаленные толпы бродят по Рублевке или Киевскому шоссе и требуют Тысячелетнего царства? Что за чушь? Почему надо бороться с тем, чего очевидным образом нет?

Между тем во всем, что касается ощущения угроз, прорва адекватна донельзя. Ума в ней нет, а чувствительности, что называется, «до и больше». Заказ прорвы на борьбу с хилиазмом многослоен.

Первый слой связан с демонтажем коммунизма.

Второй слой — с демонтажем хилиазма.

Третий… Четвертый… Пятый…

Можно ли отказаться от революционности как таковой и сохранить историю? Можно ли, отказавшись от истории, сохранить человека?

Переход от одного слоя к другому обнажает и суть прорвы, и уровень ее предельных, именно метафизических, амбиций.

То, что прорва боится хилиазма, понятно.

То, что она хочет добить его до конца самыми разными способами (в том числе, и через отождествление с гностицизмом), тоже понятно.

То, что она, устраивая невиданную оргию потребления, обвиняет в потребительских преступных намерениях хилиазм, опять же понятно.

Но данных пониманий мало. Надо еще понять, что именно стоит за всем этим в качестве предельной метафизической цели. Ради подобного понимания необходимо, прежде всего, констатировать, что борцов с хилиазмом беспокоит НЕ ТОЛЬКО и даже НЕ СТОЛЬКО хилиазм как таковой. То есть, конечно же, хилиазм их тоже беспокоит.

И все же в первую очередь их задача — в искоренении того, с чем хилиазм связан.

Прорва не может прямо заявить: «Мы боремся с хилиазмом потому, что он является почвой для коммунизма и разного рода красных проектов, но мы также боремся с тем, что является почвой для самого хилиазма и почвой для этой почвы». Однако занимается прорва именно этим.

То есть искоренением породивших хилиазм и многое другое и крайне неудобных прорве простых и пока еще как бы очевидных и безусловных для всех слагаемых ЛЮБОГО НОРМАЛЬНОГО ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО БЫТИЯ.

Основное из этих простейших слагаемых — справедливость. «Мы говорим хилиазм — подразумеваем справедливость». Борцы с хилиазмом на самом деле хотят построить христианство, лишенное страсти по справедливому в любом понимании. И, напротив, проникнутое любовью к несправедливому. На первый взгляд кажется, что это вообще невозможно. Но это — если вы начнете в лоб бороться со справедливостью. Заповедь перестройки гласит: «Не борись с хорошим, борись за другое хорошее, противопоставив его тому, что ты хочешь уничтожить». Новые перестройщики, желая уничтожить справедливость, затевают борьбу не с нею, помилуйте. Они затевают борьбу «за жизнь»!

«Ах, вы хилиаст! Наверное, еще и гностик! Так вы против жизни! А мы — за!» Разберем подробнее это «за». «Жизнь минус справедливость» — кто это и когда обосновал, воспел, легитимировал? Не в античности, а в нашем с вами «историческом эоне»?

В XIX веке наиболее внятно, как я уже говорил, отрицал справедливость Фридрих Ницше. Он сказал, что жить — это значит быть несправедливым, а над жизнью нет судьи. Но Ницше отверг христианство даже в его специфическом — вагнеровском — варианте. Он был честен и последователен в своих шагах. Он не выстраивал ницшеанского христианства… Назвав декадентством, оскверняющим жизнь, нечто, он шел до конца. Томас Манн устами своего героя доктора Фаустуса (который, конечно же, в очень большой степени списан с Ницше) обозначил, что именно понималось этим философом в качестве отменяемого нечто, которого «не должно быть».

«Чего не должно быть?» — спрашивает друг Фаустуса. И тот отвечает, что не должно быть «благого и благородного, того, что зовется человеческим… того, за что боролись люди, во имя чего штурмовали бастилии и о чем, ликуя, возвещали лучшие умы, этого быть не должно».

И добавляет: «Оно будет отнято. Я его отниму».

На вопрос друга, что же именно он хочет отнять, герой дает очень емкий ответ: «Девятую симфонию» (имеется в виду, конечно же, так называемая революционная симфония Бетховена).

Вот что Ницше хочет отнять у человечества. Вот что он называет «несовместимым с жизнью». Для Ницше несовместимое с жизнью декадентство — это всё (и именно ВСЁ), что проникнуто жалостью, состраданием, апелляциями к любым разновидностям ненавидимой им справедливости.

Ибо справедливость для Ницше — это диктатура слабых, порабощающая сильных. И — препятствующая духу жизни, триумфально идущей по трупам «лузеров».

Все, что взывает к справедливости и состраданию, солидарности («то братья наши») и рыцарственной защите «материала, неспособного постоять за себя», — все это и есть «декадентство». А Христос для Ницше — перводекадент и корень декадентского зла, принесенного проклятыми евреями в великолепный греческий мир.

Ницше — вот что такое суть «белой» (антично-греческой) реставрации, призванной смести «красный» христианский мир.

Спасительные греческие «добавки» к христианству? Принцип спасительных добавок знаком нам всем по «перестройке–1». Вряд ли кто-то забыл о тогдашних предложениях, касающихся спасительных добавок рынка и демократии к замечательному в целом коммунизму. Покойный Шаталин, будучи советником последнего коммунистического вождя Горбачева, инструктировал начинающих рыночников: «Пусть только эти коммуняки клюнут на нашу наживку! Пусть только клюнут — и им конец!»

«Перестройке–2» нужны другие спасительные добавки. В том числе и греческая (эллинистическая) для спасения замечательного христианства.

«Греки нам помогут!» — обещает П.П.Гайденко. Они помогут! В начале XXI века они помогут РПЦ так же, как в конце ХХ-го Шаталин помог КПСС.

«Бойтесь данайцев, дары приносящих», — учили эти самые греки. В XXI веке любая адресация к благодетельному, спасительному возврату — к природе, эллинизму и т. д. — это инструмент демонтажа имеющегося. Мол, нам надо «вернуться к X», а нечто мешает нашему возвращению. Демонтируем мешающее — во имя благодетельного и спасительного «возврата к X». Потом оказывается, что вернулись вовсе не к X, а к чему-то совсем другому. Возникает новый, столь же спасительный Y. И вернуться надо к нему, а для этого…

Ну, хорошо, в конце 80-х это полагалось знать только специалистам по идеологическим спецоперациям. Но потом-то об этом узнали все. Это все опробовали на своей шкуре. На горьком опыте то есть. И что? Сейчас по второму разу? Мы к грекам возвращаемся от… от христианства?