Исав и Иаков: Судьба развития в России и мире. Том 2 - Кургинян Сергей Ервандович - Страница 61

Общеизвестно, куда. Он начнет бить по хилиазму как таковому. Коммунисты хотят построить Царство Божие на земле? Кто верил в построение Царства Божия на земле? Хилиасты (иначе — милленаристы), сторонники религиозного учения, согласно которому концу мира будет предшествовать тысячелетнее «Царство Божие на земле». Отсюда хилиазм (греческое «хилиас» — тысяча).

Хилиазм выражал чаяния тех, кто был растоптан социальной и иной — сугубо реальной и конкретной — вопиющей несправедливостью. Уповать на то, что эта несправедливость будет преодолена лишь в Царствии Небесном, а не на земле, эти люди не хотели. Слишком велик был гнет обрушившейся на них конкретной несправедливости. Хилиазм как таковой никак нельзя вывести за скобки христианства. Ну, не выведешь за эти скобки Апокалипсис Иоанна Богослова, да и многое другое. Не перечеркнешь походя авторитет Иринея Лионского, Тертуллиана, Аполлинария Лаодокийского и других.

Все понимают, что в основе революционной воли к изменению порядка вещей лежат именно хилиастические ожидания, выражающие в том числе и антифеодальные настроения крестьянско-плебейских масс. Да и любые антиаристократические настроения вообще. Все знают также, что для традиционных (и близких к традиционным) христианских обществ чем больше социальный гнет, чем он оскорбительнее и нестерпимее, тем выше хилиастический накал.

В России перед 1917 годом этот накал был беспрецедентно высок (смотри уже обсужденный мною вопрос о том, ОТКУДА народ переезжал в «ужасные коммуналки»). Но ничуть не меньше этот накал был у чешских таборитов, у анабаптистов Мюнстерской коммуны, у так называемых «Людей пятой монархии» во время Английской буржуазной революции XVII века. На нем построена «религия меча» христианского революционера Томаса Мюнцера, считающегося одним из предтеч коммунистов. Сам Мюнцер обращался в своих религиозно-идеологических начинаниях к учению Иоахима Флорского о так называемом христианстве Третьего Завета.

Так что отнюдь не русские в силу каких-то своих «пороков» породили хилиазм. Хилиазм — это мировая тенденция, причем глубоко закономерная. В России, кстати, эту тенденцию выражали не Ленин или Свердлов (они-то как раз хотели работать на ниве светской идеологии, как подлинные ученики революционных демократов), а Ф.Достоевский, В.Соловьев и многие другие. Весь русский Серебряный век был проникнут этим. Д.Мережковский, Н.Бердяев, В.Розанов, З.Гиппиус… Да мало ли еще кто? Безусловно, Н.Федоров.

Увлекавшийся тем же самым и негативно впоследствии оценивавший эти свои увлечения Сергий Булгаков говорил обо ВСЕМ русском Серебряном веке как об интеллигентской хилиастической секте. В любом случае, речь о масштабном духовном явлении, идущем через века и имеющем свои глубочайшие исторические корни.

Многие ищут эти корни в иудаизме. Мол, иудейское учение о мессии… иудейская же апокалиптическая литература периода Маккавейского восстания и гонений Антиоха Епифана… восстание Бар-Кохбы… Этот иудейский генезис, конечно, присутствует. Равно как и другой, тоже иудейский и более древний. Тут и Пророчество Исайи о всеобщем мире и установлении гармонии между человеком и природой. Тут и Пророчества Иезекииля О Новом Иерусалиме. Ну и, конечно, книга пророка Даниила, Псалмы Соломона, Книга тайн Еноха, Завет двенадцати патриархов, Апокалипсис Ездры, Апокалипсис Баруха и так далее.

Эта Ветхозаветная традиция существенна. Но непонятно, почему ее надо считать единственной. Фактически нигде в мире реакция традиционного общества на невыносимый гнет не оформлялась иначе, как через аналоги хилиазма. Все простые люди — даже в религиях, которые в принципе считают земную жизнь мороком и тем, от чего надо избавиться, — восставая, грезили о царстве справедливости на земле.

Мечта о создании на земле настоящей гармонии столь же древняя, как и человечество. Она столь же древняя, как и мечта о бессмертии, и в целом созвучна ей. Она приобретала разные обертона. Она приводила к очень разным эксцессам. Но ее нельзя изъять из человечества, не разрушив человечества. Как нельзя ее неразрушительным образом изъять из культуры — европейской, российской, общемировой. Как нельзя ее изъять из христианства, фактически из любой метафизики.

Но если у вас в сознании развился невроз дебольшевизации и вы хотите задушить все, что так или иначе отдает «большевизмом», то вы начнете свирепо РАСПРАВЛЯТЬСЯ с этим самым (далеко не однозначным и не однородным) хилиазмом вместо того, чтобы ИССЛЕДОВАТЬ его и ПОНЯТЬ. Кто и как хочет производить такую расправу? Главное здесь — «кто», которое изначально, в силу невротизации темой большевизма, было тесно ввязано с осуществлением подобного «как». Это «кто» — конечно же, белая эмиграция, пострадавшая от большевизма. Она пострадала страшно — кроваво и унизительно. И, сводя счеты с большевизмом, совершенно не собиралась проявлять академическую объективность.

Накаленный антисемитский миф был абсолютно естествен. Он был нужен для того, чтобы мобилизовать хоть какие-то массы в России. Он имел богатое фактурное подтверждение («вот кто такие эти революционеры!»). Он, наконец, ложился на хорошо проработанную с конца XIX века «спецтематику» — «Протоколы сионских мудрецов» и все прочее.

Миф — он и есть миф. Он нужен пропагандистам, мастерам информационной войны. Но на определенных этапах он становится абсолютным препятствием на пути к пониманию действительного процесса. Содержание, требующее объективного анализа, попадает в орбиту мифов и трансформируется до неузнаваемости. Увы, это не исчерпывается темой убийства царской семьи и сходными острыми историке-политическими сюжетами. Это распространяется и на сферу фундаментальной интеллектуальной аналитики, метафизической в том числе.

Где миф — там и лубок. Антисемит приходит в антикварный магазин и видит рояль: «Что такое эти черные штучки? Это жиды?» — «Нет, гражданин, это клавиши». — «А эти белые штучки что, это жиды?» — «Гражданин, это тоже клавиши». — «Клавиши?» — «Да, клавиши» — «А из чего они?» — «Из слоновой кости». — «Во, жиды проклятые, что со слонами сделали!»

Дело не в том, что кто-то хочет табуировать тему еврейского участия в революции 1917 года. Дело в том, что обсуждать надо — находясь в адекватном состоянии. Ну, хорошо, есть у кого-то антисемитская страсть. Но ее тоже надо держать в рамках… Нет, не приличия, а хотя бы адекватности. А иначе — как в анекдоте. Так ведь на это укажут!

Кому-то, конечно, приятно говорить, что «еврей Тальберг мешал нашему Соколову расследовать еврейские ритуалы в деле царской семьи». Но, как я уже говорил в части IV, Тальберг (а) не еврей (русское сознание очень интернационально по сути и потому подчас не понимает тонких отличий). Тальберг (б) был суперантисемитом и входил в узкий круг тех, кто распространял «Протоколы сионских мудрецов». Тальберг (в) потому и не хотел, чтобы Соколов разбирался с ритуалами, что знал: это разбирательство покажет, что ритуалы не еврейские, а совсем-совсем другие.

Теперь представьте себе, что кто-то надул пузырь «наш Соколов против еврейского Тальберга». Потом — легкий укол: мол, Тальберг такой же еврей, как Будберг… или как Унгерн… И что происходит с пузырем? Кроме того, это все-таки наша история. Интересно же знать, что за ритуалы, если они были… В клубящейся, разорванной на части России ритуалы могли быть хоть каннибалистскими. И это не имеет решающего значения для оценки исторического процесса. Но ведь интересно! И не только в плане узко-историческом — в политическом тоже. Так почему не разобраться-то? Потому что всё «из слоновой кости»?

Пиама Павловна Гайденко — не отец Андрей Лоргус. Она в отечественной научной среде весьма серьезный авторитет. Все мы учились по ее книгам. Об экзистенциализме, в первую очередь, но и не только. Понятно, что в советскую эпоху кого допустили к возможности, цитируя обильно экзистенциалистов и излагая их мысли, публиковать что-то, того и читают. Как читали критику западной философии? Критическим духом проникались? Отнюдь. Читали, чтобы хоть таким образом приобщиться к этой самой западной (почему-то непереведенной и неопубликованной) философии. В этом было идеологическое убожище, которое я никоим образом оправдывать не намерен. Соответственно, кто печатал и хотя бы излагал — уже получал фору. Но Пиама Павловна пользовалась этой форой очень тактично. Излагала корректно. И все всегда это ценили и уважали.