Исав и Иаков: Судьба развития в России и мире. Том 2 - Кургинян Сергей Ервандович - Страница 58

То есть те, кого я назвал «противники Времени», извращают смысл используемой цитаты, трактуют ее с точностью до наоборот. Они приводят в качестве позитивного аргумента слова тех, кто в тексте назван «наглыми ругателями». Но дело тут не в отдельных извращениях, а в своеобразной «клиофобии». То есть в нелюбви к Истории. Но разве не историей является жизнь Христа? Если бы не нужна была эта история — Крещение, искушение дьяволом, Голгофа, Воскресение, — «нечто» произошло бы одномоментно. Зачем было рождаться, жить, взрослеть, учительствовать? Как быть с этим временем и с этой историей при такой нелюбви к времени и истории вообще?

Мне кажется, я ответил на вопрос о сочетании политики и метафизической правды. Да, метафизическая правда важнее политики. Но эта метафизическая правда говорит в пользу развития. Всех доказательств — не приведешь. Разве приведенных недостаточно? А их ведь намного больше!

Раз так, то вывод напрашивается сам собой. Не метафизическую правду защищают, говоря, что она важнее адекватной политики. Нет, метафизическую правду извращают, подчиняя ее какой-то другой (и, видимо, не вполне адекватной) политике. ТУТ ГЛАВНОЕ, ЧТО ПОЛИТИКЕ.

У глубочайшего недоверия к времени и истории, к бытию, к форме (и обычной, и трансцендентальной) есть политический эквивалент. Он же — и метафизический фокус. Так что же это за фокус?

Многолетние занятия политической культурологией (а нельзя заниматься конфликтами и не заниматься политической культурологией), экспедиции в различные регионы мира, беседы (в том числе и весьма доверительные) с представителями самых разных религий убедили меня в том, что нелюбовь ко времени, истории, форме и бытию обязательно сочетается с нелюбовью к душе. Далеко не все религиозные люди любят душу. Есть и совершенно другое отношение к душе у людей, считающих себя «накаленно религиозными». Для этих людей (а возможно, и элитных групп) душа есть пагубное образование, от которого надо освободиться.

Я не буду излагать культурологический материал, доказывающий это мое утверждение, ибо такое изложение должно быть либо подробным, либо никаким. А будучи подробным, оно уж точно уведет нас в сторону. Поэтому вместо того, чтобы приводить доказательства, я ограничусь выдвижением гипотезы. Доказательства же приведу когда-нибудь в другом исследовании, не ставящем перед собой политических целей.

Здесь же я только укажу, что для тех, кто так метафизически негативно относится к душе (а нельзя, повторяю, будучи метафизиком и относясь негативно к времени и формам, относиться позитивно к душе), очень естественно желание отторгнуть историю и развитие.

Но тогда я должен подчеркнуть, что Россия для тех, кто так относится к истории, развитию, времени, формам, душе, — это не только слабое звено в политической, геополитической и иной имманентной цепи. Это еще и слабое звено в цепи метафизической, трансцендентной. И бьют по этому звену с особой сокрушительной силой. Надо ли подробно рассказывать о том, в каких историософских и геополитических школах и почему Россию называют душой мира (буквально — «сердцем мира», «Хартлендом»)? Вряд ли… Об этом много говорилось… А главное — не зря ведь Россию так называют. Она действительно имеет в себе нечто душецентрическое. Причем это душецентрическое начало связывает все периоды ее непростой истории.

И не случайно в некоторых сочинениях утверждается, что поскольку телом мира является Запад, душой мира — Россия, а духом — Восток, то Россия должна подчиниться Востоку. Речь идет как об исламском Востоке, так и о Востоке другом.

Сочинения, о которых я говорю, не абстрактны. Они насквозь политизированы. Суть в них, конечно, закамуфлирована. И Запад, и Россия вместе составляют Клиос, христианский мир, мир истории, а значит, и развития. Россия действительно представляла собой место, где развитие любили не меньше, чем на Западе, но понимали его иначе, чем на Западе. Или, как минимум, не вполне так, как на Западе. В этом смысле Россия была альтернативным Западом (ну, хотя бы как альтернативная — православная — часть общей христианской цивилизации). Запад это свое «альтер эго» ненавидел больше, чем Восток. Так бывает между близкими родственниками. Но это ничего не меняло в существе отношений и в разделении ролей.

Желание остановить развитие, причем не в отдельных частях земного шара, а в целом, острием направлено на Россию. Ведь западный проект «Модерн» не только подрывается многочисленными контрмодернистскими противниками, но и «остывает» — по ряду объективных причин. И если Россия в очередной раз не станет местом альтернатив, местом выработки других — преемственных, но более горячих — проектов развития, развитие (чуть раньше или чуть позже) исчерпает свою собственно модернистскую энергетику.

Россия сегодня может осуществлять Модерн лишь с оглядкой на неизбежное остывание оного завтра. Вряд ли ей удастся разогреть этот самый Модерн… Хотя кто знает?..

Но метафизических врагов развития беспокоит не примыкание России к западному проекту «Модерн», а возможность именно здесь какого-то нового слова, создающего новый — горячий — проект «Развитие» подобно тому, как это уже было в советский период. Этого не могут забыть! Этого не могут простить! Этого боятся, вопреки беспрецедентности российского оскудения. И для того, чтобы этому воспрепятствовать — именно для этого, — нужна и дебольшевизация, и предельная компрометация развития на всех уровнях, включая метафизический.

«Перестройка–2» и борьба с развитием как таковым на метафизическом уровне — это не параллельные заготовки. ЭТО ОДНА НОВАЯ ЗАГОТОВКА. И ее конечная задача — обеспечение полного небытия России (о чем, конечно, могут не догадываться многие энтузиасты-контрмодернисты от православия). Тут просматриваются отнюдь не только геополитические или геоэкономические цели. Тут просматриваются и цели метафизические: «Ах, Душа мира? Не будет Души — не будет развития. Не будет развития — будет регресс. Будет регресс — не будет мира. Повернем колесо истории вспять! Раскуем Кроноса!»

Нынешняя российская ситуация не благоприятствует серьезному отношению к словам и глубокому пониманию их подлинного значения. Играющие по поверхностному закону пиара противники обмениваются хлесткими словечками, как фехтовальными ударами. Еще недавно на этом поприще вне конкуренции было словечко «фашизм». Теперь — заметьте — оно ушло в тень. И это не случайно. Потому что одновременно из тени вылезли другие словечки. «Гностики»… «манихеи»… «Ты гностик». — «Сам ты гностик!» — «Ты манихей». — «Сам ты манихей!» — так ведется дискуссия.

Поверхностная политическая задача борьбы с революционными настроениями (безграмотно названная «противодействием ремиссии революционных настроений») сопрягается с гораздо более серьезными — масштабными и глубинными — задачами (борьба с развитием, борьба с историей и так далее). Но и пресловутое «противодействие ремиссии» нельзя с порога отбрасывать.

Ведь любая серьезная теория развития (если это не суррогат под названием «устойчивое развитие») начинает иначе работать с этими самыми революционными настроениями. Она начинает — так ли, по-другому ли — использовать социальную энергетику для крупных трансформаций, без которых развитие невозможно. А то, что без таких трансформаций не обойдешься, как мне кажется, очевидно. Дебольшевизаторы очень любят ставить знак равенства между такими трансформациями и репрессиями! Они доиграются, отпугивая от трансформаций этим, как им кажется, беспроигрышным образом. Раньше или позже скажут: «Ах, не может быть трансформаций без репрессий? Но и жизни без трансформаций быть не может! Даешь репрессии!»

Я лично так никогда не скажу. Но это не значит, что не скажут другие. А главное — нельзя торговать страхом, трусливо прятать голову под крыло и считать, что все образуется. Не образуется! Бояться правды в нынешней ситуации означает нарваться на самые негативные и бессмысленно-кровавые сценарии развития событий. Так, значит, надо сказать правду. Хотя, конечно, говорить ее нелегко.