Исав и Иаков: Судьба развития в России и мире. Том 2 - Кургинян Сергей Ервандович - Страница 35

Состояние, при котором страна является территорией актуального смысла, называется активным историческим состоянием. Люди, живущие на территории актуального смысла, не просто живут, процветают, самореализуются. Они еще и спасаются. И это главное. Красный проект предложил актуальную для своего времени формулу спасения. Её приняли те, кто уже отверг предыдущую формулу. И началась новая исторически активная жизнь. Ее трудно описать, трудно свести к любым — позитивным или негативным — социально-культурным прописям. Маяковский называл страну, ставшую территорией активного смысла, «весной человечества». А кто-то проклинал тот смысл. Но все вместе жило в среде, заполненной особыми вибрациями, в особом времени (кайросе). Вокруг того, что жило таким особым образом, собралась сверхдержава (СССР). Потом исторически активное ушло в песок. Но на песке остались отпечатки. Страна, на метафизическом песке которой есть отпечатки, — это тоже Родина.

Кроме того, исторически активное оставляет след и в связанном со страной ноосферном, так сказать, измерении — эгрегоре.

То, что хранится в эгрегоре, это Небесная Родина. Небесная Родина связывается с земной через отпечатки и ожидание нового пришествия Исторического. Этого пришествия ждут. Иногда веками. Помнят о том, что это было, и ждут. Ожидание — тоже Родина.

Родина — это тончайшая и сложнейшая идеально-материальная сущность. Нельзя объяснить до конца, как у людей возникает ощущение Родины. Но все мы знаем, как оно пропадает. И как люди перестают защищать безлюбое, еще вчера бывшее предметом бесконечной любви.

Повторяю, Родина — это сложнейшая, тончайшая сущность.

Ведь вы же можете представить себе, что страна осталась, а Родины нет, не так ли? Или наоборот — что страны нет. А Родина есть. Израиля как страны не было в течение двух тысяч лет. А Израиль как Родина оставался. И потому, что был Небесный Израиль. И потому, что отпечатки на метафизическом песке сохраняли для народа исключительное значение. Примерьте эту коллизию на себя. Нет земного СССР. А Небесный (эгрегориальный) СССР есть. И отпечатки на песке есть. И потому можно и выйти из «бобка», и вернуться в историю. А значит, спастись. Родина — это не место процветания. Это место спасения.

Самое страшное — это потерять Небесную Родину. Потому что тогда не будет и земной. Причем никогда. Ибо любое восстановление земной Родины возможно лишь через связь субъекта, который осуществляет это восстановление, с Небесной Родиной. Связь такая — это историческая (огненная) мистерия.

Нет Родины без исторической мистерии. Поскольку Родина — это союз живых и мертвых. И только этот союз — поймите же, только он — имеет право называться собором. Путать трансцендентную соборность с имманентной коллективностью очень наивно. Метафизика это или политика? Это, конечно, метафизика. Но это и политика тоже, да еще какая.

Если правящий класс захочет продать Россию, то этому должно воспротивиться население. А если население, проникнувшись духом Исава и продав первородство за чечевичную похлебку, захочет продать Россию и даже проведет референдум на тему «150 триллионов долларов за Россию»? А что? Каждый россиянин получит миллион долларов. Разве мало? 150 миллионов населения, согласившихся на эту продажу, не могут ее осуществить, потому что есть еще миллиарды мертвых, умерших за Россию. И есть Небесная Россия как совокупная Память об Историческом, то есть Родине. Единство метафизической России, находящейся в эгрегоре, и актуальной России, которая должна вернуться в историю, — это Родина.

Господин Пионтковский противопоставляет Родину «кузькиной матери». Это некорректное противопоставление. Тут важно — Родина для «кузькиной матери» или «кузькина мать» для Родины. Если Родина для «кузькиной матери», то это уже не Родина. А если наоборот? И стоит ли вообще так смаковать композиции, в которых имманентное недопустимым образом переплетается с трансцендентным? Это ведь не только политически, но и научно неверно. А также морально, экзистенциально и так далее.

Господину Пионтковскому стоило бы прочитать «А зори здесь тихие» Васильева. Находящийся на грани безумия старшина, видящий, как погибают девушки, спрашивает — ради чего? Ради Беломоро-Балтийского канала имени Сталина (сравни «кузькину мать» или «Абрамовича» у Пионтковского)? И одна из девушек отвечает, что Родина — это не канал. Что защищали ее, а не канал. Канал — имманентное, Родина — трансцендентное. Девушки это понимали. А Пионтковский не понимает. И многие, многие другие — тоже.

Повторю, у нас в застойную эпоху любили петь «С чего начинается Родина». Перечислялись имманентности (картинка в букваре и так далее). А дальше оптимистически заявлялось: «С того, что в любых испытаниях у нас никому не отнять». Отняли! Под вопли о покаянии стирали отпечатки на метафизическом песке. Воюя с историей, ломали связь с эгрегором, со смыслом как таковым. Но главное — смысл остыл. И его удалось отделить от страны. Теперь нужен преемственный нагретый исторический смысл. Лишь он восстановит все: тонкую структуру, отпечатки, эгрегориальный канал — Родину.

«Имя Россия»… Шоу на краю пропасти… Продюсер проекта А.Любимов заявляет: «Великолепен День России. Пора уже прекращать язвительные споры по его поводу…Потеряв территории (имеется в виду распад СССР), мы просто сбросили балласт». Вот ведь какие мы, оказывается, умные! Сбросили балласт! А когда снова сбросим? Северный Кавказ, например? И когда, наконец, балластом станет государственность как таковая, а также все, что с ней связано? И что сделать, чтобы «просто-сбрасыватели» не сбросили нас в итоге в помойную яму, в безгосударственное ликвидационное гетто?

Для того, чтобы этого не произошло, надо суметь ответить на два вызова.

Первый — «вызов 0,5». «0,5» — это полтриллиона долларов, вывезенные нашей «элитой» за рубеж. «Вызов 0,5» — это предложение выбрать: ИЛИ «0,5», ИЛИ Россия. Элита невротически отрицает возможность такого вызова. А все крупные западные аналитики (Бжезинский, Сестанович и другие) придают именно ему решающее значение («припугнем русских хорьков, они струхнут и все сдадут — лишь бы не потерять свои «0,5»»).

Второй вызов — «150». Что сделает нынешнее население России — 150 миллионов человек, — если ему предложат продать Родину за 150 триллионов долларов? Не хмыкайте («таких денег в природе нет!»), а посмотрите правде в глаза. Знаю лучше многих изъяны Слободана Милошевича. Но население Сербии продало своего лидера и терпело унизительные для нации измывательства над ним — за что? За возможность под руководством Бориса Тадича в обкромсанном до несовместимости с национальной жизнью и растоптанном виде войти в Европу… Нечто подобное по отношению к России я называю «вызовом 150».

Говорить, что все сводится к «вызову 0,5» — значит, врать самим себе. Был бы только «вызов 0,5» — справились бы в два счета.

«0,5» знает, что ее спасение — «150». «0,5» формирует «150», проводя соответствующую культурную политику. Сериалы — это «150», «Груз–200» — это «150», «Comedy Club», «Дом–2» — это «150». «Адмиралъ» — тоже. И много что еще.

Чем мы располагаем в качестве альтернативы «0,5» (контрэлиты) и альтернативы «150»? Какую часть своего населения мы можем называть народом? Если клочку России (например, Северо-Западному) предложат завтра войти в Европу в качестве независимого государства, то какая часть населения окажется народом, отвергнувшим этот выбор? Что подвигнет на борьбу отвергнувших? Нужен горячий, великий смысл, обращенный в будущее. И нужно помнить: остывший смысл не спасает. Ведь при распаде СССР речь шла не только о «проблеме 0,5» в ее тогдашнем варианте («сейчас развалим и о-го-го как пограбим!»), но и о «проблеме 150» в ее тогдашнем варианте («ё-моё! — у них там на прилавках 150 сортов сыра!»).

Родина ИЛИ «150»! Но почему ИЛИ? Позднесоветское «ням-ням» с сытым недоумением смотрело выпущенный на экраны в 1987 году (и снятый в 1968 году) коварный фильм «Интервенция». Высоцкий нравился… почти как шикарные американские джинсы. И песенку он пел клевую: