Отклонение от нормы - Уиндем Джон Паркс Лукас Бейнон Харрис - Страница 26
- Предыдущая
- 26/45
- Следующая
– Почем я знаю, – ответила она. – А ты разве их не слышишь? Они там,
– она махнула рукой на юго-запад, – но только далеко-далеко…
Я попытался собраться с мыслями.
– А сейчас, сию минуту, ты их слышишь? – спросил я.
– Да. Но не очень… не очень ясно, – ответила она.
Я изо всех сил попытался уловить хоть что-нибудь, но все мои усилия были напрасны.
– Постарайся передать мне то, что ты слышишь от них, – попросил я Петру.
Она постаралась. Что-то там явно было, но на таком уровне, на котором никто из нас ничего понять не мог. Кроме того, это было так расплывчато, что вообще не имело каких-то конкретных очертаний, вероятно, потому, что Петра пыталась схватить и передать нам то, чего сама не понимала. Я ничего не мог разобрать и позвал Розалинду, но и она тоже ничего не поняла. Петре это давалось с трудом, она быстро устала и минут через пять мы решили оставить эти попытки.
Несмотря на то, что Петра все еще частенько забывалась и буквально оглушала нас, все мы гордились ею. У нас было такое чувство, словно мы открыли никому еще пока не известного певца, который в будущем обязательно прославится, станет первым… Только все это было гораздо важнее, чем какое-то там пение…
– Из нее может получиться нечто потрясающее, – выразил общее мнение Мишель. – Только если она не сведет нас всех с ума прежде, чем научится сдерживаться, – добавил он.
Дней десять спустя после истории с пони дядя Аксель за ужином попросил меня помочь ему, пока не стемнело, починить старую повозку. Просьба была самая обычная, но что-то в его взгляде заставило меня насторожиться. Я согласился. Мы закончили ужин, вышли из дому во двор и зашли за сарай, где нас никто не мог подслушать. Он выплюнул изо рта соломинку, которой задумчиво ковырял в зубах, и посмотрел на меня.
– Боюсь, ты где-то напортачил, Дэви… – со вздохом наконец произнес он.
Напортачить я мог где угодно, но только об одной вещи он мог говорить таким тоном.
– Не помню… Вроде бы нет, – неуверенно сказал я.
– Тогда, может, кто из ваших? – спросил он, подумав.
Я опять ответил отрицательно.
– М-да, – протянул он. – Скажи на милость, отчего же тогда Джо Дарлей так тобой интересовался? А?
– Понятия не имею, – искренне сказал я.
Он покачал головой с сомнением.
– Не нравится мне все это, мальчик. Очень не нравится!
– Он спрашивал только обо мне или… о Розалинде тоже?
– О тебе и о Розалинде Мортон, – веско сказал дядя.
– Вот оно что… – запинаясь, протянул я. – Ну, если этот Дарлей… Может, он что-нибудь слышал… И хочет пустить слух, что мы с Розалиндой… Ну, в общем…
– Может и так, – перебил меня дядя, – только дело в том, что этот Дарлей… Словом, раза два инспектор к нему обращался по… разным деликатным вопросам. Когда надо было разузнать кое-что по-тихому… Понимаешь? Вот это-то мне и не нравится.
Мне это понравилось еще меньше, но Дарлей никогда не вертелся возле нас, и я не мог себе представить, как у него могла возникнуть хоть тень подозрения.
– Но слушай, – сказал я Акселю, – если уж на то пошло, нас не так-то просто будет подогнать под официально признанные отклонения.
– Э-э, нет, Дэви, – протянул Аксель, – этот список – список официальных отклонений – в любой момент может и дополниться. Ты пойми, они ведь не могли предугадать, что может произойти в смысле отклонения? Какая может возникнуть новая мутация. И долг инспектора в том и состоит, чтобы внимательно наблюдать за всеми в округе, и если что-то покажется ему подозрительным, он обязан произвести расследование. Это и есть его работа.
– Мы уже обдумали, что нам делать, если нас заподозрят, – сказал я ему. – Ведь тот, кто станет задавать нам вопросы, даже не будет знать, что он ищет. И нам остается лишь «не понимать», о чем, собственно, идет речь. Если Джо или кто-то еще и подозревают нас в чем-то, то они даже не могут никому объяснить, в чем именно.
Кажется, мне не удалось до конца убедить Акселя.
– Ну хорошо, допустим, что так, – сказал он. – А как насчет Рэйчел? Она ведь здорово переживает из-за сестры… Не могла ли она…
– Нет! – твердо сказал я. – Рассказав про всех нас, она не могла бы выгородить себя. Кроме того, если бы она и попыталась что-то скрыть от нас, мы бы все равно это знали! Понимаешь, мне трудно объяснить тебе… Но лгать в этом…
– Ладно, – оборвал он меня. – Ну, а если Петра что-то болтает?
– Как ты узнал?! Про Петру?… – изумленно вымолвил я. – Ведь я никогда… Ни единым словом тебе не…
– Выходит, я угадал, – усмехнулся он. – Она тоже из ваших. Я так и думал…
– Откуда ты узнал? – уже с тревогой спросил я. – Она… сама тебе сказала?
– Нет-нет, – заверил он меня, видя, что я очень испуган. – Узнал я, можно сказать случайно. В каком-то смысле мне тут помогла… Анна. Я ведь говорил тебе, Дэви, что ее свадьба с тем парнем – затея опасная. Есть, знаешь ли, такие женщины, которые не успокоятся, пока не станут тряпкой, о которую мужчина вытирает ноги. Для них весь смысл жизни в том, чтобы был над ними хозяин. Анна была из этой породы.
– Ты… хочешь сказать, что она ему все… о себе? – пробормотал я.
– Будь уверен, – твердо сказал он. – И не только о себе, а о вас всех!
– Быть того не может! – вырвалось у меня.
– Уж будь уверен, мальчик, – вздохнул он. – Зря я бы не стал… Ты пойми меня правильно, Дэви, может, она и не хотела говорить про всех – сказала о себе, а остальное уж он из нее сам вытянул. Но так или иначе, он все знал, можешь мне поверить!
– Даже… Даже если и так, откуда тебе это известно? – спросил я, чувствуя подступающую дурноту.
Он задумался.
– Чтобы объяснить тебе это, придется кое-что рассказать. – Он помолчал, потом глянул на меня исподлобья, словно что-то прикидывая, и наконец решился – Был когда-то в Риго припортовый кабак. Небольшой такой погребок, его держал один человек – Гроуф его звали… Загребал он деньгу будь здоров. Так вот, прислугой у него в этом кабаке были пятеро – двое мужчин и три женщины. И делали эти пятеро все, понимаешь, все, что он скажет!… Ему достаточно было шепнуть одно словечко кому надо, и один из мужчин был бы тут же вздернут на виселице за подстрекательство к бунту на корабле, а двое женщин – за убийство. Уж не знаю, чем он держал остальных, но держал крепко… Заставлял женщин принимать «гостей» – моряков, а все, что они получали, клал себе в карман… Видел я и как он с ними обращался… А главное, как смотрел на них – с каким злорадством!… Да, он крепко их держал, и они это знали! И он знал, что они знают… Ему стоило мигнуть, и они бы в пляс пустились!
Аксель на секунду замолк и усмехнулся.
– Никогда не думал, что увижу когда-нибудь еще такой взгляд! Да еще где?! В нашей церкви, Дэви! Это было написано на его физиономии – его! Как он смотрел на тебя, на Розалинду, а потом и на Петру! Да, еще и на Рэйчел, конечно…
– Но… дядя, только по одному взгляду… Ты ведь мог и ошибиться… – пробормотал я.
– Нет, Дэви! Это ни с чем не спутаешь. Этот взгляд я хорошо запомнил! Когда я увидел Алана там, в церкви, я словно снова очутился в том кабаке, в Риго… А потом, если я ошибся, скажи на милость, как я мог узнать про Петру?
– Что же ты сделал? – машинально спросил я. – Что было дальше?
– Дальше? – переспросил он. – Я вернулся из церкви, подумал, вспомнил, какую расчудесную жизнь устроил себе этот парень – Гроуф – ну, и еще кое о чем, и… Натянул тетиву поновей и покрепче на свой старый лук.
– Так это ты?! – изумленно воскликнул я.
– Другого выхода не было, Дэви. Я, конечно, понимал, что Анна подумает на кого-то из вас, а может, и на всех вместе. Но она ведь не могла выдать вас, не выдав при этом и себя с сестрой. Риск, понятно, был, но… другого выхода не было!
– Если б ты только знал, какой риск! – сказал я, придя в себя после его рассказа, и коротко пересказал ему то, что было в предсмертной записке Анны к инспектору.
- Предыдущая
- 26/45
- Следующая
