Смерть, а потом? (ЛП) - Безант Анни - Страница 4

Действительно, смерть заключается в повторяющемся процессе раздевания, или обнажения. Бессмертная часть человека избавляется, одна за другой, от своих внешних оболочек, и — как змея из её кожи, бабочка из её куколки — выходит из одного после другого, переходя в более высокое состояние сознания. Теперь это факт, что такой выход из тела и размещение сознательного существа в проводнике, называемом телом желаний, камическим, или астральным телом, или в ещё более эфирном теле мысли, могут быть произведены во время земной жизни. Так что человек может получить представление об условиях развоплощения, и это может избавить его от любого страха, который окружает неизвестное. Он может чувствовать себя сознательным существом в любом из этих проводников, и так удостовериться, что «жизнь» не зависит от его функционирования через физическое тело. Почему человек, который таким образом неоднократно «сбрасывал» свои низшие тела и находил в результате не бессознательное состояние, а расширенную свободу и яркость жизни — почему он должен бояться заключительного отбрасывания своих оков и освобождения своего бессмертного “Я” от того, что он осознаёт, как тюрьму плоти?

Это представление о человеческой жизни — важнейшая часть эзотерической философии. Человек, прежде всего, божественен, как искра божественной жизни. Это живущее пламя, происходящее из центрального огня, ткёт для себя оболочки, в которых оно живёт, и таким образом, становится триадой, атма-буддхи-манасом, или духом, отражением бессмертного “Я”. Оно посылает свой Луч, который заключается в грубую материю, в тело желаний, или камические элементы, страстную природу, и в эфирный двойник и физическое тело. Бывший свободным бессмертный интеллект, таким образом вовлечённый, забинтованный, скованный работает тяжело и напряжённо через покрытия, которые окутывают его. В своей собственной природе он всегда остаётся свободной птицей небес, но его крылья связаны с его точки зрения материей, в которую он погружен. Когда человек распознаёт свою собственную врождённую природу, он учится открывать свои тюремные двери и сбегать иногда из своей тюрьмы; сначала он учится идентифицировать себя с бессмертной триадой и подниматься выше тела и своих страстей в чистую ментальную и нравственную жизнь; тогда он узнаёт, что покорённое тело не может держать его в заключении, и он отпирает его двери и вступает в счастье своей истинной жизни. Так, когда смерть отпирает дверь для него, он уже знает страну, в которой появляется, шагая её дорогами по своей собственной воле. И, наконец, он становится способным осознать, как факт высшей важности, что «жизнь» не имеет никакого отношения к телу и к этому материальному плану, что жизнь есть его сознательное существование, непрерывное, не разрушаемое. И краткий перерыв в той жизни, во время которой он пребывает на земле, — всего лишь малая часть его сознательного существования, более того, часть, во время которой он менее сознателен из-за тяжёлых оболочек, угнетающих его. Только во время этих перерывов (кроме исключительных случаев) он может полностью терять свое сознание непрерывной жизни, будучи окружённым этими оболочками, которые вводят его в заблуждение и затемняют ему природу вещей, делая реальным то, что является иллюзией, и постоянным то, что является преходящим. Солнечный свет наполняет вселенную, и в воплощении мы уходим из него в сумерки тела и видим, но смутно во время нашего тюремного заключения; после смерти мы выходим из тюрьмы снова в солнечный свет, ближе к реальности. Коротки периоды сумерек, и продолжительны периоды солнечного света; но в нашем ослеплённом состоянии мы называем сумерки жизнью, и для нас это — реальное существование, в то же время мы называем солнечный свет смертью и трепещем от мысли о наступлении её. Хорошо поступил Джордано Бруно, один из величайших учителей нашей философии в эпоху средневековья, изложив правду относительно тела и человека. Он говорит о реальном человеке:

“Он будет представлен таким мудрым, что лучшая часть “Я” будет отсутствовать в теле, и возьмёт себе неразрушимым таинством божественные способности, так что он не будет чувствовать к смертным существам ни любви, ни ненависти. Рассматривая себя как хозяина, он не будет слугой и рабом своего тела, которое он видит только как тюрьму, которая удерживает его в заключении, клей, который пачкает его крылья, цепи, которые связывают его руки, колодки, которые держат его ноги, завесу, которая закрывает ему обзор. Пусть он не будет ни слугой, ни пленником, пойманным в ловушку и прикованным цепью, праздным, вялым и слепым; тело, которое он сам оставляет, не может быть тираном для него, таким образом, чтобы дух в определённой степени становился перед ним, как телесный мир, а материя — подвластной божественности и природе”. (“Героические энтузиасты”, пер. Л. Вильямса, часть II, стр. 22–23.)

Как только мы, таким образом, приходим к оценке тела, и, подчиняя его, получаем свою свободу, смерть утрачивает для нас все свои ужасы, в её объятиях тело исчезает для нас, как облачение, и мы выходим из него распрямлёнными и свободными.

В таком же направлении мысли д-р Франц Хартманн пишет:

“Согласно определённым представлениям Запада, человек — развитая обезьяна. Согласно представлениям индийских мудрецов, которые соответствуют взглядам философов прошлых веков и учениям христианских мистиков, человек — бог, который объединён во время его земной жизни через его собственные плотские стремления с животным (его животной природой). Бог, который обитает внутри него, наделяет человека мудростью. Животное обеспечивает его силой. После смерти бог производит своё собственное освобождение из человека путём отделения от животного тела. Поскольку человек несёт в себе это божественное сознание, его задача — бороться со своими животными склонностями и подняться над ними с помощью божественной основы, задача, которую животное не может выполнить, и которая поэтому не востребована от него”. (“Кремация”, теософические исследования, т. III.)

"Человек", если использовать слово в смысле личности (оно так и использовано во второй половине этого предложения), только условно бессмертен; истинный человек — развивающийся бог — освобождается, и б`ольшая часть личности идёт с ним, так как поднялась и объединилась с божественным.

Таким образом, тело, оставленное буйству бесчисленных жизней, — ранее удерживаемых принуждением праны, действующей через её проводник, эфирный двойник, — начинает разлагаться, и с распадом его клеток и молекул, его частицы переходят в другие соединения.

По нашему возвращению к земле мы можем снова встретить некоторые из тех же самых бесчисленных жизней, которые в предыдущем воплощении сделали из нашего тела своё преходящее жилище; но всё, в чём мы сейчас заинтересованы, — это разрушение тела, жизненный период которого закончен, и судьба его — полный распад. Таким образом, для плотного тела смерть означает его конец как организма, освобождение связей, которые объединяли многих в одно.

Эфирный двойник — эфирная копия грубого тела человека. Это двойник, который иногда замечается во время жизни вокруг тела, а его отсутствие в теле вообще приводит к оцепенению или полулетаргии последнего. Во время земной жизни он действует, как резервуар, или проводник жизненного принципа, и его изъятие из тела, естественно, отмечено понижением всех жизненных функций, даже в то время, когда шнур, который объединяет их, все ещё не разорван. Как уже было сказано, разрыв шнура означает смерть тела.

Когда эфирный двойник, наконец, оставляет тело, он не отдаляется от него. Обычно, он остаётся плавать над телом в спокойном полусонном состоянии сознания, если шумное проявление горя и бурные эмоции не окружают труп, из которого он только что вышел. И здесь следует сказать, что во время медленного процесса умирания, в то время как эфирный двойник уходит из тела, забирая с собой высшие принципы, и после того, как он ушёл, в комнате умирающего должны сохраняться чрезвычайное спокойствие и самообладание. В течение этого времени вся жизнь стремительно проходит в обзоре перед эго, индивидуальностью, как имевшей отношение к тому, кто погрузился в это бессознательное и безжизненное состояние. Учитель написал: