Хвосттрубой, Или Приключения Молодого Кота - Уильямс Тэд - Страница 17

• Предыдущая
• 17/74
• Следующая

— В те времена, — продолжал Гроза Тараканов, — собаки еще не были игрушками Мурчелов, не были теми несчастными слюнтяями, какими стали сегодня, но Племя всегда подсмеивалось над ними, конечно не прямо в глаза. Поэтому, наблюдая, как собаки одна за другой карабкаются наверх, но тут же с позором скатываются вниз, Краснолап не мог удержаться от смеха.

Услышав это, огромный мастиф сердито обернулся и прорычал:

— Кто ты, о кот, который смеется?

Краснолап постарался сдержать смех.

— Я Краснолап, потомок Харара, — ответил он.

Мастиф смерил его взглядом:

— А я Рауро Куслай, король здешних собак. Никому не советую надо мной смеяться! — При этом собачий король важно выпятил грудь и так вытаращил глаза, что Краснолап едва не расхохотался снова.

— И долго вы строите эти ворота, о король? — спросил он.

— Уже три сезона, — ответил Куслай. — До конца работы не хватает всего одной кости.

— Я так и понял, — отозвался Краснолап, и вдруг ему захотелось сыграть шутку над этим важным, надутым собачьим королем. — Ваше величество, если я помогу вам закончить строительство ворот, обещаете ли вы оказать мне одну милость? — спросил он.

— Какую именно? — с подозрением поинтересовался король.

— Если я справлюсь с этим делом, то хотел бы получить кость по своему выбору.

Король подумал о тысячах костей, которыми владел, и даже тявкнул от радости, что с него спросили так дешево.

— Ты получишь любую кость в моем королевстве, какую пожелаешь. Только сделай.

Краснолап согласился и, взяв в зубы последнюю кость от ворот, осторожно и ловко полез наверх по раскачивающейся арке. Добравшись до самой верхушки, он тщательно вставил кость между двух изогнутых башен, и она встала на место, как последняя чешуйка, которую Муркла положила на ящерицу. Потом он спустился вниз, а Рычатели лаяли от радости, что работа завершена и сооружение мощных ворот закончено.

И вот пока все они смотрели наверх, хлопая ушами и радостно высунув языки, Краснолап подошел к основанию одной из башен. Он внимательно осмотрелся, улучил момент и вытащил из нее кость.

Несколько мгновений ничто не менялось — потом все задрожало, загремело, заколыхалось, ворота наклонились сначала в одну, потом в другую сторону… и рухнули с таким грохотом, словно все мертвые мира разом пустились в пляс.

Когда же король Рауро Куслай, дрожа от гнева и ужаса, повернулся к Краснолапу, принц лишь сказал ему:

— Я выбрал себе кость, как мы и договаривались! — И он рассмеялся.

Король посмотрел сначала на Краснолапа, потом на рухнувшие ворота, и глаза его налились кровью.

— П-п-поймайте этого ч-ч-чертова кота! — взвыл он — Уб-б-бейте его!

И все Рычатели Дикдикдикии тут же вскочили и бросились за Краснолапом; но он был слишком быстроног для них и убежал.

— Вспоминай обо мне, о король, — обернувшись, крикнул он на бегу, — когда в следующий раз будешь грызть кость на своем троне из незарытого навоза!

Вот поэтому мы — коты и эти собаки — теперь враги. Они так и не простили унижения своего короля и поклялись, что никогда этого не забудут — пока солнце не упадет с неба, а змеи не научатся летать на утреннем ветерке.

Когда Гроза Тараканов закончил свой рассказ, Шустрик уже спал и тихонько урчал. Странное ощущение, что он видит все это сам, оставило Фритти. Ему хотелось расспросить старого кота, но тот впал в полусон, полузабытье и не отвечал. Наконец Хвосттрубой тоже поддался зову сна и отправился в поля сновидений.

Утреннее солнце уже светило высоко в небе, когда Хвосттрубой проснулся: что-то толкало его в грудь и в живот.

Шустрик спал, прижавшись к Фритти, и во сне тихонько уминал его лапками. Возможно, недавно отлученному от сосцов котенку снились мать и гнездо. Хвосттрубой снова почувствовал угрызения совести, что подвергает своего юного спутника опасностям путешествия. Обычно, выйдя из котячества, Племя охотилось и путешествовало поодиночке. Отвечать за кого-то было не принято.

«Конечно, — подумал Фритти, — последнее время происходит много такого, что обычно не принято».

Шустрик продолжал пихать его лапками во сне, и Фритти вспомнил собственную мать… и ему вдруг стало очень хорошо оттого, что в этом незнакомом месте он ощущал приникшее к нему теплое пушистое тельце. Он лизнул нежный пушок в ухе Шустрика, и спящий котенок блаженно заурчал. Хвосттрубой уже снова засыпал, когда услышал чей-то голос.

Это Гроза Тараканов проснулся и бродил вокруг, разговаривая сам с собой. Его взгляд снова приобрел то отсутствующее выражение, которое Фритти уже видел. Грязное, лохматое тело вытянулось и напряглось.

— …Стучит и колотит, и в ловушке… вот мы где… в ловушке! Прижаты под этой стеной, качающейся стеной и всем… — неистово бормотал Гроза Тараканов, мотаясь взад-вперед под изумленным взглядом Фритти.

— …Птицы и верещащие, верещащие красноглазые… смеются и танцуют — не могут выбраться!… Царапайся в дверь, где она?… нужно найти…

Вдруг шерсть на старом коте встала дыбом, словно его испугал неожиданный звук или запах. Хвосттрубой ничего не почуял. Зашипев и вытянув вперед когти, Гроза Тараканов распластался по земле и зарычал, оскалив зубы:

— Они здесь! Я чувствую! Зачем я им нужен? Зачем?

Он взвыл, дико озираясь вокруг, словно был окружен врагами:

— Они достают меня, и это… больно… Аххх!… Пра-Древо… прости… Ах! Вон трещина! Трещина в небе!

С этими словами он скорчился, задрожал и прыгнул в кусты. Шум его бегства быстро затих вдали.

Рядом с Фритти проснулся его юный спутник.

— Что тут такое? — Он сонно зевнул и потянулся — Мне послышался какой-то ужасный грохот.

— Это Гроза Тараканов, — ответил Хвосттрубой. — Он, кажется, сбежал. У него опять был приступ — решил, что за ним кто-то гонится. — Фритти тряхнул головой, стараясь прогнать воспоминания о случившемся.

— Ну что же, так и должно было быть, — спокойно заметил Шустрик.

— Может, он еще вернется.

— Да он на самом деле неплохой. Только полоумный. Но истории рассказывает интересные. Мне очень понравилась та, про Краснолапа. А кто такой этот Краснолап? Никогда не слышал, чтобы Жесткоус рассказывал о нем. Да и о королеве Пушинке Небесной тоже.

— Не знаю, — отозвался Фритти и только хотел было предложить поохотиться и добыть что-нибудь на завтрак, как вдруг заметил, что все птицы почему-то умолкли. В лесу воцарилась мертвая тишина.

Внезапно из окружающей зелени тихо-тихо, как растет трава, показались несколько больших котов, бесшумных, как тени. Прежде чем ошеломленные этим зрелищем Хвосттрубой и Шустрик могли что-то сказать или даже шелохнуться, незнакомые коты окружили их широким кольцом.

Шустрик заскулил от ужаса. Коты смотрели на них холодными немигающими глазами.

Теперь Фритти и его спутника окружало движущееся кольцо. Коты кружили вокруг них в каком-то сложном танце, постоянно принюхиваясь, но не издавая ни звука. Круг сжимался до тех пор, пока незнакомцы не соприкоснулись с Фритти и Шустриком носами.

Фритти чувствовал, что котенок пугается все больше и больше. Незнакомцы тоже чувствовали это. Напряжение между живым кольцом и стоящей в нем парой все нарастало.

Наконец Хвосттрубой не мог больше этого вынести. Когда один из котов задел Шустрика, да еще на него фыркнул, Фритти зашипел и хлопнул его лапой. Вместо того чтобы напасть или отпрыгнуть от удивления, незнакомый кот просто кивнул и отступил на шаг.

Он был весь черный. Под короткой блестящей шерсткой переливались мускулы. Глаза казались узкими щелками, в которых тлеет огонь, но при этом совсем не сердитыми. Да, кот вовсе не был грозен, напротив, выглядел пугающе спокойным.

• Предыдущая
• 17/74
• Следующая