Охотник - Бодров Виталий Витальевич - Страница 35

– Папа…

– С мертвым тяжело говорить? – понимающе усмехается отец. – Да и мне не просто, поверь. Лук как служит, надежно?

Лук когда-то отцу служил, а до него – деду, а еще раньше прадеду.

– Не подводил пока. – Слова, что капают с губ, будто чужие. А своих найти не могу, рассыпались, как стрелы из дырявого колчана. – Мы в Руину идем, – выдавливаю наконец неловко.

– Руина… опасно там, сын. Лучше уж по Злому лесу ходить. – Тень отца вздыхает с легким сожалением.

– Злой лес тебя убил. – Мой голос звучит глухо, но я не могу себе представить что-то звонкое под этим небом. Даже знаменитый эльфийский «колокольчик» теряется в этом месте. Мне хочется уйти, уйти подальше и никогда больше не возвращаться, но… отец…

– Мне не повезло, – соглашается тень его голоса. – Кто бы мог подумать, что иные сказки и не сказки вовсе. Помнишь, Усталый Путник, Зимнее Солнышко, Человек-Муравей, Невидимый Брукс?

– Лишний След, Зеленый Червь, – улыбаюсь сквозь слезы, вспоминая сказки, которые он мне рассказывал. Наши, охотничьи сказки. Про Злой лес и его таинственных обитателей.

– Именно. Вот с Зеленым Червем я и повстречался. – Тень голоса сейчас звучит сухо и вместе с тем строго. – Так что имей в виду, не все чушь, что в сказках.

– Мы повстречались с Безымянным, – говорю просто.

– Даже так? – тень отца улыбается. – И уцелели? Повезло вам. Но в другой раз может и не повезти. А уж в Руине – и подавно. Звел охраняет только тех, кто в Лесу.

– Я могу тебе помочь? – спрашиваю. Слезы торят теплые дорожки по моим щекам.

Слезы? Я же разучился плакать… давно уже разучился. Почему сейчас я чувствую себя не матерым охотником, а обиженным ребенком, у которого вот-вот отнимут игрушку?

– Нет. Не знаю. – Тень отца печально улыбается и начинает бледнеть. – Я всего лишь кусочек тени, прикованный к Камню. Откуда мне знать, что возможно? Молись Звелу, сынок, чтобы моя участь тебя миновала.

Тень становится полупрозрачной, я протягиваю руку, пытаясь не то удержать, не то просто коснуться.

– А теперь уходи. – Тень прощально улыбается, тая у меня на глазах. – Мертвым больно общаться с живыми. Мы ведь даже плакать не можем…

Отворачиваюсь от него, вытираю лицо рукавом, мешая кровь и слезы.

– Пошли, – бросаю глухо, не глядя на спутников.

Если сейчас господа маги возразят, что им надо еще осмотреть Камень, убью на месте. Но те послушно следуют за мной. Спасибо, эльф не рвется встать во главе отряда. Я не хотел, чтобы хоть кто-нибудь видел сейчас мое лицо.

Тропа расстилается передо мной сама, серебря траву. Я встаю на нее, смотрю в небо. Солнце сочувственно улыбается, прячется за легким облачком. До боли хочется оглянуться, встретить теплый взгляд отца… нет, зачем жечь лохмотья души, они и так истекают кровью.

За моей спиной эльф помогает встать на Тропу господам магам. Медвежонок, хоть и не без труда, делает это сам. Растет парнишка, год-другой, и знатный охотник выйдет. Из лука стрелять я его подучу, а Лес он и так чувствует лучше многих. Если из Руины вернемся, так оно и будет.

Идти нелегко, проклятый Камень Душ не идет из памяти. И тень отца, пьющая кровь из моей ладони…

Тропа неожиданно обрывается, и я выпадаю в Злой лес. Мгновенно оглядываюсь, оценивая опасность. Все в порядке, опасных тварей поблизости нет, кроме огнегада, подстерегающего добычу в зарослях лжеорешника, да где-то за пределами восприятия ломится через Лес бронетуша. Зато в паре шагов передо мной расстилается прошлепина, заросшая нож-травой. А ведь Тропа могла и на нее прямо вывести.

Предостерегаю спутников, обхожу местечко стороной. Деревья расступаются, и я вижу стены Руины. Недалеко, шагов не более трехсот.

Стены Огненный Потоп и время не пощадили. Иные участки были просто разрушены до основания, другие – наполовину целы, а рядом гордо вздымались и совсем неповрежденные. Я разглядел горделиво возвышающиеся золоченые ворота, не потускневшие за века, хотя проемы стены по обе стороны практически уничтожены. Огненный Потоп прошелся по миру неравномерно, где-то целые страны превратились в пыль, а другие районы практически не затронул. Как ни странно, Руина сохранилась довольно неплохо, только вот жители ее обратились в пепел. Все. Или почти все, потому как, бродя по Руине, замечал я кое-какие свежие следы, но вот оставили их люди или кто еще, сказать не могу. Одно точно – в Руине кто-то обитает, не одна лишь нежить.

Тропа нас вывела в незнакомое мне место. Ранее я выходил либо с юга, либо с юго-востока. Нынче же нас занесло к северо-западу, практически к самой реке.

– Интересно, – говорит господин Излон, разглядывая стены Руины. – Всю жизнь мечтал увидеть развалины Корилы, но не думал даже, что сбудется. Мало кто сюда добирался, еще меньше возвращались.

– А коли вернуться желаешь, не называй ее имя, – хмуро говорю в ответ. – Руина, она Руина и есть. Не любит, когда ей прошлое поминают. И уж никак не поблизости от стен.

– Примета такая? – с любопытством спрашивает госпожа ректорша.

– Примета, – соглашаюсь я. – Примет на свете много. К примеру, если камень в небо запустил, верная примета, что назад упадет.

Господин Излон странно улыбается, разглядывая стены, и я не уверен даже, что он меня слышал. Не здесь он сейчас, плывет по волнам своей мечты, где конечно же нет ни меня, ни эльфа, ни Медвежонка… насчет госпожи Релли не уверен.

– В Нижний город войдем легко, – выныривает господин Излон из пучины своих мыслей. – Ворота хоть и заперты, но стена, скажем прямо, не в лучшем состоянии.

– Башня эта ваша конечно же в Верхнем городе? – спрашиваю язвительно, хотя и сам знаю ответ.

– Нет. В Золотом, – улыбается в ответ господин маг. В Золотом, значит. А я и до Нового не доходил ни разу. В Руине ночевать – только смерть дразнить, уж лучше в Злом лесу, там хоть нежить не водится. Ну почти не водится, да и чувствует себя так неуверенно, что избегнуть с ней встречи ничего не стоит.

– Предлагаю заночевать здесь, – говорю сурово, чтоб пресечь сразу все возражения. Господин Излон вскидывается, но тут же сдувается под суровым взглядом госпожи Релли. – До заката недалеко уже, и куда лучше выспаться и отдохнуть, чем всю ночь бегать от нежити.

– И от нечисти, – соглашается госпожа ректорша. – Она такие вот заброшенные местечки весьма любит, не так ли, господин Излон?

Вопрос задан с неким нажимом, будто магу предлагается вспомнить давно забытый курс по нежити и нечисти.

– Да, верно. – По голосу чувствуется, что курс этот господин Излон, в бытность свою студентом, благополучно прогулял и теперь судорожно пытается вытащить из памяти засевшие там обрывки чужих шпаргалок.

– Вон тот пригорок подойдет для лагеря, – бесцеремонно вмешивается в разговор эльф.

Отчего-то он не горит желанием проявить свои познания насчет нежити и нечисти, хотя эльфы в этом неплохо разбираются. Я как-то спрашивал Рива, тот ответил коротко: «Врага надо знать в лицо». Думаю, и Дон знает немало, только говорить отчего-то не хочет.

Злой лес подступал почти к самым стенам города. На юге и на юго-востоке он плавно переходил в обычный березняк или же в ельник, здесь же – нет. Только роща возле холмов – и все. Впрочем, не такая уж она маленькая, роща эта, и живность для ужина в ней наверняка водится.

Предоставляю остальным разбивать лагерь, сам отправляюсь на охоту.

Почти сразу же натыкаюсь на свежий след косули, уходящий в сторону реки. Натягиваю на лук тетиву, достаю стрелу. Ловлю носом ветер, кажется, далеко добыча не пошла, щиплет травку вон за тем овражком. Я с подветренной стороны, это хорошо, почуять меня она не сможет. Крадусь по ковру из прелых листьев, стараясь не задеть ни единой веточки.

Косуля успевает повернуть ко мне морду до того, как стрела укладывает ее наповал. Присаживаюсь, аккуратно вырезаю стрелу, свежую тушу. Движения привычны, кровь на куртку не попадает, а руки я вытираю травой. Возношу короткую молитву Звелу, жертвую ему голову и хвост добычи, как заповедано. Остальное тащу в лагерь.