Джинн третьего класса - Лисон Роберт - Страница 12

• Предыдущая
• 12/25
• Следующая

— Да может вообще-то. Ведь считается, что я живу в доме, а не в фургоне. По правилам твой папа может пользоваться фургоном только в отпуск.

— Не огорчайся, дед. Если Блеггетт привяжется, будешь жить в моей комнате, а я перееду в чулан.

Дед потрепал Алека по волосам:

— Хороший ты парень, Алек. Только не забывай: скоро к нам переедут Том, Элен и малышка. На твоем месте я бы на этот счет помалкивал. Если какой-нибудь «доброжелатель» пронюхает и накапает об этом в совет, будут крупные неприятности.

— А Том и Элен разве не могут снять квартиру в Мурсайде?

— Вообще-то могут. Мурсайд — славное местечко. Не знаю, как сейчас, а раньше там было чудесно. Только вот жаворонкам и воробьям там живется лучше, чем людям. Забегаловка, два магазинчика, детского сада нету, добрых четыре мили до Пенфолда да еще шесть миль до Баглтауна. Зимой — ветер…

Алек минуту помолчал.

— Дед, а как ты считаешь: мисс Моррис правду говорит про уголь в ванной?

Дед усмехнулся:

— А я почем знаю? Я у Уоллесов ни разу не был и готов поспорить, что и Хетти Моррис у них не была. Но я вот что тебе скажу: когда мы переехали в эти дома перед самой войной, то люди с Бонер-стрит говорили, что это мы храним в ванной уголь. Это старая песня, если можно только назвать это песней… Кстати, Греси Филдс пела когда-то такую песенку:

У нас будет ванна, чудная ванна,

И будем мы уголь в той ванне хранить…

Дед запел так громко, что Алек испуганно оглянулся по сторонам — не слышит ли кто. А дед бросил петь так же внезапно, как начал, и расхохотался.

— В те времена на Бонер-стрит любили задрать нос. Когда я был мальчишкой, жили мы на Апшо-стрит, за Скул-лейн. Если ребята с Бонер-стрит шли по нашей улице в школу — ту самую, где ты сейчас учишься, только тогда она была не государственной, а частной, — мы их не пускали и заставляли идти в обход. А если что было не по нас, добавляли им на орехи. — Дед посмотрел на пораженного Алека: — Да что с тобой, внучек? Может, я что не то сказал?

— Ну что ты, дед! Просто я кое о чем вспомнил, вот и все.

На следующий день Алеку дали как следует выспаться. Но он проснулся сам, встал и слонялся по кухне, пока мама не послала его на Стейшн-роуд за какой-то ерундой, которую они с папой забыли купить, когда в пятницу были в магазине. Внезапно Алека осенило.

Он побежал наверх, достал банку и разбудил Абу:

— Салам алейкум, Абу. Киф хаалак? Как чувствуешь ты себя в это ясное солнечное утро?

— Илхамдулила! — сонно ответил Абу. — Чего тебе угодно, о Алек?

— Я иду в магазин. Мне нужны деньги. Сделай, пожалуйста, несколько шекелей.

— Сколько денег тебе нужно?

— Э, пенсов пятьдесят.

— А что такое «пенсов пятьдесят»?

— Ну, Абу, такому джинну, как ты, стыдно не знать таких вещей. Пятьдесят пенсов — это семиугольная серебряная монетка примерно такого размера.

Но не успел Алек показать, какого размера должна быть монета, как она очутилась у него в руке. Он сунул ее в карман, спровадил Абу обратно в банку и выбежал из дому. Свои дела он оставил напоследок. Он уже давно мечтал об одном особенном мороженом — с ягодами, орехами и необыкновенной, кажется ромовой, подливкой. Мороженое было страх какое дорогое, но сегодня, сегодня… Он влетел в магазин и швырнул монетку на прилавок. Хозяин посмотрел на нее, повертел в руках и ухмыльнулся:

— Слушай, Алек, я знаю, что мы вступили в Общий рынок и все такое прочее, но этот номер не пройдет. Это ведь даже не европейские деньги — они не то с Ближнего Востока, не то еще откуда-то…

Он отвернулся, чтобы обслужить молодого человека, спросившего пачку сигарет, а Алек уставился на монету, покрытую путаной арабской вязью. Раньше надо было догадаться! И как это он не заметил подвоха!

— Дай-ка посмотреть, малыш!

Алек обернулся. Высокий прыщеватый темноволосый парень стоял у него за спиной и протягивал руку. Алек заколебался, не зная, стоит ли выпускать монету из рук. Парень прищурился.

— Клевая монетка. — Он мотнул головой, и Алек вышел за ним из магазина. — Я такие собираю. Дам тебе за нее, ммм… двадцать пять пенсов.

Алек не знал, как быть: цена, конечно, несправедливая, но зато он получит настоящие, английские деньги.

— Пятьдесят, — по наитию сказал он.

— Идет за тридцать. Держи. Ты где ее взял?

Алек пожал плечами и спрятал деньги в карман.

— Может, у тебя еще такие есть? Мне они позарез нужны, — доверительно сообщил парень.

— Еще пара найдется.

— Вот что: достанешь еще, будешь получать по фунту[8] за четыре штуки. По рукам?

— Подумаю.

— Слушай, приходи завтра на станцию. Жду тебя у лестницы в два. Я прихвачу с собой фунтов пять. Все зависит от тебя самого, малыш.

Домой Алек шел не спеша. Он размышлял. Дома он сразу поднялся наверх и достал банку. Потом объяснил Абу, что от него требуется. Абу помолчал и сказал:

— Мне это не по душе, о Алек.

— Не суй свой нос в чужой вопрос, Абу. Гони шекели.

Абу недовольно заворчал, но все-таки тут же сотворил двадцать блестящих монеток того же размера и формы, что и первая. Алек открыл ящик, где он держал всякую всячину — старые значки, крючки, шарики, и вынул кошелек. Спрятал в кошелек деньги и сунул его в задний карман.

Весь день моросил дождь, и Алек проводил время, сидя у себя в комнате в компании Абу, лакомясь всякими вкусными вещами и беседуя о том о сем. Абу рассказывал ему о великих математиках и астрономах своего времени, а Алек в ответ — о великих открытиях нашего времени, о реактивных самолетах, автомобилях, космических ракетах и телевизорах.

— Обо всем этом написано в Великой Книге Черной и Белой Магии, — заметил Абу. — Ковер-самолет, волшебное зеркальце, крылатый конь… Но разве человек стал от этого счастливее?

— Ты старый пессимист, Абу, — ответил Алек.

Он не знал, как вести себя с джинном. Абу нравился ему все больше и больше, был верным другом, но в последнее время у него появилась скверная привычка — давать советы и высказывать свое мнение, когда его об этом не просят.

В воскресенье, отправляясь на станцию, чтобы встретиться с патлатым парнем, Алек оставил Абу под подушкой. Он отдал парню кошелек, а взамен получил пять потертых, но от этого не менее полезных бумажек достоинством в один фунт каждая. Да, он был доволен выходными. Удачи вели со счетом 1 : 0 на своем поле — впервые за весь сезон.

Впрочем, когда Алек в тот вечер ложился спать, ему в голову пришла очень неприятная мысль: Рыжий Уоллес запросто может устроить засаду на Бонер-стрит. Но свой маршрут Алек менять не собирался. Он будет возвращаться домой по Бонер-стрит, через Танк, и Рыжий Уоллес ему не помеха!

В последний раз за день он разбудил Абу и объяснил ему ситуацию. Абу, минуту подумав, отвечал:

— Будь спокоен, о Алек, и усни с миром. Завтра твои огорчения исчезнут, как снег в пустыне.

• Предыдущая
• 12/25
• Следующая