Метаморфозы вампиров-2 - Уилсон Колин Генри - Страница 12
- Предыдущая
- 12/77
- Следующая
Выражение он намеренно смягчил. На самом деле возобладать ею жаждалось так, как изголодавшемуся тигру вонзить клыки в кус мяса. Хорошо хоть, короткая туника скрывает то, что там творится ниже пояса.
— Я знаю, — сказала Ригмар. — Мы и с ним менялись телами.
От изумления даже неистовое желание чуть приослабло.
— Вы с ним?? Как?
— Мне надо было узнать, что значит быть особью мужского пола.
— И как оно было?
— Неприятное было ощущение, — взвешенно сказала она, — видеть женщин добычей, которую тянет сожрать, поглотить. У меня потом кошмары были.
— Но что, разве нельзя что-то с ним сделать?… — Карлсену подумалось о чем-нибудь вроде кастрации, допустим, вживлении женских гормонов.
Ригмар покачала головой.
— Это невозможно, по двум причинам. Прежде всего, телами можно меняться только по согласию — иначе есть риск серьезного повреждения. Я пообещала, что не изменю его нервной системы. Во-вторых, изменение зависит от ума. Если я не могу изменить ему ум, то это напрасная трата времени.
Понятно, почему. Штат Теннеси как-то принял закон о кастрации сексуальных преступников. Оказалось, бесполезно: они так и продолжали заниматься тем же самым. Они не видели себя иначе, а то, как человек себя видит, составляет его наисущественную часть.
— У нас не так много времени. Мы с ним условились, только на десять минут. Так, вначале давай проверим твои соматические реакции. Ты чувствуешь какую-нибудь явную разницу между восприятием своим и Грубига?
Карлсен оглядел лабораторию.
— Да нет… в целом никакой. Белые предметы, разве что, по краям окружены как бы спектром.
— Ладно. Подойди теперь к окну.
Он послушно подошел. Окно выходило в сад за лабораторией. Само обилие красок от цветущих кустов и клумб вызвало волну восхищения. Краски словно живые.
— Чудесно! Техниколор какой-то.
— Это потому, что ощущения у него острее твоих.
Карлсен оглядел до едкости броские, пестрящие цвета — даже сосредоточиться трудно.
— Как тебе вон тот куст? — указала Ригмар. Посмотрев по ее пальцу, Карлсен ошеломленно покачал головой.
— Это что за цвет??
— Мы зовем его «криль», — с улыбкой сказала она. — На Земле он известен, как инфракрасный.
— Тепло?
— Почти. Цветовой спектр у нас шире вашего. Одно из следствий повышенной гравитации. Теперь туда взгляни.
И опять странная роскошь темных соцветий в окружении голубоватых листьев: сплошное изумление. Приняв их поначалу за темно-синие, сейчас он различил, что такого цвета на Земле не существует: глубже индиго или фиолетового, и в то же время явно не тот и не другой.
— Называется «дельфан». У вас зовется ультрафиолетом.
— А вон там что? — он указал на цвет не то оранжевый, не то желтый, хотя так же отстоящий от них по цветовой гамме, как зеленый отстоит от синего.
— Мы зовем его «галлекс». Что-то из средних волн. Некоторые мужчины на этой планете различают, помимо этих, еще пять. То же самое в отношении вкуса и запаха. По вкусу у нас гораздо больший диапазон, чем у вас на Земле. Сводить бы тебя на плодовый рынок, показать… Ладно, переходим к тестам.
Идя за ней в следующую комнату, он поражался такому зверскому напору желания: пах чуть ли не судорогой сводило при виде ее стройной шеи и эффектных бедер. Вожделение такое, что казалось, можно взорваться от одного лишь прикосновения губ к ее плечу. Однако чувствовалось и то, что бросаться на Ригмар гибельно: у женщины есть сила, способная его уничтожить. Причем, что интересно — смесь похоти и боязливой осторожности совершенно не касалась лично Карлсена, будучи лишь инстинктом тела, в которое он сейчас был ввергнут.
Ригмар указала на кушетку в углу.
— Давай-ка, приляг.
Он рад был вытянуться и расслабиться — это хоть как-то сглаживало неистовое вожделение. Хотя и сейчас близость жизненного поля Ригмар, как бы сочащегося из нее потаенным теплом, оставалась сущей пыткой. Чувствовал он и то, что вполне способен это жизненное поле поглощать — так же естественно, как вдыхать воздух, пить воду. Ее равнодушие к этой нужде казалось поистине садизмом, ответом которому может быть только садизм. Впервые за все время Карлсен с полной ясностью понял, какой мукой исходят сексуальные преступники в Ливенуорте.
Удивительно было лежать в чужом теле, лелея мысль о насилии и уничтожении, и одновременно приходить от этой мысли в ужас. Никогда еще он не чувствовал такой раздвоенности.
Ригмар приладила к его темени и голеням влажные электроды (прикосновение прохладных пальцев сказывалось просто невыносимо). Пенис так разбух от вожделения, что казалось, жил обособленной жизнью.
— Сейчас, когда будет записываться психограмма, надо, чтобы ты все внимание переводил на различные части своего тела, начиная с головы. Начни с того, что закрой глаза, открой, и смотри на экран.
Экран, о котором шла речь, находился на стене, в одном футе над кушеткой. В данную минуту он был пуст.
— Для начала сфокусируйся на голове. Я сперва хочу снять психограмму твоего ума. Закрой глаза. Представь, что остального тела у тебя как бы не существует. Когда почувствуешь, что внимание зафиксировано, глаза открой. Хорошо, отлично. — Экран постепенно затопила лазоревая синева. — В алхимии синий — традиционный цвет интеллекта. Могу сказать, что интеллект у тебя значительно сильнее, чем у Грубига.
В душе неудержимо шевельнулась гордость.
— А у Грубига какой цвет?
— Я покажу. — Она коснулась пульта. Экран сделался грязно-серым, с невнятным оттенком голубизны. — Примерно того же цвета, что у идиота.
— Странно. Мне он идиотом не показался.
— Это потому, что ты интеллект путаешь с хитростью. Теперь надо, чтобы ты внимание перевел на сердце. Нет, вначале глаза закрой. Так, теперь открой. — Экран закраснел (по краям чуть блеклый, до розового). — Красный, можно сказать, цвет самосохранения, необходимость оставаться сильным и здоровым. Для человека у тебя примерно средний.
— А у Грубига?
Она показала. Экран стал пронзительно-алым.
— Так что сам видишь, — улыбнулась она, — у барашей самосохранение развито очень даже сильно.
Интриговала сама интенсивность цвета: красный просто наичистейший, никакой блеклости по краям.
— Теперь твое солнечное сплетение. — На этот раз экран заволокла дымчатая желтизна с коричневатым оттенком. — Это источник интуиции.
— Ну как, хорошая или не очень?
— Серединка наполовинку. А вот у Грубига. Экран вспыхнул яркой желтизной.
— Бог ты мой!
— Да, у барашей интуитивность очень мощная. Хотя сильно не расстраивайся. Просто они котируются первыми на этой планете. — Экран снова погас. — Теперь надо, чтобы ты сконцентрировался у себя на половых органах. Закрой глаза.
До этой минуты интерес к происходящему отодвигал вожделение на задний план, теперь оно возвратилось с мрачной неутоленностью, от которой гормоны лавиной хлынули в кровяное русло.
— Открой глаза.
Экран представлял собой прихотливую, похожую на абстрактную живопись сумятицу кроваво-красных и черных пятен; под неподвижным взглядом они беспрестанно двигались, как рябь на воде. — Красные, — указала Ригмар, — это мужская сексуальная энергия, животный гон продолжать род.
— А черные?
— Чистого вида деструктивность, тяга насиловать и убивать.
Карлсен что было сил старался смотреть отчужденно, но никак не удавалось. Слишком сознавалась связь между вожделением к Ригмар и пляшущим двуцветием на экране. Он намеренно избегал на нее смотреть.
— Смущаться ни к чему. Я сама ощущала черную энергию, когда находилась в теле Грубига.
Он протяжно вздохнул, чтобы хоть как-то испустить напряжение.
— И подумать-то страшно. Получается, он что-то вроде закоренелого сексуального маньяка.
— Не «что-то вроде», а именно закоренелый сексуальный маньяк, — она выключила экран. — И таких на этой планете миллион с лишним. Потому нам, как видишь, и нужна сильная оборонительная система.
- Предыдущая
- 12/77
- Следующая
