История ленивой собаки - Уильямс Алан - Страница 6
- Предыдущая
- 6/61
- Следующая
– Вы знаете, ежедневно в девять вечера отключают электричество, – продолжал Финлейсон, уныло глядя в бокал шампанского. – После большого потопа в прошлом году старый французский генератор совсем развалился. Русские обещали нам новый, но он еще не прибыл.
Наступила неловкая пауза, во время которой Мюррей почувствовал дискомфорт от присутствия долговязого Люка.
– И что происходит? – наконец спросил он.
– Нигде нет света, не работают кондиционеры, за исключением американцев – у них свой генератор.
– А до девяти? – спросил Мюррей, взглянув на наполовину горящую люстру.
– Это из Таиланда, кабель идет через Меконг. Естественно, поставки ограничены. Сейчас на северо-востоке Таиланда хватает своих проблем. Повстанцы-коммунисты, опиумные войны. Обычные сложности.
– Это просто скандально, – вмешался Люк. – Русские заключили сделку, а теперь отлынивают, так как, по их мнению, правительство Соуванна слишком склоняется в сторону Свободного мира. Они должны были поставить генератор два месяца назад.
– А что же Свободный мир? – спросил Мюррей. – Мы не можем позволить себе генератор?
Люк Уилльямс со смехом тряхнул головой.
– О, мы сделаем даже больше, мистер Уайлд! Мы строим им плотину. Всего в двадцати милях отсюда, на Намнгум. Стоимость сооружения – пятнадцать миллионов долларов. Около пятисот футов шириной, а резервуар, когда его достроят, будет больше двухсот футов в глубину. Это изменит всю экономическую структуру Лаоса, поверьте мне!
– Верю, – пробормотал Мюррей, но он думал совсем не об экономическом положении маленького старого Лаоса. С подачи американца в голове у него зародилась идея. – И как далеко вы продвинулись в строительстве этой плотины?
– Они строят ее уже третий год, – сказал Финлейсон. – Джунгли, грязь, инфляция против, и пока выигрывают.
– Главное заграждение уже почти закончено, – вызывающе сказал Люк, – а с тех пор, как пошли дожди, резервуар заполнился на сто футов, до пуска осталось каких-нибудь несколько месяцев.
Джордж Финлейсон никак не прокомментировал американца, так как в этот момент в темноте, за французскими окнами, оркестр Лаотянской Королевской армии в форме, представляющей собой смешение униформы гостиничного коридорного и наполеоновских гусар, грянул что-то хаотичное, напоминающее «Полковник Боуги». Мюррей заметил, что в зале стало очень тихо, все замерли, подняв в руках бокалы, и тут он понял, что исполняется лаотянский государственный гимн. Казалось, это монотонное, невыразительное гудение будет продолжаться до бесконечности, а потом Мюррей увидел, что на трибуну в сопровождении посла Канады поднимается лаотянец в безупречно сшитом деловом костюме.
Гимн наконец отзвучал. Финлейсон, который все это время стоял навытяжку, как часовой, быстро взглянул на часы.
– Время речей, – пробормотал он, – еще полчаса – и отключат свет. Мы отдали дань уважения, как насчет того, чтобы смыться отсюда и где-нибудь поужинать?
Люк ушел, у трибуны под звуки аплодисментов началось какое-то волнение. В центре увеличивающейся толпы стоял крохотный лаотянец – грудь колесом, в алом с зеленым мундире с золотой тесьмой и обилием огромных медалей. Лицо военного было похоже на ломоть ржаного хлеба, глаза отсвечивали красным, челюсти золотом. Тощий посол замер на ступеньках трибуны и пораженно слушал.
– Проблемы, – пробурчал Финлейсон, – это генерал Оум Раттибоум, командующий войсками Северной провинции. В прошлом месяце его опиумные фабрики сожгли китайцы – банда Коу минтанг, которая осталась после того, как Чианг Кайшек отошли назад к Формоса. Какая-то свара из-за того, что Оум после последнего урожая взимает слишком большие налоги. Оум в ответ послал эскадрилью королевских воздушных сил и разбомбил все к черту. Говорят, погибло около пятисот человек. Американцы и ICC были в бешенстве и пытались заставить правительство отправить его в отставку.
Они шли к выходу, а в зале тем временем нарастал шум голосов, пронзительных лаотянских и заунывных европейских.
– Так всегда, – сказал Финлейсон, – будет больше виски, шампанского и тостов, и все утихомирятся... на какое-то время. Но я не удивлюсь, если Оум совершит еще одну попытку переворота. Выждет до следующего месяца, когда Соуванна отправится в Париж на операцию, и двинет с севера свои войска.
– Я думал, они запретили перевороты, – сказал Мюррей.
Они пересекли вестибюль, спустились по ступенькам и прошли мимо веломобилей, водители которых тут же проснулись и кинулись за ними, как собаки за костью.
– Это не остановит Оума, – сказал Финлейсон. – За последние четыре года он дважды пытался совершить переворот. В последний раз у него чуть не получилось, однако генерал потратил шесть драгоценных часов на ужин с одним французом в Луангпхабанге вместо того, чтобы маршировать на Вьентьян.
– Это был правый или левый переворот?
Финлейсон покачал головой:
– Ни то, ни другое, старина. Когда дело касается Оума – это абсолютно личное.
– Вы его друг? – улыбнулся Мюррей.
– Шапочное знакомство, если можно так выразиться. У нас довольно много общего, – добавил он загадочно, когда они приблизились к машине, большому пыльному «мерседесу» с сиденьями, обтянутыми сморщенной, потрескавшейся кожей. – Запрыгивайте. Здесь, дальше по реке есть французское местечко, вполне приличное для Вьентьяна.
Мюррей сел рядом с Финлейсоном, машина засвистела, как астматик, и тронулась с места.
– Итак, Оум Раттибоум помимо других войн участвует в опиумных?
Финлейсон пожал плечами и переключил скорость:
– Можно только догадываться. Никто не знает, что происходит в этой стране, даже генералы. Предполагается, что численность Королевской Лаотянской армии – пятьдесят тысяч человек. Чепуха, конечно. Хорошо, если они имеют тысяч пятнадцать. Оум и другие генералы попросту вытягивают жалованье на тридцать пять тысяч несуществующих солдат, – продолжил он, когда «мерседес», подняв клубы пыли и гравия, понесся прочь.
– Значит, их несложно подкупить?
– Подкупить? Гораздо сложнее предложить конфетку ребенку!
Когда по встречной полосе они подъехали к воротам со слонами, навстречу им пронеслась длинная черная машина с лаотянским флагом, она прошла всего в нескольких дюймах от «мерседеса», и Мюррей понял, что если бы она ехала по своей стороне, столкновения «лоб в лоб» было бы не миновать.
Финлейсон вел машину с удивительным спокойствием. «Мерседес» с грохотом мчался по рытвинам вдоль берега широкой черной реки. Немного помолчав, Мюррей сказал:
– Вы знаете миссис Жаклин Конквест?
– Жаки? Конечно! Чудесное создание, не правда ли? Бедная рыбка.
– О?
– Без воды, старина. Замужем за цээрушником, чего еще ожидать? Вы знакомы с ее мужем?
– Не разговаривали.
– Не самый привлекательный человек во Вьентьяне. К счастью, он скоро возвращается в Сайгон. Вы ведь и сами приехали оттуда, не так ли?
– Через Пномпень.
Финлейсон поднял брови:
– Не думал, что журналистов пускают в Камбоджу, особенно после того, как кто-то из вашей братии написал, что мать Сианука содержит все бордели.
Мюррей, улыбаясь, смотрел на освещенную фарами извилистую дорогу.
– По паспорту я профессор университета.
– А, да, – кивнул Финлейсон, – кажется, Чарльз Пол говорил мне об этом. Вы читали лекции во Вьетнаме в Хюэ, верно?
– Верно. Читал, писал и бунтовал.
– Что вас заставило бросить это и заняться журналистикой?
– Я не бросал. Университет бросил после наступления Тета. Они прикрыли факультет иностранных языков.
Финлейсон резко крутанул руль, чтобы объехать собаку – паршивое горбатое существо, – и на мгновение Мюррей снова очутился на улицах сырого, утреннего Хюэ: обстреливали здание университета, и Мюррей, прихрамывая, бежал зигзагами; шрапнелью ему оторвало кусок ляжки; его подсадил в джип морской пехотинец с белым лицом в звании капрала, они ехали сквозь теплый дождь, и капрал, не переставая, повторял одну и ту же молитву; кругом трещали автоматные очереди, Мюррей, истекая кровью, неловко сидел рядом; джип свернул за угол, и они увидели собаку, тощую, как гончая, под шкурой торчали ребра; она вгрызалась в живот разбухшего трупа вьетнамца в серых мокрых брюках, с отброшенной в грязь рукой; в воздухе стоял пресыщенно кисло-сладкий запах, Мюррей почувствовал привкус желчи во рту и, когда капрал, сыпля сквозь сжатые зубы пуританскими проклятьями, вскинул М-16 и пристрелил собаку одной короткой очередью, перегнулся через дверцу и выблевал в грязь.
- Предыдущая
- 6/61
- Следующая
