Секс в кино и литературе - Бейлькин Михаил Меерович - Страница 4

• Предыдущая
• 4/115
• Следующая

– Дорогая, что ты делала в моё отсутствие? – Том, обращаясь к девушке, “работал” на камеру.

– Я день-деньской мечтала о тебе! – иронично подхватила его тон Жанна.

Том был в полном восторге.

– Это то, что надо! – жестами дал он понять съёмочной группе.

Как бы позабыв обо всём на свете, жених бросился в объятия невесты, нежно целуя её в самом удобном для съёмок ракурсе.

После сцены на вокзале планировалось снять кадры, посвящённые детским воспоминаниям героини. Для этого все поехали в фамильный дом, расположенный в деревне. Жанна привела съёмочную группу в сад к надгробному камню. С фотографии глядела немецкая овчарка. Надпись гласила: “Мустафа, Оран 1950 – Париж 1958”.

– Это был мой самый преданный друг детства, – сказала девушка. – Он мог смотреть на меня часами, и мне казалось, что это единственное существо на свете, которое понимает меня. А это моя кормилица Олимпия; она очень добрая, но чуточку расистка! – так героиня фильма представила съёмочной группе подошедшую женщину.

– Отец Жанны, полковник, научил Мустафу распознавать арабов по запаху! – сообщила Олимпия с глубоким уважением к талантам обоих покойников, пса и его хозяина.

Выяснилось, что она устроила в доме полковника музей. Здесь хранилось его огнестрельное и холодное оружие; на стенах висели карты и пожелтевшие фотографии, снятые в африканских колониях Франции. Детские годы Жанны совпали с военными событиями; французы пытались подавить сопротивление арабов и берберов, добивавшихся независимости стран Магриба. Стену одной из комнат украшал написанный маслом портрет полковника. На моложавом офицере лихо сидела высокая военная фуражка с кокардой; его сапоги блестели, усы воинственно закручивались кверху.

Жанна объявила, что ни за что не отдаст в музей револьвер отца, из которого он учил её в детстве стрелять. А её мать бережно хранила в их парижской квартире офицерские сапоги:

– Мне часто хочется прикоснуться к ним ладонью, погладить их кожу. У меня от этого возникает странная дрожь, даже мурашки бегут по телу!

Том прибег к приёму, принятому в НЛП (в нейролингвистическом программировании). Он решил оживить детские воспоминания Жанны, направив её память в прошлое.

– Закрой глаза. Попробуй воссоздать свои детские ощущения.

– Мы живём в Алжире. Я вижу отца. Он в парадной военной форме. У него зелёные глаза; сапоги начищены до блеска. Я люблю его как Бога. Он совершенно неотразим в своём мундире! – подыграла режиссёру Жанна.

– Медленно иди в конец комнаты и одновременно углубляйся в детские годы. Тебе 12 лет, 11, 10, 9…

– Я вижу улицу, на которой любила играть в восемь лет! – Жанна открыла, наконец, глаза, достала из глубины стола старую тетрадь и принялась читать её, не скрывая иронии. – “Домашнее задание по французскому языку.Тема: деревня. Корова – это животное с волосатой кожей. У неё четыре стороны: перед, зад, верх и низ”. А это источник моих знаний – словарь Ларусса.“Менструация – женского рода, биологическая функция, заключающаяся в ежемесячном выделении крови… Пенис, мужского рода, орган, размеры которого колеблются от 5 до 40 сантиметров” .

Кинокамера послушно стрекотала.

Дебри таинственной квартиры, её странный и опасный обитатель волновали воображение девушки и манили к себе. Она вновь открыла заветную дверь и обнаружила представителя местной фауны: у знакомого радиатора сидел кот. Жанна тут же превратилась в хищницу явно кошачьей породы, но более крупную, чем её добыча. Шипя и угрожающе вытянув вперёд руку, с как бы выпущенными когтями, она по-пластунски преследовала убегающего кота. Охота была прервана самым бесцеремонным образом: дикая хищница, настигающая свою жертву под туземную музыку и рокот африканских барабанов, уткнулась в чьи-то ноги. В комнату вошёл грузчик, вносящий мебель.

– Стучаться надо! – сквозь зубы прошипела Жанна, поднимаясь с пола и отряхивая пальто. Впрочем, она тут же вошла в роль расторопной опытной хозяйки, указывая, куда ставить принесенные стулья и кресла. Лишь одного она не знала: где разместить громадный пружинный матрас.

– Я его не заказывала, – призналась хозяйка.

– Ничего, муж сам подыщет ему местечко! – нашёлся один из грузчиков, и Жанна тут же выдала всем щедрые чаевые.

Мужественный абориген таинственной квартиры не замедлил явиться. На сей раз он был причёсан и выглядел вполне прилично. Он даже снял своё пальто, чего не удосужился сделать во время их бурной половой близости накануне. Теперь он повесил его на спинку стула. Впрочем, нравы аборигена остались по-прежнему нецивилизованными. Со словами: “Кресло должно стоять у окна!” – мужчина перетащил его в предназначенный для него угол вместе с сидящей в нём Жанной.

Девушка безропотно расставляла мебель по указке незнакомца и даже помогла ему расстелить матрас. Наконец, она заявила:

– Эй, месье, послушайте, как вас там зовут, мне пора уходить!

– У меня нет имени!

– Но как же мне к вам обращаться?! А моё имя вы хотите узнать?

Поль одним прыжком бросился к ней и грубо зажал ей рот своей широкой ладонью.

– Нет, нет и нет! Я не хочу его знать. У тебя нет имени и у меня его тоже нет. Понятно?! Никаких имён – это главное условие.

– А какой в этом смысл?

– А такой: я ничего не хочу знать о тебе, как тебя зовут, откуда ты тут появилась, чем зарабатываешь себе на жизнь. Понятно?! – почти рычал Поль. – Нам надо забыть всех людей, забыть, чем и как мы жили прежде, всё забыть! Мы будем тут встречаться, ничего не ведая о том, что происходит с каждым из нас за стенами этой квартиры.

– Я так не смогу! А ты можешь?

– Я не знаю… Ты боишься? Испугалась?

Вместо ответа покорённая Жанна сказала просто:

– Пойдём! – и увлекла Поля за собой к огромному матрасу, расстеленному на полу.

В один из последующих дней разговор об именах возобновился в новом ключе. Оба сидели голыми на матрасе, обнявшись и обхватив друг друга ногами.

– Это прекрасно – ничего не знать друг о друге! – воодушевлённо говорила Жанна. – Я сама придумаю тебе имя!

– О господи, как только меня не называли! Я вырос и прожил с этими именами, и все они омерзительны. Лучше называть меня, рыгая или рыча. Р-р-р! – зарычал Поль.

– Это очень мужественное и древнее имя – Р-р-р! – тут же включилась в игру Жанна.

– Это моя фамилия. А имя вот: Ррррр!

Оба, рыча и хохоча, принялись целоваться.

– А давай сидеть друг против друга, вот так обнявшись, и только глядеть друг на друга и чувствовать наши тела, ничего не делая. Может быть, мы сумеем кончить без введения члена?

– Ты сосредоточилась?

– Да.

– Кончила уже?

– Нет. Это очень трудно.

– Да ты же не стараешься!

– Послушай-ка, что я придумала! Давай я буду Красной Шапочкой, а ты – Серым Волком. Какие у тебя сильные руки!

– Это чтобы насиловать тебя и заставлять делать всё, что я хочу!

– Какие у тебя ногти и когти!

– Это чтобы вцепиться тебе в задницу!

– Какой у тебя длинный язык!

– Это чтобы облизывать тебя во всех местах!

– А это зачем?

– А это твоё и моё счастье. Это – конец, болт, винт, палка, бита, прибор, кол, кок, петух … – Поль сыпал названиями члена, демонстрируя знание молодёжного сленга.

– Я чувствую себя ребёнком, мне так хорошо с тобой! – в упоении призналась Жанна.

Однажды у любовников состоялся серьёзный разговор.

– Почему ты не возвращаешься в Штаты? – спросила Жанна.

Поль, лёжа на матрасе, искусно наигрывал на губной гармошке печальную мелодию.

– Не знаю. Наверное, из-за плохих воспоминаний. Мой отец был пьяницей, бабником, грубияном и скотиной. Его потом посадили в тюрягу. А мать… О, она была поэтической натурой, но тоже, увы, алкоголичкой. Мать учила меня любить природу. Но ярче всего в мою память запала сценка – к нам пришла полиция, а она, пьяная в стельку, валяется нагишом на полу. В моих школьных воспоминаниях одна нудятина, тоскливые сборища, куча всяких неприятностей. Мы жили в маленьком городишке; кругом сплошь фермы. В мои обязанности входило доить корову. Занятие, в общем-то, мне нравилось. Но в памяти занозой засело как меня облажал отец. Однажды я прифрантился: решил сводить девчонку на баскетбол. И только я собрался выйти из дому, отец (его ещё тогда не посадили) спросил:

• Предыдущая
• 4/115
• Следующая