Секс в искусстве и в фантастике - Бейлькин Михаил Меерович - Страница 11

• Предыдущая
• 11/71
• Следующая

Умел ли неандерталец любить? Вряд ли. Любовь «изобрёл» кроманьонец.

Кроманьонец появился в Африке 40 тысяч лет тому назад. Биологически это был уже полностью современный человек. У него был иной, чем у неандертальца, мозг, округлый, с большими лобными долями. От своего собрата он отличался тем, что изобрёл искусство, расписывая стены пещер сценами охоты и изображениями животных, вырезая фигурки из кости, высекая из камня скульптуры, украшая одежду бусинками. Главное же в том, что он превосходил неандертальца своей способностью к альтруизму и коллективизму. Кроманьонцы оберегали стариков, сделав их хранителями мудрости, они обожествили альтруистические принципы поведения, получая мощный гедонистический (основанный на чувстве удовольствия) стимул от их реализации. Они же положили начало культам, связанным с сексуальной магией, которые способствовали возникновению искусства секса; они обожествляли любовь. Неандерталец, будучи не глупее кроманьонца, уступал ему во всём этом, как современный психопат уступает нормальному человеку. Это и позволило кроманьонцу за несколько десятков тысяч лет победить своего конкурента (частично ассимилировав его, а частично съев). Он заселил все обитаемые континенты, в том числе и Америку (перейдя в Новый Свет по суше, исчезнувшей 10 – 12 тысяч лет назад). Став на Земле доминирующим видом, он создал цивилизацию и вышел в космос.

Таким образом, в конкурентной борьбе двух подвидов человека разумного (Homo sapiens) победу одержал тот, кто в большей мере был наделён способностью к альтруистическому поведению по отношению к «своим» (будь то взаимопомощь или любовь, что в одинаковой мере шло на пользу всему племени). Но, констатируя этот факт, мы менее всего можем сделать ликующий вывод о полной победе любви и альтруизма на земле.

Альтруизм вовсе не покончил с человеческой агрессивностью, а способность любить часто не реализуется, порой вопреки страстному желанию индивида.

Альтруизм может подменяться мазохистским подчинением партнёру-садисту; садистское унижение и подчинение партнёра стимулирует извращённую сексуальность, приобретая при этом черты аддиктивности, навязчивости, сродни наркотической.

Садистские намерения часто принимают маску альтруизма. Обольщая Жака, Алексей утверждает: «Я никогда не перестану тебя любить, ибо если я существую, то лишь затем, чтобы, нелюбимый сам, всей душою и плотью своей утверждать потребность в любви, буду для тебя всем, чем ты разрешишь мне быть, буду далёк от тебя, если ты потребуешь, и близок, если позволишь, буду беречь твой сон и разделять любые печали, потому что люблю тебя и твоё присутствие мне нужно, как воздух» . Жак в тот момент не поверил ему, и был прав. Подлинные мысли Алексея совсем иные:«любовьэто только клубок недостижимых желаний, любовь приносит только страдания, а вот тёмное наслажденье, рождается и живёт среди ненависти и презрения».

Людовик признаётся Жаку: «Я совершил множество тяжких проступков, не знаю, в слепой ли вере не замечая вокруг себя зла или оттого, что зло сидело во мне, а я своею верою хотел его усыпить, как бы то ни было, жертвою ли зла я стал или творил зло потому, что этого требовало моё естество, в том пространстве времени, что уже у меня за спиной, мои поступки навеки останутся моими поступками, и ни первоначального их образа, ни различных превращений в дальнейшем не в состоянии изменить ни моя добрая, ни моя злая воля». Страстное покаяние Людовика не может освободить его от зла; неспособность любить служит безошибочным индикатором этой беды. Внезапная и быстрая смерть позволила бедняге сохранять иллюзии до конца его жизни; он надеялся, что любовь к Жаку, казавшемуся ему земным ангелом, окажется подлинной любовью и освободит его, наконец, от зла. Анджеевский убеждён в противном. Реализовав свою страсть с новым избранником, Людовик почувствовал бы те же разочарование и раскаянье, которые прежде уже испытал с Алексеем.

В отличие от Людовика и Алексея, Жак не был садомазохистом; что же касается его сексуальной ориентации, то, по-видимому, она изначально была направлена на собственный пол. Гомосексуальное влечение к графу он почувствовал, едва увидев его, ещё до беседы с ним. Его чувства к Людовику избирательны и альтруистичны. Беда, однако, в том, что он подпал под гипноз опасного обаяния садиста, и, видя лишь светлую сторону своего избранника, счёл себя наследником религиозных устремлений рыцаря. Жак рассказывает: «Жизнь моя началась лишь недавно, после того как однажды бессонной ночью я услышал во тьме голос, говоривший: покинь свой шалаш, Жак, пойди к детям, где бы ты их не нашёл, в малом или большом числе, скажи им: Господь всемогущий избрал вас, и в этом голосе я узнал голос человека, который первый и единственный поведал мне о печальной участи города Иерусалима и об одиночестве Гроба Господня, после чего я, прежде живший как слепой и глухой, благодаря этому человеку прозрел и обрёл слух». Любовь к Людовику определила судьбу Жака, но она должна была пройти суровое испытание на подлинность: альтруистично ли чувство юноши, способно ли оно остаться светлым и человечным или может обернуться соучастием в убийстве?

Наследие графа претерпело любопытное расщепление: Жак наследовал светлую, а Алексей – тёмную сторону Людовика. Оказалось, что воля покойного победила его смерть и обрекла на гибель тысячи людей. Первым смертоносную силу союза двух подростков почувствовал на себе старик-исповедник. Убедившись в том, что крестовый поход порождён парафилией (половым извращением) и злой волей покойника, старик раскинул в стороны руки и, повернувшись лицом к толпе, «вскричалзычным голосом: дети мои, мои милые дети, поверните, пока не поздно, назад и возвращайтесь домой, именем всемогущего Бога и Господа нашего Иисуса Христа запрещаю вам следовать за тем, кого я ни благословить не могу, ни простить!» Тут Алексей и Жак переглянулись, и, взявшись за руки, пошли впереди толпы, а чтобы заглушить голос старика, стали петь гимн Деве Марии, сразу же подхваченный фанатичной толпой. Старика повалили на землю и затоптали насмерть; «босые и грязные, землёй и потом пахнущие детские ноги входили в его живот, в его грудь и плечи, погружались в него, как во влажную землю, всё глубже и глубже втаптывая его во влажную землю». Так поэт и альтруист, дотоле безгрешный Жак стал убийцей. Подпав под обаяние садиста, он навсегда утратил способность любить.

При всей неповторимости и кажущейся суперсовременности их фантазий, писатели-фантасты нередко пересказывают мифы и сказки, пришедшие из глубины тысячелетий. И тогда то, что волновало людей в древности, будоражит воображение наших современников. Автор может приоткрыть завесу над потаёнными желаниями и опасениями, свойственными человечеству в целом, начиная с древнейших времён и кончая нынешними днями.

В романе Урсулы Ле Гуин «Левая рука тьмы» события происходят на планете Гетен, прозванной землянами Зимой: очень уж суровым был её климат. Он-то и стал причиной формирования у аборигенов особого типа сексуальности. Компенсируя высокую смертность новорождённых, эволюция позаботилась о возникновении у гетенианцев таких мощных всплесков сексуальной активности и плодовитости, на которые не способны уроженцы Земли. Потому-то для обитателей планеты стали типичными сценки, подобные этой: «Рядом с домом, среди размокших клумб, луж, покрытых ломкими ледяными корочками, и быстрых, нежноголосых весенних ручьёв, прямо на покрытой первой зеленью лужайке стояли и нежно беседовали двое юных влюблённых. Их правые руки были судорожно сцеплены – одна в другой. Первая фаза кеммера. Вокруг них плясали крупные снежинки, а они стояли себе босиком в ледяной грязи, держась за руки и ничего не замечая вокруг, кроме друг друга. Весна пришла на планету Зима».

• Предыдущая
• 11/71
• Следующая