Змеи, драконы и родственники - Угрюмов Олег - Страница 21
- Предыдущая
- 21/74
- Следующая
– Та кому вона нужна, твоя Маруся, вона ничого не умие, даже корову доить. За ней усе маты робыть!
Разбушевался и Салонюк:
– Маруся – гарна дивчина, чого ты так разлютывся?
Сидорчук жестко блюл свои интересы, забыв и о гидре, и о войне, и о немцах. Вопрос был поставлен животрепещущий:
– Гарна-то гарна, та на що вона мени здалась?
Гельс-Дрих-Энн понял, что о женщинах мужчины в лесу могут беседовать практически вечно. Три головы в унисон грянули:
– Эй, там на берегу, оставьте Марусю в покое!
Маметов тем временем храбро ухватил из-под носа у дракона свои сапоги и отбежал в сторону, торопливо натягивая их на бегу.
– Однако моя сапоги одевать. Красивый зверя, командир. Можна его домой, до мама брать?
– О-ее, – только и вымолвил Салонюк.
– Дома тепло, дыня, чай, – принялся перечислять Маметов все соблазны.
Гельс-Дрих-Энн от такой наглости сначала несколько оторопел, а затем грозно зарычал:
– А ты, урюк-башка, еще раз в сапогах в воде окажешься, к маме в Ташкент не попадешь.
Маметов обиделся на неблагодарного зверя, которого уже собирался угощать дынями и чаем, и храбро заявил:
– Моя так не сдаваться, моя биться будет!
– Ой-ой-ой, как страшно! – не выдержав, захохотал дракон. Затем головы Гельс и Дрих, переглянувшись, дружно изрекли: – Сейчас ты умрешь, но до того Маметов та сорок его бегемотив споють свою останню писню!
– Сорок не сорок, – встрял неугомонный Перукарников, – а нашего узбека мы в обиду не дадим!
Набычился и Сидорчук:
– Який не е, даже в ядовитых чоботах, все одно вин наш!
Салонюк выдвинулся на шаг вперед:
– А ось хто ты такий, це треба ще выяснить!
Чего-чего, а такого поворота мудрый дракон никак не ожидал. Он привык к тому, что является персоной номер один не только во всех волшебных сказках и легендах, но и в многочисленных исторических опусах. Не узнать его в лицо могли только законченные невежды.
Голова Дрих широко распахнула глаза:
– То есть как кто такой?!
– Зверя. Из зоопарка бежать, однако, – убежденно сказал Маметов. И поделился доверчиво: – Моя зоопарк сильно любить.
– Тебя в любом зоопарке примут как родного, – не удержался Гельс.
Жабодыщенко высунулся из-за спины Салонюка:
– Мабуть, ты фашиський прихвостень? – Тут он заглянул в глаза командиру, ища поддержки и одобрения. – Так я кажу, товарищ Салонюк?
Перукарникову пришлась по вкусу идея выяснить, кто таков незваный гость:
– По-нашему здорово чешешь, о нас кое-что знаешь, а на вид – одному черту известно, кто ты есть! Может, ты вообще вражеский шпион, переодетый в костюм… – Тут он запнулся, потому что не мог себе представить, что это за наряд на вражеском шпионе и на кой ляд он его напялил.
На помощь ему пришел Маметов, которому все как раз стало ясно:
– Чудо-Юдо, однако!
Гельс-Дрих-Энн оскорбился:
– Я не Чудо-Юдо, я Гельс-Дрих-Энн! И никакой я не вражеский шпион, а простой волшебник. Говорю на трех тысячах восьмистах пятнадцати языках и могу путешествовать по мирам и временам, поэтому меня каждая собака и каждый жильцутрик знает. Вот, к примеру, вы слышали сказку про Мурципайчик, где беспощадный злодей погибает от руки невинной принцессы?
Партизаны тревожно переглянулись и покачали головами. Физиономии у них были явно озадаченные.
Дракон заволновался:
– Ну как же? А историю про то, как добрый Язьдрембоп задушил своего дядю хвостом внучатой племянницы?
Все снова переглянулись, изобразив крайнюю степень непонимания.
– Ну тогда, может, вы помните изображение Фомы Вездесущего с вилами в правой руке и медным тазом – в левой?
Первым не выдержал все тот же Перукарников:
– Помню я Фому, не помню я Фому – а ты здесь при чем?
Гидра возликовала:
– Ну так он же на мне верхом сидит и бьет меня этим самым тазом по головам. В тысяча триста сорок втором году все разменные деньги выпустили с этим изображением, и они были в ходу вплоть до тысяча восемьсот семьдесят первого, а потом их изъял понтифик Сельжайский и заменил на привычные всем нам платиновые карточки какого-то там Утрастяпского банка.
Салонюк внимательно оглядел своих бойцов:
– Шо вин каже? Чи то я погано слухаю, чи то погано розумию?
Перукарников вспомнил, что лучшая защита – это нападение, и строго вопросил у гидры:
– Ты вот лучше расскажи, откуда ты взялся и почему у тебя три головы?
Гельс-Дрих-Энн охотно пустился в объяснения:
– Я не взялся, тут я тоже живу. А три головы у меня с самого рождения; почему именно три, а не другое число, наверняка не скажу. – Тут он стал что-то припоминать. – Вы про такую речку – Припять – слышали?
Подозрительный Перукарников прикинул, отвечать ли шпиону, но после недолгих колебаний все-таки признал:
– Положим, слышали, и что?
Дракон таинственным голосом:
– А то, что именно с теми местами связано происхождение моих трех голов.
– Это как такое может быть связано с обычной речкой?
Салонюк придержал Ивана за рукав:
– Погодь, хай розкаже.
Гельс-Дрих-Энн продолжил:
– Связано, конечно, не с самой речкой, а с теми местами, где обитали мои предки, – с болотами в районе Припяти. Там родилась моя прабабка, и у нее была одна голова, как у всех нормальных драконов, пока на землю не упала звезда Полынь.
Сидорчук заинтересовался:
– Яка зирка Полынь, що це за байка?
– Это не байка, – нравоучительным тоном произнес дракон, – это легенда, которую у нас в роду передают из поколения в поколение. Так как после того памятного события все мои родственники стали рождаться уже с тремя головами. С тех пор прошло очень много времени и многое изменилось, а я, так сказать, последний трехголовый из моего рода.
Перукарников – бывалый материалист, марксист и атеист – не мог оставить без внимания вопрос о ворожбе:
– Волшебник, говоришь, а как нам это доказать можешь?!
Головы о чем-то пошептались, и голова Дрих изрекла:
– Смотрите внимательно: сейчас у вас в отряде командует один Салонюк, а теперь… – Дракон произнес заклинание: – Баххара, мамара ютонта, мучачес! – И два Салонюка разбежались в стороны, тревожно оглядывая друг друга с ног до головы.
Бойцы недовольно зашумели: два Салонюка – это было уже чересчур.
Даже Перукарников испугался:
– Ладно, ладно, мы тебе верим, а теперь сделай все, как было!
Дрих пробурчал:
– Ты забыл сказать – пожалуйста.
– Трижды пожалуйста!
Голова Гельс тихо пожаловалась голове Энн:
– Эх, если бы не красотка Аферта и не долг перед обществом, эти троглодиты уже на все сто были бы моим завтраком.
Гельс-Дрих-Энн сделал легкий пасс лапами, и Салонюк вновь обрел свою индивидуальность. Он тяжело дышал и бросал на дракона грозные и одновременно обиженные взгляды.
– Надеюсь, – процедила гидра великосветским тоном, – мы уладили все формальности, официальная часть закончена и теперь можно переходить к делу?
Салонюк заволновался:
– Яке дило? Маметов все зрозумив и никогда не пиде в воду у чоботах, так я кажу, Маметов?!
Маметов утвердительно закивал.
Гельс-Дрих-Энн задумался о чем-то своем, будто красна девица в высоком тереме; голова Энн предложила остальным:
– Надо постановить, что они несъедобные, так будет лучше для дела – не отвлекает. Ставим на голосование. Кто за? Кто против? Кто воздержался? Воздержавшихся нет – принято единогласно.
Сидорчук выдвинулся вперед:
– До речи, це я кинув сапог, ось тоби хрест, бильше таке не повторыться!
Гидра медленно вылезла на берег, показавшись во всей своей красе. Партизаны тихо охнули. А Гельс-Дрих-Энн, оглянувшись на озеро, тяжко вздохнул. Голова Дрих тихо произнесла:
– Придется на пару недель куда-нибудь переселиться.
Гельс добавил:
– Надо не забыть всех предупредить, перед тем как исчезнем, чтобы сюда не лазили.
Энн времени зря не терял:
– Сделаем так.
По его велению на берегу через каждые двадцать метров замаячили щиты с надписью: «Водоем закрыт по техническим причинам. Купаться, ловить рыбу и пить воду строго воспрещается! За нарушение штраф – 18 баранов или 2 быка. С уважением, администрация пляжа. Подпись: Гельс-Дрих-Энн».
- Предыдущая
- 21/74
- Следующая
