Убийство по-домашнему - Райс Крейг - Страница 17

— Как ты себя сегодня чувствуешь, Горди? Как твоя амнезия?

Она улыбнулась, глядя на меня чуточку бессовестными огромными карими глазами. Она была так молода, что даже прямо из постели, без грима, выглядела привлекательно. Несмотря на все то, что я уже узнал, мне казалось просто невозможным подозревать её в причастности к заговору. Она улыбалась так обезоруживающе…

Марни бросила взгляд на спящую Селену.

— Ох уж эта Селена! — высокомерно сказала она. — Спит, как корова!

Она потянулась через меня и взяла с ночного столика портсигар, оставленный там вчера Селеной. Закурила, не меняя позы и опираясь на одну руку.

— Ну так как, Горди? — спросила она. — Как прошла первая ночь?

— Без каких-либо особенностей, — сказал я. И хотя это было рискованно, отважился добавить: — Ко мне приходила какая-то старушка. Но кто это мог быть? Может, моя бабушка?

Селена внезапно проснулась, причем так неожиданно, что я начал сомневаться, действительно ли она спала все это время. Она села в кровати и очаровательно нам улыбнулась.

— Привет, Марни! Добрый день, любимый Горди! Ты все еще думаешь об этой старушке?

Она выскользнула из постели и села на мою кровать напротив Марни. Наклонилась ленивым движением и чмокнула меня в щеку. Я старался подавить возбуждение, которое вызывала во мне её близость.

— Я вижу, что ты не до конца поверил мне сегодня ночью, любимый, — сказала она, бросив короткий взгляд на Марни. — Бедному Горди приснился кошмарный сон, о какой-то старой колдунье с жилистой шеей и хищными когтями. Он глубоко убежден, что такое создание действительно живет в нашем доме. Скажи ему, Марни, что мы в самом деле не прячем таких старушек ни на чердаке, ни в подвале.

— Старушек? — повторила Марни, пуская в мою сторону кольца дыма. — Мне очень жаль, Горди, но мы действительно не подкармливаем в доме никаких старушек.

Она сказала это легким, шутливым тоном, но я обратил внимание, как они с Селеной почти незаметно обменялись понимающими взглядами. Со сжавшимся сердцем я понял, что её уже обо всем предупредили. Это должно было произойти ночью, когда Селена на несколько минут вышла из комнаты. Очевидно, утаивание от меня существования этой женщины было для них настолько важным, что Селена без колебаний встала ночью и предупредила об этом всех домочадцев. Точно так же, как я не мог подавить волнение, вызванное близостью Селены, я не мог уже больше заблуждаться. Селена была моим врагом. Все в этом доме были моими врагами!

— И что же интересного она сказала? — внешне равнодушно спросила Марни, опустив глаза и делая вид, что стряхивает какую-то несуществующую пылинку с красного шелка пижамы. — Я говорю о той старой колдунье, которая тебе приснилась.

Но я не попался в расставленную ловушку.

— Ничего, — солгал я. — Она просто появилась у моей кровати, а потом растаяла в воздухе. Сама знаешь, как это бывает в снах.

— Значит, ты наконец понял, что тебе это только снилось? — спросила Селена.

— Конечно.

— Любимый! — воскликнула она. Склонилась надо мной и еще раз поцеловала. Я испугался, что она почувствует запах лаванды, доносящийся из кармана моей пижамы, и поймет, что у меня есть вещественное доказательство того, что старая женщина вовсе не была сонным видением. Однако Селена ничего не почувствовала. Напротив, она повеселела, словно одержала какую-то победу. Заранее зная, что она соврет, я все же рискнул задать вопрос:

— А как спала ты, Селена?

— Я, любимый? Ты ведь знаешь меня! Как только положила голову на подушку и сказала тебе «спокойной ночи», заснула, как суслик.

Она поправила волосы на затылке и сказала:

— Кстати! Знаешь что, Марни! Вчера вечером мне пришла в голову прекрасная мысль. Я заставила Горди выучить две строфы стихотворения отца против пьянства. Полагала, что этим способом он лучше все вспомнит.

— Ну, и как получилось? Хорошо?

— Не очень, — ответил я.

— Но в любом случае это была прекрасная мысль. — Энтузиазм Марни был чуточку преувеличенным. — Просто прекрасная. А где этот томик? Он должен разучить остальные строфы.

Она увидела лежащую на ночном столике книгу, взяла её в руки и начала перелистывать. Хотя эта мысль внешне была абсурдной, мне показалось, что с этим стихотворением связано что-то очень важное. Слишком горячо они старались, чтобы я его выучил. Чтобы проверить это, я сказал:

— Нет, Марни. Никаких стихов. Я и так достаточно страдаю!

— Но ты должен выучить, обязательно должен, Горди!

— Да, любимый, — поддержала её Селена, прижимаясь ко мне еще крепче. — Прошу тебя, милый, не создавай нам трудностей.

— Сначала ты повторяешь те строфы, которые вчера выучил, — предложила Марни.

— Да я их уже не помню — соврал я.

В глазах Селены промелькнул блеск беспокойства. Я убедился, что мои подозрения справедливы. Знание мною этого стихотворения составляло часть плана. Я немного подумал, стоит ли продолжать притворяться, что я все забыл, но отказался от этой мысли. Я еще слишком мало знал, и, возможно, было опасно чересчур рано доводить дело до какого-нибудь кризиса. Поэтому я что-то пробормотал себе под нос, пару раз начал и якобы сбился, а потом продекламировал обе строфы. Они явно были довольны. Потом Марни прочитала мне третью строфу. Когда я и её повторил без ошибок, их восторгу просто не было границ.

Все это время исполнения роли в комедии, понятной мне только наполовину, я питал в душе надежду, что сейчас войдет Нетти с моим завтраком. План у меня тоже был готов лишь наполовину, однако я отдавал себе отчет в том, что освобождение, или объяснение ситуации, может прийти только со стороны Нетти.

Марни как раз читала четвертую, еще более мрачную, чем другие, строфу, когда открылась дверь и вошла миссис Френд. Я уже не называл её мысленно матерью. Когда я увидел, что она держит в руках поднос с завтраком, я почувствовал холод в сердце. Она добродушно согнала девушек с кровати, после чего поставила передо мной на одеяло поднос и поцеловала меня.

— Как ты себя чувствуешь, дорогой мальчик? — сказала она. — Догадываюсь, что девушки слишком утомили тебя? — Она смотрела на меня с любовью и бдительным беспокойством. — Несомненно, ты выглядишь сегодня лучше, любимый. Более отдохнувшим. И ты по-прежнему ничего не помнишь?

— К сожалению…

— Он как раз разучивал с нами «Оду Авроре» отца, — сказала Марни. — Горди просто чудо! Он уже выучил наизусть четыре строфы.

Если это известие даже и имело какое-то значение для миссис Френд, ей удалось это скрыть. Она лишь улыбнулась в ответ и принялась раскладывать приборы на подносе.

— Это очень мило с его стороны, — сказала она. — Он сможет продекламировать завтра все стихотворение перед мистером Моффетом. Это будет прекрасный жест в его адрес.

— Мистер Моффет? — спросил я. — Кто такой мистер Моффет?

— Близкий друг твоего отца, любимый.

— Ты ведь знаешь. Я рассказывала тебе. «Аврора» — Лига Чистоты, — вмешалась Селена.

— Так значит, он должен завтра прийти сюда? — спросил я.

Миссис Френд присела на кровать и начала поправлять свою прическу.

— Да, он придет сюда. Завтра будет ровно тридцать дней, как умер твой бедный отец, Горди. Мистер Моффет хочет в связи с этим нанести нам официальный визит. Опасаюсь, что это будет ужасно скучно, но все, что мы можем сделать во имя памяти отца, так это хорошо принять мистера Моффета.

Молодые женщины встали по обе стороны от миссис Френд, которая критическим взглядом окинула измятую красную пижаму Марни и белое неглиже Селены.

— Не забывайте, мои дорогие, — сказала она, — что завтра вы должны быть в полном трауре. Исключительно черный цвет. И никакой помады. Я не хочу, чтобы о вас говорили, как о девушках легкого поведения.

Сказав это, она рассмеялась своим низким звонким смехом.

— А Горди продекламирует стихотворение отца. Да, это будет замечательно. Просто замечательно!

Селена подошла к столику, взяла серый томик, открыла его наобум и начала читать, завывая: