Волчье логово - Уаймэн Стэнли Джон - Страница 23

• Предыдущая
• 23/54
• Следующая

Мы вздохнули свободнее, когда кончилась эта агония ужаса, испытанная нами из-за колебаний Безера. Но страшная ночь казалась нам бесконечной.

За те мгновения, что мы лежали, согнувшись в невыразимом страхе, в алькове кровати, мы прожили целый век опыта, и цепь ужасных приключений окончательно отделила нас от мирной жизни в Кайлю. Париж представлялся нам теперь самым предательским городом и превзошел все наши худшие ожидания. Обман царил повсюду, и люда ежеминутно меняли свою личину. Мы приехали сюда, рискуя собственной жизнью, чтобы спасти Павана — он оказался обманщиком. Рядом был Мирнуа, признававший себя низким предателем, обманывавшим невинную женщину — мы невольно симпатизировали ему. Монах явился сюда с целью спасти ее и сделать доброе дело — между тем нам ненавистен самый звук его голоса, и в каждом слове мы видели обман и затаенную угрозу.

Вообще монах был для нас совершенною загадкою. Почему мы так боялись его? Отчего мадам де Паван, вероятно знавшая его прежде, содрогалась от одного прикосновения его руки? Почему он, словно мрачная тень, явился меж двумя сестрами и оттолкнул их друг от друга так, что когда жена Павана увидела его рядом со своей сестрой, она позабыла, что последняя пришла с целью спасти ее, и смотрела на нее с подозрением и страхом, почти с отвращением?

Итак, Видам отошел от окна и, подойдя к камину, нагнулся, чтобы поставить подсвечник у очага.

— Их нет здесь, — сказал он, выпрямляясь и бросая испытующий взгляд на присутствующих. До сих пор он был так занят мыслью о преследовании, что только теперь обратил на них внимание.

— Это так, и тем более я должен спешить, — продолжал он. — Но мне хотелось бы знать, да, мне хотелось бы знать, любезный коадъютор, что вы делаете здесь. Мирнуа! Мирнуа — честный человек. Я не ожидал встретить вас в его доме… И две дамы?! О, господин коадъютор! А, да это кажется мадам д'О? Моя любезная мадам, — продолжал он в шутливом тоне, обращаясь к ней, — вы как будто пугаетесь собственного имени? Но никакие капюшоны не могут скрыть ваших очаровательных глаз или чудных губок — я тотчас бы узнал вас. А ваша спутница?

Тут он умолк и тихонько присвистнул. Без сомнения, он узнал мадам де Паван и был крайне удивлен. Я как мог вытянул шею, чтобы увидеть что за этим последует; даже монах сознавал, что теперь необходимо какое-нибудь объяснение.

— Мадам де Паван, — произнес он сорвавшимся голосом, не поднимая глаз, — была увлечена сюда вчера вечером и задержана против своей воли этим человеком. Он будет отвечать за это. Мадам д'О, узнав где ее скрывают, просила меня сопутствовать ей и содействовать в освобождении ее сестры.

— И, стало быть, в возвращении ее к обезумевшему от горя мужу?

— Совершенно верно, — согласился монах, как мне показалось, уже с большей уверенностью.

— И мадам желает уйти отсюда?

— Конечно! Как же иначе?!

— Но, похоже, — продолжал Видам, растягивая слова с таким выражением, что лицо мадам де Паван вспыхнуло, — это будет зависеть от лица, которое, употребляя ваше выражение, господин коадъютор, увлекло ее сюда…

— Это была, — вмешалась наконец сама мадам де Паван, и голос ее дрожал от негодования, — настоятельница монастыря Урсулинок! Ваши низкие подозрения вполне достойны вас, мсье Видам! Диана! — обратилась она к сестре, схватив ее за руку и бросая презрительный взгляд на Безера. — Уйдем отсюда! Я хочу быть со своим мужем. Я задыхаюсь в этой комнате.

— Мы сейчас же идем, малютка, — проговорила успокоительно Диана, но я заметил, что в ней не было уже того оживления, которым была проникнута ее красота вначале.

Какая-то скованность (неужто страх перед Видамом?!) сменила его теперь.

— Настоятельница Урсулинок, — задумчиво повторил Видам, и в голосе его прозвучало неподдельное изумление. — Так это она завела вас сюда? Добрая душа и, я слышал, ваша большая приятельница… Гм!

— Мой очень близкий друг, — сухо отвечала мадам. — Диана, идем же!

— Близкий друг! И она засадила вас вчера в эту тюрьму! — продолжал рассуждать Видам с таким видом, как будто разбирал анаграмму. — А Мирнуа задержал вас здесь, — достойный Мирнуа, у которого, говорят, под тюфяком туго набитый чулок и который пользуется уважением среди буржуазии… И он в заговоре! Потом, в поздний час ночи, сюда является ваша любящая сестра с моим другом коадъютором, чтобы спасти вас… От кого?

Все молчали. Монах побелел от злобы.

— От кого же? — с мрачной игривостью продолжал Безер. — Вот в чем секрет! От этого опасного Мирнуа? Из когтей этого ужасного Мирнуа? Клянусь честью, — и голос его был полон решительности, — здесь будет безопаснее для вас. Я думаю, вам лучше остаться тут до утра, мадам, несмотря на этого страшного Мирнуа!

— О, нет, нет! — воскликнула в волнении мадам.

— Да, да! — отвечал он. — Что вы скажете на это, коадъютор? Ведь вы согласны со мной?

Монах с мрачным видом опустил глаза, и голос его опять дрогнул, когда он промолвил:

— Мадам может действовать по своему желанию. Но она должна дорожить своей репутацией, мсье Видам. Если она предпочитает остаться здесь… Конечно.

— О, она должна дорожить репутацией? — повторил гигант со злобной веселостью. — И потому должна идти домой вместе с вами и моей старой приятельницей мадам д'О во имя спасения? Вот как стоит вопрос! Нет, нет, — добавил он со смехом, — мадам де Паван поступит разумно, гораздо разумнее, оставаясь здесь до утра. А нам предстоит работа. Идем же, пора приниматься за нее.

— Вы серьезно говорите это? — сказал монах и посмотрел на него вызывающе, почти с угрозой:

— Да, серьезно.

Взгляды их встретились, и я, отметив про себя выражение обоих, невольно усмехнулся от радости, что мы уже в безопасности. Я даже подтолкнул Круазета, ибо вспомнил старую поговорку: «Когда воры начинают спорить между собой, честные люди остаются в выигрыше». Может быть хитрый монах избавит нас в конце концов от Безера!

Но, увы, силы противников были неравными. Видам одной рукой мог размозжить череп своего врага, но и это было еще не все. Сомневаюсь, что и в коварстве монах мог быть его ровней. Под грубой животной оболочкой Безера, если только не обманывала молва, скрывался тонкий и хитрый ум итальянца. На вид беззаботный циник, он отличался в то же время хитростью и подозрительностью, и представлял собой соединение двух, абсолютно противоположных натур. Подобного соединения мне не приходилось встречать в равной степени еще ни в одном человеке, исключая разве покойного государя — Великого Генриха. Ребенок отнесся бы с подозрением к монаху. Видам мог подкупить и старого ветерана.

• Предыдущая
• 23/54
• Следующая