Под кардинальской мантией - Уаймэн Стэнли Джон - Страница 21
- Предыдущая
- 21/64
- Следующая
Но, достигши порога, я увидел нечто такое, что заставило меня опустить уже поднятую руку. Дверь вела в маленькую пристройку, которую хозяйка употребляла для мытья посуды и тому подобных надобностей. Я был поэтому несколько удивлен, заметив там в эту пору свет, и еще более удивился, когда увидел, чем была занята хозяйка.
Она сидела на грязном полу сарая, перед потайным фонарем, а по обе стороны ее лежали две громадные кучи всякого мусора и тряпья. Она выбирала вещи из одной кучи и перекладывала их в другую, встряхивая и осматривая каждый предмет, перед тем, как положить его, и проделывала это с таким старанием, с таким терпением и настойчивостью, что я стал в тупик. Некоторые из этих предметов — обрывки и тряпки — она держала на свет, другие ощупывала, третьи буквально рвала на клочки. А ее муж все это время стоял подле нее, жадным взором следя за нею и продолжая держать мою тарелку в руке, словно странное занятие жены очаровало его.
Я тоже, наверное, с полминуты стоял, не сводя с нее глаз, но затем хозяин, оторвав на мгновение свой взор от жены, заметил меня. Он вздрогнул и быстрее молнии задул фонарь, оставив сарай в полной темноте.
Я, смеясь, вернулся к своему месту у очага, а он последовал за мною с лицом, черным от ярости.
— Послушайте! Нет, послушайте! — воскликнул он, наступая на меня. — Разве человек не может делать у себя в доме, что ему угодно?
— По-моему, может, — спокойно ответил я, пожимая плечами. — Точно так же, как и его жена. Если ей приятно перебирать по ночам грязные тряпки, это ее дело.
— Шпион! Собака! — кричал он с пеной бешенства на губах.
Внутренне я тоже кипел от ярости, но не в моих интересах было затевать ссору с ним, и потому я лишь прикрикнул на него, чтоб он не забывался.
— Ваша госпожа дала вам приказания, — презрительно сказал я. — Исполняйте же их.
Он плюнул на пол, но потом, видимо, опомнился.
— Вы правы, — сердито ответил он, — К чему выходить из себя, когда все равно завтра в шесть часов утра вы уедете отсюда. Вашу лошадь прислали сюда, а ваши вещи наверху.
— Я пойду туда, — сказал я, — чтобы не быть в вашем обществе. Посветите мне!
Он нехотя повиновался, а я, радуясь возможности избавиться от него, стал подниматься по лестнице, все еще недоумевая, чем это могла заниматься его жена и отчего он так разъярился, увидев меня у дверей. До сих пор он еще не мог угомониться. Он посылал мне вслед самые отборные ругательства, а когда я влез на свой чердак и захлопнул дверь, он стал кричать еще громче, чтобы я не забыл уехать в шесть часов, — и так он бесновался до тех пор, пока не выбился из сил.
Вид моих пожитков, которые я несколько часов тому назад оставил в Кошфоре разбросанными по полу, по-настоящему должен был бы опять рассердить меня. Но у меня просто уже не было сил. Оскорбления и неудачи, которые выпали мне на долю в этот день, сломили, наконец, мое присутствие духа, и я смиренно стал укладывать вещи. Я, конечно, жаждал мести, но обдумать план и время ее можно было и на следующий день. Далее шести часов утра моя мысль вперед не простиралась, и если в чем я чувствовал недостаток, то это в бутылочке доброго арманьякского вина, которое я так напрасно потратил на этих продувных купцов. Вот когда оно пришлось бы мне кстати!
Я лениво завязал один из своих дорожных мешков и уже почти уложил второй, как вдруг я нечаянно натолкнулся на вещь, которая на мгновение пробудила во мне прежнюю ярость. Это было маленькое оранжевое саше, которое мадемуазель обронила в ту ночь, когда я увидел ее в первый раз, и которое, как помнит читатель, я поднял. С тех пор оно мне не попадалось на глаза, и я совершенно забыл о нем. Теперь же, когда я стал складывать свою вторую фуфайку (одна была на мне), оно выпало из ее кармана.
При виде его я вспомнил все — ту ночь и лицо мадемуазель, озаренное светом фонаря, и мои великолепные планы, и неожиданный конец их — и в порыве ребяческого гнева, уступив долго сдерживаемой страсти, я схватил саше, разорвал его на куски и швырнул их на пол. Облако тонкой едкой пыли поднялось на воздух, а вместе с кусками саше на пол упало что-то более тяжелое, издав при этом отчетливый звук. Я посмотрел вниз (быть может, я уже сожалел о своей вспышке), но сначала ничего не мог различить. Пол был грязный и неприглядный, света было мало.
Но бывает такого рода настроение, когда человек проявляет особенное упорство в мелочах. Я взял светильник и поднес его к полу. Какая-то светящаяся точка, искорка, блеснувшая на полу среди грязи и мусора, привлекла мое внимание. Через секунду она уже потухла, но я не сомневался, что видел ее. Я был изумлен. Я повернул светильник и вновь увидел блеск, но на этот раз в другом месте. Я опустился на колени и тотчас нашел маленький кристалл. Рядом с ним лежал другой, а немного дальше — еще один. Каждый из них был величиною с крупную горошину. Подобрав все три кристалла, я поднялся на ноги и поднес светильник к кристаллам, которые лежали у меня на ладони.
Это были бриллианты! Настоящие, дорогие бриллианты! Я был в этом убежден. Двигая светильник в разные стороны и видя, как в них играет и переливается целое море огня, я знал, что держу в своих руках богатство, которого достаточно, чтобы десять раз купить эту ветхую гостиницу со всем ее содержимым. Это были чудесные камни столь чистой воды, что руки у меня дрожали, кровь прилила к моим щекам и сердце мое неистово билось. На мгновение мне показалось, что я вижу сон, что все это игра моего воображения. Я нарочно закрыл глаза и простоял в таком положении целую минуту. Но, раскрыв их, я снова увидел у себя на ладони эти тяжелые, осязаемые многогранные кристаллы. Убедившись, наконец, в том, что это действительность, но еще витая между радостью и страхом, я подкрался на цыпочках к двери и забаррикадировал ее своим седлом, дорожными мешками и верхним платьем.
Тогда, все еще тяжело дыша, я вернулся назад и, вооружившись светильником, начал терпеливо, пядь за пядью исследовать пол, вздрагивая всем телом при каждом скрипе ветхих половиц. Никогда поиски не увенчивались столь блестящим успехом. В лоскутьях саше я нашел шесть мелких бриллиантов и два рубина. Семь крупных бриллиантов оказалось на полу. Один из них, самый большой, который я нашел позже всех, видимо, откатился при падении и лежал у стены в самом дальнем углу комнаты.
- Предыдущая
- 21/64
- Следующая