Выбери любимый жанр

Красная кокарда - Уаймэн Стэнли Джон - Страница 29


Изменить размер шрифта:

29

— Народ отомстит за них! — напыщенно заговорил нотариус.

Капитан презрительно пожал плечами:

— Благодарю вас покорно. Это весьма утешительно.

— В настоящее время, — вмешался в разговор отец Бенедикт, — уяснить надо только одно. Вы сказали, что некоторые члены комитета не военные люди. Для чего же нам устраивать битвы и играть на руку своим противникам?

— Вы правы, — откровенно отвечал Юз, обводя глазами присутствующих. — Зачем нам сражаться? Я, по крайней мере, не склонен к этому, что я уже и доказал.

Воцарилось молчание. Все с сомнением поглядывали друг на Друга.

— В самом деле, для чего вооруженная борьба? — заговорил опять капитан. — Тут не игра, а дело. А делать его будут уже не простые дворяне; а, так сказать, солдаты под общей командой.

— Да, да, — поспешно проговорил я, чувствуя, что все взгляды устремились на меня. — Но нам, дворянам, трудно отказаться от некоторых, с детства усвоенных, идей. Если мы не будем защищать себя от оскорблений, то спустимся до уровня животных…

— Не сомневайтесь! — вдруг закричал Бютон. — Народ никогда не допустит оскорблений.

— Не допустит, не допустит! — закричали другие, и вся комната наполнилась гулом.

— Ну, надеюсь, все предупреждены, — сказал наконец капитан. — И если теперь кто-то легкомысленно примет вызов, то пусть он помнит, что сыграл на руку своим врагам. Что касается меня, — добавил он сухо рассмеявшись, — то они могут даже пройтись по мне палкой, но я не приму их вызова. Мы поняли их игру!

XII. ДУЭЛЬ

Я уже говорил, как тяжело подействовало на меня все это. С неприятным чувством посматривал я на заостренные черты нотариуса, на жирную улыбку лавочника и на грубую физиономию Бютона. Мне было тяжело, что я оказался на одном уровне с этими людьми, с их грубой резкостью с одной стороны, и угодливостью с другой.

К счастью, заседание продолжалось недолго. Прения заняли еще с полчаса, и собрание стало расходиться. Несколько человек остались, чтобы заняться делами, о которых шла речь, и в числе этих нескольких был я. Отведя отца Бенедикта в сторону и стараясь не показать ему охватившего меня отчаяния, я осведомился, не произошло ли еще где-нибудь погромов.

— Нет, — отвечал он, незаметно пожимая мне руку. — Комитет сыграл большую роль, надеюсь. — И с откровенностью, показывающей, что он легко читает мои мысли, кюре продолжал: — Только помогите нам поддержать спокойствие. Дайте нам сделать все, что в наших силах. Нам предстоят испытания гораздо более серьезные, чем я предвидел. Дайте нам только зацепиться.

В это время в комнату с шумом вошел капитан Юз. Его возвращение было внезапно, и все сидевшие за столом вскочили со своих мест.

Лицо капитана раскраснелось, глаза горели гневом. Нотариус, сидевший ближе всех к двери, почему-то вдруг побледнел и, запинаясь, начал было расспрашивать Юза, но тот только бросил на него презрительный взгляд и подошел прямо ко мне.

— Вы джентльмен, виконт, — громко заговорил он, в спешке глотая слова. — Вы меня поймете. Мне нужна ваша помощь.

Взглянув на него, я быстро сказал:

— К вашим услугам. Но в чем дело?

— Меня оскорбили, — отвечал он, покручивая ус.

— Кто и где?

— На улице. Один из этих франтов! Но я научу его, как шутить со мной. Я, сэр, солдат…

— Позвольте, однако, капитан! — вскричал я, пораженный. — Я понял так, что больше дуэлей быть не должно. Вы же сами говорили, что даже позволите ударить себя палкой!

— Черт побери, что же из этого! — закричал он. — Уж не думаете ли вы, что я не джентльмен оттого, что вместо Франции я служил в Америке?

— Конечно, нет, — отвечал я, сдерживая улыбку. — Но ведь это же значит играть на руку вашим противникам! Минуту назад вы сами говорили это.

— Могу я рассчитывать на вашу помощь, сэр, или нет? — сердито прервал он меня. — Молчите! — крикнул он пытавшемуся вступить с ним в разговор нотариусу. — Что вы в этом поднимаете!

— Тише, капитан, тише, — проговорил я, стараясь успокоить его и предупредить готовую вспыхнуть ссору. — Наш нотариус…

— Я не хочу его знать! Что же, могу я рассчитывать на вас?

— Конечно.

— В таком случае ваша помощь нужна мне сейчас же. Местом встречи назначена площадка позади собора. Я просил бы вас приступить к делу немедленно.

Поняв, что далее говорить с ним бесполезно, вместо ответа я взял свою шляпу. Лавочник, нотариус и еще несколько человек подняли крик и хотели загородить нам дорогу. Но отец Бенедикт продолжал хранить молчание, и мы беспрепятственно спустились вниз и вышли из дома.

На улице стало ясно, что оскорбление капитана и последовавшая за ним ссора совершились при свидетелях. На залитой солнцем площади там и сям виднелись группки мрачных людей, видимо ожидавших, чем кончится дело. Тротуар же был занят исключительно дворянами. Нацепив на себя белые банты, они расхаживали взад и вперед по трое и по четверо, небрежно помахивая своими тростями.

Люди на площади молча смотрели на них, а они делали вид, что не замечают их взглядов. Иногда дворянчики останавливались по нескольку человек, чтобы обменяться парой слов и взять друг у друга из табакерки щепотку табака. Все эти действия имели какой-то надменно-вызывающий вид, чем вполне оправдывали косые взгляды, бросаемые на них.

Нам предстояло пройти меж ними, как сквозь строй солдат. Лицо мое горело от стыда. Многих из них я видел всего два дня назад в доме маркизы де Сент-Алэ, где я на глазах у всех прикрепил себе на грудь белый бант. Теперь же я был в противоположном лагере. Причин моего образа действия они знать не могли, и я видел по их глазам и поджатым губам, что они считали меня изменником. Некоторые из них были в военной форме и с орденом св. Людовика и были мне незнакомы. Эти посматривали на меня вызывающе и нехотя давали мне дорогу.

К счастью, идти нам было недалеко. Достигнув северной стены собора, через небольшую калитку мы вошли в сад, где липы умеряли палящий зной солнца. Казалось, будто город с его шумом остался где-то далеко позади. Направо высились стена абсиды и тяжелые восточные купола собора, впереди поднималась стена укреплений, а слева виднелась обвитая плющом старинная полуразвалившаяся башня четырнадцатого века. У ее подножия на гладком газоне стояли четверо, очевидно ожидавшие нас.

29
Перейти на страницу:
Мир литературы