Бенефис Лиса - Хиггинс Джек - Страница 14

— Если бы переломы были сложными, иными словами, открытые раны с торчащими из них костями, у нас не было бы выбора. В таком случае опасность заражения крови, особенно после всего, что ему пришлось перенести, стала бы реальностью. Тогда спасти ногу возможно удалось бы только на больничной койке с вытягиванием.

— Джордж, что именно ты пытаешься сказать? — спросил Галлахер.

— Ну, как вы видели, кожа не повреждена. Мы называем такие переломы осколочными. Можно зафиксировать ногу и положить в гипс.

— А ты сам можешь это сделать? — спросила Элен.

— Могу попытаться, если будут необходимые условия. Но, определенно, без рентгена я даже не мыслю за это браться. — Он замялся. — Есть одна возможность.

— Какая? — спросил Галлахер.

— Сосны. Это маленькая частная клиника в Сент-Лоренсе. Она в ведении католических сестер милосердия. В большинстве своем они француженки или ирландки. У них есть и рентгеновская установка, и нормальная операционная. Сестра Мария Тереза, которая там всем заведует, моя приятельница. Я могу ей позвонить.

— А немцы тоже пользуются этой клиникой.

— От случая к случаю. Как правило, это молодые женщины с так называемыми пренатальными проблемами, которые обычно они предпочитают разрешать с помощью абортов. Как вы понимаете, монахиням это совсем не по нраву, но они ничего не могут с этим поделать.

— Его можно будет там подержать?

— В этом я сомневаюсь. У них всего несколько коек, и наверняка это слишком опасно. Самое большее, что мы можем сделать, подштопать его и снова привезти сюда.

Галлахер сказал:

— Ты ужасно рискуешь, Джордж, помогая нам таким образом.

— Я бы сказал, мы все рискуем, — сухо ответил ему Гамильтон.

— Жизненно важно, чтобы полковник Келсоу не оказался в руках врагов, — начала Элен.

Гамильтон покачал головой.

— Элен, я не хочу знать, поэтому даже не пытайся мне ничего объяснять. Не хочу я, чтобы и монахини оказались вовлеченными. Что касается сестры Марии Терезы, то наш приятель должен быть для нее местным жителем, с которым приключилось несчастье. Хорошо бы обеспечить ему, на всякий случай, документы.

Элен обратилась к Галлахеру:

— Можешь ты что-нибудь придумать? Ты же нашел в прошлом году документы для испанского коммуниста, который сбежал из рабочей бригады, прокладывавшей тоннели в Сент-Питере.

Галлахер подошел к старому сосновому письменному столу восемнадцатого века, стоявшему в углу кухни, выдвинул средний ящик, запустил в него руку и извлек из глубины маленький ящичек, вроде тех, в которых раньше люди прятали ценности. В нем лежало несколько идентификационных карточек, незаполненных, но снабженных печатью с нацистским орлом и подписью.

— Где тебе удалось их добыть? — спросил изумленный Гамильтон.

— Знакомый ирландец, который работает барменом в одном из городских отелей, завел милого друга, немца, вы понимаете, о чем я. Клерка из полевой комендатуры. В прошлом году я сделал тому большое одолжение. Он и отплатил мне таким образом. Я впишу сюда характеристики Келсоу, дадим ему хорошее местное имя. Как вам нравится Ле Макуан? — Он достал ручку и чернила и сел за письменный стол. — Генри Ральф Ле Макуан. Место проживания? — Он взглянул вверх на Элен.

— Ферма в усадьбе де Вилей, — сказала она.

— Вполне сойдет. Пойду посмотрю, какого цвета у него глаза, волосы и тому подобное, а вы пока позвоните в Сосны. — Он остановился перед дверью. — Я впишу, что он рыбак. Тогда можно сказать, что несчастный случай произошел на судне. И еще одна вещь, Джордж.

— Что? — спросил Гамильтон, уже взявшись за трубку телефона.

— Я поеду с тобой. Мы отвезем его в фургоне. Не спорь. Нам следует держаться вместе, чтобы не быть повешенными поодиночке. — Он криво усмехнулся и вышел.

Клиника Сосны располагалась в безобразном доме, первоначально, по-видимому, построенном в стиле поздней викторианской эпохи. На каком-то этапе стены были обмазаны цементом, который теперь во многих местах потрескался, и кое-где выкрашивался большими кусками. Галлахер загнал фургон во двор. Гамильтон сидел рядом с ним. Как только они вышли из машины, в дверях дома появилась сестра Мария Тереза и спустилась вниз по бетонному пандусу, чтобы их приветствовать. Маленькая женщина в черной монашеской одежде, со спокойным взглядом и без единой морщинки на лице, хотя ей было уже за шестьдесят.

— Доктор Гамильтон. — Ее английский был хорош, но французский акцент ощущался явственно.

— Генерал Галлахер. Он управляет усадьбой де Вилей, где работает пострадавший.

— Нам потребуется каталка, — сказал Галлахер.

— Внутри у двери как раз стоит одна.

Галлахер вывез каталку и поставил у задней двери фургона. Он открыл дверь, и их взорам предстал Келсоу, лежавший на старом матрасе. Они переместили его на каталку.

Сестра Мария Тереза пошла впереди, чтобы указать дорогу. Галлахер покатил за ней Келсоу вверх по пандусу. Наклонившись к нему, он прошептал:

— Не забудьте держать рот закрытым. Если будете стонать от боли, постарайтесь не звучать американцем.

Гамильтон стоял в операционной, рассматривая рентгеновские снимки, которые принесла ему юная сестра Бернадетта.

— Три перелома, — сказала сестра Мария Тереза. — Нехорошо. Ему место в госпитале, доктор, но не мне вам это объяснять.

— Ладно, сестра. Я скажу вам правду, — начал Гамильтон. — Если его отвезти в Сент-Хелиер, они захотят знать, как это произошло. Наши немецкие друзья хотят все знать. Вам известна их дотошность. Ле Макуан рыбачил незаконно, когда случилась беда.

Галлахер плавно встроил свой голос.

— Это может стоить ему трех месяцев тюрьмы.

— Понимаю. — Она покачала головой. — Хотелось бы, чтобы у нас было для него место, но везде полно.

— Немцы есть?

— Пара их подружек, — ответила она спокойно. — Обычное дело. Один из армейских врачей завтра ими займется. Майор Шпеер. Вы с ним знакомы?

— Мне однажды пришлось с ним работать в госпитале, — ответил Гамильтон. — Я знавал хуже. Как бы то ни было, сестра, если вы и сестра Бернадетта готовы мне ассистировать, давайте начнем.

Она помогла Гамильтону надеть халат, и он подошел к раковине в углу, чтобы вымыть руки. Сестра Бернадетта помогла ему натянуть резиновые перчатки.

— Краткая анестезия. Достаточно хлороформа на салфетке, — сказал он сестре Марии Терезе. Гамильтон подошел к операционному столу и посмотрел на Келсоу. — Готовы?

Стиснув зубы, Келсоу кивнул. Гамильтон обратился к Галлахеру:

— Тебе лучше побыть снаружи.

Галлахер повернулся, чтобы выйти, и в этот момент дверь отворилась, и вошел немецкий офицер.

— Аа, вот вы где, сестра, — сказал он по-французски, потом улыбнулся и продолжал по-английски: — Профессор Гамильтон, и вы здесь?

— Майор Шпеер, — сказал Гамильтон, держа поднятыми руки в перчатках.

— Я только что посмотрел обеих моих пациенток, сестра. Обе чувствуют себя хорошо. — Шпеер был высоким, красивым мужчиной с веселым и довольно полным лицом. Его шинель была расстегнута, и Галлахер заметил у него на груди слева Железный крест первой степени и орденскую ленту за Русскую зимнюю кампанию. Человек побывал в деле. — Что-нибудь интересное, доктор?

— Переломы большой берцовой кости. Работник генерала Галлахера. Вы знакомы?

— Нет, но мне не раз приходилось о вас слышать, генерал. — Шпеер щелкнул каблуками, приветствуя генерала. — Приятно познакомиться. — Он стал рассматривать снимки. — Нехорошо. Совсем нехорошо. Осколочные переломы большой берцовой кости в трех местах.

— Я знаю, нужно бы госпитализировать и на растяжку, но совершенно нет мест, — сказал Гамильтон.

— О, я полагаю вполне приемлемо зафиксировать кости и наложить гипсовую повязку. — Шпеер добродушно улыбнулся и снял пальто. — Но, господин профессор, это вам немного не по специальности. Я с радостью займусь этим вместо вас.