Запретное пламя - Бейкер Мэдлин - Страница 34

• Предыдущая
• 34/56
• Следующая

Рэйф сжал губы от жгучей боли. Ему вне­запно захотелось лечь, закрыть глаза и погру­зиться в забвение. Но потом краешком глаза он увидел Кэтлин, мертвенно бледную и напу­ганную, и тряхнул головой, сопротивляясь ис­кушению подчиниться тьме, которая, казалось, нависла над ним. Он не мог уйти сейчас. Это означало бы оставить Кэтлин на растерзание ворону.

Собрав все силы, он пошел на индейца. По­следним отчаянным движением он сделал об­манный маневр слева, пригнулся и, баланси­руя на пятках, нанес короткий колющий удар вверх, когда индеец кинулся на него. Нож Рэй­фа вошел в грудь ворона.

Индеец захрипел, когда десятидюймовое лезвие пронзило его сердце. Какое-то мгнове­ние он удивленно смотрел на Рэйфа, потом упал на землю, испустив дух.

Веки Рэйфа отяжелели, нож оттягивал руку, как свинцовый груз. Он посмотрел на Кэтлин, пытаясь улыбнуться, подбодрить ее, но силы покидали его. Он услышал ее горестный крик, когда упал на колени и выронил нож.

Кэтлин подбежала к нему. Она была напу­гана, как никогда. У Рэйфа было бледное и искаженное от боли лицо, кровь заливала его левый бок и пропитала брюки.

– Рэйф, Рэйф! – Она с трудом приподняла ему голову. Его темные глаза нашли ее, и он упал, потеряв сознание.

Кэтлин, как безумная, побежала к лошади и вытащила флягу из седельной сумки. Схва­тив свою сорочку, она поспешила обратно и плотно прижала ткань к безобразной ране. Все это время она отчаянно молилась, прося Бога спасти жизнь ее мужу.

Но, несмотря на молитвы, тряпка под ее рукой пропитывалась кровью. Как много кро­ви! Как может человек потерять ее столько и все еще жить? Она чувствовала ее тошнотвор­ный запах.

Кэтлин прошептала имя Рэйфа, и слабая надежда промелькнула у нее в душе, когда его веки приподнялись.

– Кэти?

– Я здесь.

– Нам надо выбираться отсюда. Здесь могут быть другие…

– Лежи спокойно.

– Нет. Мне надо увести тебя отсюда.

– Рэйф, ты истекаешь кровью, а я не могу ее остановить.

Он несколько раз пытался посмотреть ей в глаза. Ему было трудно понять, что она гово­рила, из-за боли и слабости. Ее лицо расплы­валось, и он несколько раз моргнул, пытаясь прояснить зрение.

Сердце Кэтлин рванулось к нему. В глуби­не его глаз она видела, что ему ужасно больно, и все же он думал только о ее безопасности. Стиснув зубы, Рэйф приподнял голову и жес­том показал на пропитанную кровью тряпку.

– Дай мне взглянуть.

Кэтлин осторожно сдвинула повязку, откры­вая рваную рану, сочащуюся кровью.

– Нож, – сказал Рэйф нетвердым голосом. – Нагрей лезвие… и приложи к ране.

Она кивнула, отгоняя тошноту. Потом под­нялась и пошла к своей седельной сумке. У нее была с собой коробка спичек, завернутая в кусок промасленной кожи, сменная одежда и немного вяленой говядины.

Она вынула спички и развела небольшой костер, смыла с ножа кровь водой из фляжки, а потом держала лезвие над огнем до тех пор, пока оно не раскалилось добела. Она долго смотрела на раскаленный металл. Она не смо­жет сделать это. Не сможет прижать полоску раскаленного железа к живой плоти мужа.

– Рэйф… – она опустилась на колени рядом с ним, держа в руке нож.

– Сделай это, Кэти, – он вымученно улыб­нулся. – Больше, чем сейчас, болеть не будет.

Он повернулся на бок, уткнулся лицом в колени, охватил Кэтлин руками и напряжен­но замер в ужасном ожидании.

Кэтлин почувствовала, как по телу Рэйфа прошла дрожь, когда жар приблизился.

Стиснув зубы, она прижала к ране раска­ленное лезвие. Рэйф застонал и крепче схва­тился за нее. Его тело конвульсивно вздрог­нуло, когда лезвие обожгло рану, а потом милосердно оторвалось от нее.

Кэтлин почувствовала запах паленого, к которому примешивался запах крови и смер­ти. Бросив нож на землю, она отвернулась, ее стало рвать.

Постепенно Кэтлин пришла в себя. Она про­полоскала рот, вымыла руки и лицо. Вспомни­ла, что на ней ничего нет, быстро оделась, сня­ла с лошади седло и укрыла Рэйфа попоной. Он был все еще без сознания. Она смотрела на него, думая, что еще можно сделать, и молясь, чтобы в рану не проникла инфекция.

Чтобы не сидеть сложа руки, Кэтлин пере­тащила мертвецов поближе к деревьям и при­крыла их листьями и ветвями. Потом обыска­ла их походные сумки, но не нашла ничего, кроме вяленого мяса и фляжки с водой.

Возвратившись к Рэйфу, она села рядом, размышляя о том, что случилось со стадом и с ковбоями. Были ли эти двое из той же шайки, что напала на стадо? Она подумала, что, мо­жет быть, стоит отправиться на поиски Скотта и остальных, но это показалось ей преждевре­менным. Она не имела ни малейшего представ­ления, где находятся остальные индейцы и жив ли до сих пор кто-нибудь из ковбоев.

И она не могла оставить здесь Рэйфа одно­го. Она пристально смотрела на него, представ­ляя, что бы было, если бы он не был ранен. Он знал, что делать. Подавив слезы, она откинула волосы с его лба. Он тяжело ранен. Возможно, смертельно.

Тени удлинились, и небо стало багроветь, когда солнце покатилось к горизонту. Она на­блюдала за меняющимся освещением сумерек, чувствовала, как воздух становится холодным. Она хорошенько закутала в одеяло плечи Рэй­фа и укрылась сама.

Рэйф беспокойно метался во сне, но не просыпался. У него началась горячка, и Кэт­лин протерла его холодной водой, пытаясь сбить жар. Однажды он что-то неразборчиво пробормотал, а потом снова замолчал, едва дыша. Его кожа все еще была слишком го­рячей.

Кэтлин взяла его руку в свою, тихо умоляя его не умирать.

– Кэти?

– Я здесь.

Он, как слепой, потянулся к ней, и она ба­юкала его голову у себя на коленях, гладила лоб. Ее настораживал жар, исходящий от него.

Проходили часы. Взошла луна, и звуки ночи наполнили лес: шелест деревьев, овеваемых ветром, далекий вой волка и тихий шорох крыльев совы, когда она пролетала мимо в поисках добычи.

Рэйф говорил ей, что некоторые индейские племена верят в то, что совы приносят не­счастье. Апачи верили, что сова является зна­ком приближающейся смерти.

При свете дня, находясь дома, в безопас­ности, она бы отогнала прочь эти мысли, как суеверную чепуху. Но сейчас было очень труд­но сделать это, ведь Рэйф, тяжело раненный, лежал у нее на коленях. Она продержала его так всю ночь, ее сердце болело той же болью, что мучила Рэйфа. Рэйф начал вздрагивать, и тихие слезы покатились по щекам Кэтлин. Ее веки тяжелели; она свернулась рядом с Рэйфом и положила руку ему на грудь, как бы пытаясь защитить его. Вздохнув, она провали­лась в сон.

Жар держался еще два дня, и Кэтлин не отходила от Рэйфа, вытирала пот, давала ему столько воды, сколько он мог выпить, и при­нуждала его есть, когда он был в состоянии. Иногда он прижимался к ней, не давая ухо­дить, невольно царапая ее, когда боль возоб­новлялась. Страх ни на минуту не покидал Кэтлин. Страх, что рана загноится. Страх, что он умрет. И неослабевающий страх, что при­дут индейцы.

Она утратила всякую надежду на то, что ему станет лучше, когда, как по волшебству, жар спал и он уснул глубоким, спокойным, целительным сном.

Кэтлин улыбалась ярче, чем лучи восходящего солнца, от всего сердца произнесла не громкую благодарственную молитву. В ее душу прокатилась волна облегчения, и она почувствовала слабость. Слава Богу, думала она, сворачиваясь калачиком около Рэйфа, чтобы заснуть, слава Богу, худшее позади.

Рэйф проснулся от ноющей боли в левом боку и от ужасной жажды. Он взглянул не без­облачное небо, тяжело дыша и пытаясь побо­роть дергающую боль, которая, казалось, ста­ла такой же неотъемлемой его частью, как руки и ноги.

Он почувствовал тепло Кэтлин, прижавшей­ся к его правому боку, и когда повернулся, уви­дел, что она лежит рядом с ним, подложив руку под голову. Под ее глазами были темные тени, а на лбу – пятна пыли.

Двигаясь осторожно, чтобы не разбудить ее, он сдвинул повязку и осмотрел рану. Рана была рваная и безобразная, кожа вокруг нее – обож­женная и черная, но он не обнаружил ни одно­го признака нагноения. Ему повезло.

• Предыдущая
• 34/56
• Следующая