Гроза - Инош Алана - Страница 7

Поверх невысокого заборчика обзор был хороший. Когда мимо проходили мужчины, Люба старалась не нагибаться: не для них, в конце концов, всё это затевалось… Не ради их удовольствия она вырядилась в эти откровенные шорты, не прикрывавшие ягодичных складок – не им и обозревать её задний ракурс! Как назло, та, ради чьей проверки Люба ставила себя в глупое положение, не спешила показываться из-за забора, поэтому сбор ягод приходилось из последних сил растягивать, и мама ворчала:

– Ну что ты там копаешься? Десять раз уже всё собрать можно было…

А отец хмыкнул:

– Тебе комары попу не кусают?

Имей Валерия хоть малейшее понятие об этих мытарствах, она бы сама во всём созналась, лишь бы не заставлять Любу терпеть всё это! Слизняки норовили прыгнуть в рот, комары кусали за все места, пауки выползали внезапно из-под листьев, шмели со звуком пикирующего истребителя шли на таран, осы вились около губ, вымазанных ягодным соком… Этак было немудрено и растерять остатки презентабельного вида.

И вот – свершилось. Аллилуйя… Калитка открылась, Валерия показалась с ромашкой в зубах и – редчайший случай! – в задумчиво-прогулочном настроении. «Камера, мотор! Соберись!» – Глубокий наклон над грядкой, пятая точка повёрнута к соседке – кажется, всё как надо. Распрямление, поворот, ослепительная улыбка.

– Здравствуйте!

Ромашка выпала из приоткрытого рта Валерии, а глаза стали очень большими и ошарашенными, взглядом-ладонью скользя по Любиной груди.

– Здр… Кхм. – Кажется, у соседки пересохло в горле, и она изо всех сил старалась собрать в кулак свои голосовые связки. – Привет, Люба. Уродились ягодки?

Говоря «уродились ягодки», Валерия не отрывала взгляда от груди девушки, разве только не присвистнула. Да, неплохие уродились, третьего размера, только уж, скорее, дыньки. И пахли они соответствующим парфюмом.

– Хотите? – Люба невинно склонила голову на бок, а брови Валерии взлетели кверху.

– Нет, что ты, спасибо… – Горло соседки сделало судорожное движение, но глотать было нечего: сушняк сразил её беспощадно.

«Я вам ягоды предлагаю, а не себя», – хотелось сказать Любе, а в висках стучало: вот оно! Фемслэш творился в реальности, а не на страницах рассказов, и внутри что-то мощно расправлялось, подкатывая к сердцу. Уже увиденного было вполне достаточно, чтобы в животе у Любы разлилось бодрящее, как вода из скважины, понимание: Валерия любит женщин. А с виду – совершенно обычная, никто никогда и не догадался бы об её предпочтениях… Только извращённый, заточенный под фемслэш ум Любы мог воздвигнуть такую безумную конструкцию догадки – и, самое смешное, попасть в точку.

Соседка немного взяла себя в руки, они даже поговорили о Любиной учёбе и жизненных планах.

– У такого стоматолога я бы, пожалуй, не боялась лечиться, – сказала Валерия. – Одна улыбка доктора – и обезболивающего укола не надо.

Глаза у неё при этом затянула хмельная пелена, зубы блеснули – взглядом будущего специалиста Люба оценила их состояние как вполне ухоженное. С полной тарелкой ягод Валерия ушла к себе, напоследок бросив на девушку тягучий, затуманенный взгляд.

Колени тряслись, небесная синева пела высоким облачным гулом, зной обступал тело мягко, но властно, переходя в зябкие мурашки. Присев на корточки, Люба дышала сыростью земли, летним духом ягод и дынным запахом собственных духов. Со стороны улицы вдруг раздался, дерзко хлестнув Любу между лопаток, протяжный и нахальный свист, словно недвусмысленно говоривший: «Ох ты, ну ни хрена ж себе!» Позвоночник девушки негодующе выпрямился, она обернулась и оторопела: мимо проходила та блондинка с фигурой бочки на тонких ногах – подруга Валерии. От её откровенно оценивающего, насмешливо-щекочущего взгляда сквозь подкрученные ресницы Любе стало нехорошо до горячей дурноты в пищеводе.

– Ты б лучше совсем разделась, милочка. Вон как жарко! – Голос у неё был тугой и звучный, певуче-стальной, пробирающий до мурашек. – Зачем же такую красоту скрывать? Долой одежду!

Её шокирующий удар был рассчитан до секунды: к тому времени, когда к Любе вернулся дар речи, а в голове у неё созрел первый сколько-нибудь достойный ответ, блондинка уже скрылась за забором дачи напротив. «Неприятная особа», – подумалось Любе. Даже с Валерией как-то расхотелось здороваться, ибо – «скажи мне, кто твой друг, и я скажу, кто ты».

Полное ягод ведёрко стояло под навесом, а мама собиралась домой – варить варенье, пока нежная земляника не раскисла и не превратилась в кашу под давлением собственного веса, особенно та, что у донышка.

– Вы ещё оставайтесь, если хотите, а я пошла: перерабатывать ягоду надо.

Сидя в тени яблони на своём матрасике, Люба теребила бархатистые листики мяты и нюхала пальцы. Пахло жвачкой «Орбит».

«Лабораторная работа по теме “Лесбиянка ли моя соседка?” – писала она отчёт Оксане. – В ходе эксперимента была выявлена очевидная слабость испытуемой к женскому полу. На это указывают следующие симптомы: отпавшая челюсть, осипший голос, взгляд на уровне груди объекта-приманки, потливость, гиперемия лица, смазанная речь. Также была отмечена посредственная попытка комплимента. Вывод: тест на ЛГБТ положительный».

В ответ от Оксаны пришёл ржущий и катающийся по столу смайлик.

«А вот её подруга – сука», – добавила вслед Люба.

Дочитать всё скачанное ей так и не удалось. Вернувшийся неделю назад из отпуска Миша угодил в больницу с черепно-мозговой травмой: его избил обрезком трубы ревнивый ухажёр одной незнакомой Любе девицы. Эта роковая особа даже в палату не пришла, а Люба сидела у Мишиной койки и смотрела на его забинтованную голову, на трубки аппарата ИВЛ, торчавшие из его рта, а в груди зрело что-то горькое, как полынная настойка.

Когда он в первый раз открыл глаза и обвёл палату расфокусированным взглядом, Любу охватил тягучий холод. Список последствий травмы грозным столбиком терминов разворачивался перед глазами, как отрывок из конспекта по общей хирургии: атрофия мозга, эпилепсия, ишемические поражения, психические и вегетативные дисфункции. За занавеской из этих диагнозов сидел в коляске трясущийся инвалид, неспособный сам донести ложку до рта.

– Ничего, организм молодой, здоровый – выкарабкается, – сказал врач, усталый дяденька с суровыми складками на щеках и щетиной на подбородке.

Страшные картины, которые Люба себе рисовала, не сбылись. В октябре Миша уже вернулся к занятиям, и о случившемся напоминал только дугообразный шрам на виске, уходивший в волосы. Они расстались без бурных сцен, словно осенний холод встал между ними дождливой стеной, и всё, что их когда-то связывало, истлело, как сырая ветошь, расползлось дырами и просто исчезло.

Учёба затянула её в череду зимних дней, которая завитками морозного узора на стёклах сцеплялась в один сплошной день сурка. В перерывах Люба погружалась в свой любимый фемслэш и радовалась, когда ей попадались сочные, яркие, чувственные работы. Трясясь от потаённого волнения, она зарегистрировалась на тематическом форуме, но пребывала по большей части молчаливым гостем, читая обсуждения и набираясь знаний. Наткнулась она там и на богатую коллекцию художественных книг, в мир которых её уносило в основном ночами, так как дни были посвящены учёбе. Тусовок с товарищами по студенческой скамье Люба избегала, больше не находя в этом ничего нового и увлекательного: протекали они всегда одинаково, заканчиваясь пьянкой и приставаниями к девушкам. Оксана пару-тройку раз вытаскивала её на рок-концерты, мама безуспешно тащила её с собой на «старичков» – королей восьмидесятых, а тем временем май наколдовал за окнами зелёную дымку первой листвы. Учёба продолжалась, но выходные Люба проводила с родителями на даче: было много дел по подготовке участка к новому сезону.