Реквием для хора с оркестром - Твердов Антон - Страница 8

• Предыдущая
• 8/76
• Следующая

Он улыбнулся и вздохнул, словно понял, что-то очень важное для себя. Душа его обрела устойчивый покой.

«А раз это сон, — продолжил свою мысль Никита. — Можно немного позабавиться…»

И, растопырив руки, Никита пошел на двухголовых.

Первый из троих двухголовых вырвался вперед — к нему-то и шагнул Никита. Двухголовый клацнул обеими своими пастями, продемонстрировав клыки размером в Никитину ладонь, и взмахнул чудовищным своим ножом, явно намереваясь не попугать Никиту, а снести ему голову. На мгновение в груди Никиты поселился неприятный холодок, но Никита тряхнул головой и ловко отпрыгнул в сторону. Ножище просвистел мимо, давая возможность Никите еще несколько минут побыть в пространстве странного, но очень увлекательного сна — почему-то Никита был уверен, что, когда лезвие ножа все-таки доберется до него, сон моментально оборвется.

Развернувшись к пролетевшему мимо него двухголовому, Никита секунду прикидывал по какой из двух челюстей лучше всего врезать, но потом решил действовать по-другому. Он подпрыгнул вверх, тренированное тело его взметнулось и сжалось в комок, а когда пошло на приземление, Никита выбросил вперед ногу, крепко приложив каблуком ботинка двухголовому по шее.

Удар был такой силы, что Никита ожидал увидеть, как двухголовый полетит вверх тормашками, по меньшей мере пару раз перевернувшись в воздухе, — но странный мужик только пошатнулся и тяжело опустился на задницу, выронив нож.

Захваченный азартом схватки, Никита поднял нож — нож оказался удивительно тяжелым и неуклюжим — и, развернувшись, едва успел отразить выпад второго из двухголовых, подбежавшего к нему. Рука Никиты тотчас онемела. Он едва не выронил нож, но вовремя перехватил его обеими руками — и снова бросился на двухголового, который уже получил подкрепление в виде своего приятеля.

Теснимый двумя уродами, ловко размахивающими парой чудовищных ножей, Никита отступал к стенке — все отступал и отступал, каждую секунду ожидая встретить лопатками холодное железо поверхности стены — и все никак не встречая, — пока не вспомнил, что никаких стен в этой комнате он не видел.

Двое двухголовых прыгнули к нему одновременно.

От ножа первого мужика Никита удачно увернулся, а выпад второго еле-еле успел отразить. Руки Никиты уже порядком устали, нож тянул их к земле, да и сам Никита уже не вполне твердо держался на ногах.

«Если это сон, — думал он, — то сон довольно странный. Какой-то… чересчур настоящий. Руки совсем онемели и пальцы болят… А если я чувствую боль сейчас, то что будет, когда они мне засадят ножик между ребер? Когда спишь, совсем по-другому все… В действительности я бы с такими верзилами никогда сражаться не стал бы… А у этих еще — шесть голов на троих и два ножика… Сон? Гмыря не было? Двухголовые мужики, утащившие его, просто мне приснились? И это все сон?.. Но…»

Страшный удар швырнул его вперед. Никита краем глаза успел заметить, что это — первый из двухголовых, чьим ножом он сражался, оклемался от удара и, подкравшись сзади, двинул ему между лопаток своим кулачищем.

Выронив нож, Никита полетел прямо в объятия к двоим, наступающим на него, но они вдруг расступились, а один из них поднял нож над своими двумя головами. Когда Никита понял, что этот урод собирается сделать, то закричал.

Но было уже поздно. Ничего сделать Никита не успел. Он упал на колени, и громко свистнувший в стылом и неподвижном воздухе нож единственным страшным ударом срубил ему голову.

Никите показалось, что он даже успел заметить, как неуклюже падало его собственное обезглавленное тело, а голова катилась по металлическому полу — и вся окружающая ужасная действительность мелькала перед его глазами — вверх-вниз, вверх-вниз, — пока кто-то из двухголовых не остановил это страшное мельтешение, подняв отрубленную голову Никиты в воздух — прямо за волосы, которые вообще-то давно надо было подстричь…

Ничего удивительного не было в том, что, как только Никита снова пришел в себя, он первым делом одной рукой схватился за свою шею, а второй ощупал собственную макушку.

— На месте, — с глубоким вздохом пробормотал он. — Голова моя на месте.

— Еще бы, — услышал он чей-то голос. — Куда бы она делась?

Никита дико вскрикнул и вскочил на ноги. Земля дрогнула у него под ногами. Говорившего он не увидел, зато увидел нечто такое, что моментально забыл о донесшемся только что невесть откуда голосе. Как выяснилось, Никита находился в большой деревянной клетке, ржавыми цепями подвешенной к толстенной ветви дерева. Дерево — если это было все же дерево — было просто невероятных размеров. Никита посмотрел вверх — кроны видно не было, а гигантский ствол, примерно через каждые два-три метра снабженный массивными ветвями, уходил куда-то в темно-синие рваные облака. Никита опустил глаза и внезапно почувствовал дрожь в пальцах — как выяснилось, клетка его была подвешена на такой высоте, что в густом тумане не было видно земли.

Клетка медленно раскачивалась, отзываясь на малейшие движения Никиты. Ржавые цепи оглушительно скрипели. Держась руками за деревянные и, судя по всему, удивительно прочные прутья, Никита осторожно опустился на пол и вытер со лба ледяной пот.

— Что же это за дерево?.. — пробормотал он. — Ненормальное какое-то дерево… Не бывает таких деревьев… Сколько оно в высоту? Сто километров? Двести?

Никита снова приподнялся и, вытянув шею, просунул голову между прутьями — посмотрел вниз. Клетка опасно накренилась. Никита мгновенно вернулся в исходное положение, едва не лишившись ушей — от резкого движения клетка ухнула в сторону — и, распластался на холодном деревянном полу, уставясь в прыгающее синее рваное небо и обмирая от страха, он физически ощущал ужасную многокилометровую бездну, от которой был отделен всего несколькими сантиметрами досок. Когда ржавые цепи прекратили свои вопли, и на лицо Никите уже не сыпались бурые хлопья, и пол под ним перестал ходить ходуном, он осторожно приподнял голову и сел, обхватив колени руками.

«Что это такое? — думал он. — Все страшнее и страшнее… Ничего не понимаю… Должно же быть какое-то объяснение всему этому. Или нет? Должно, должно…»

— Должно, — вслух сказал он и вдруг замер, явственно услышал гаденькое хихиканье.

Никита вздрогнул, но вскакивать побоялся. Цепи-то толстые, да уж больно ржавые. Кто знает, если клетку раскачивать, то они могут порваться… А грохнуться с такой высоты. Не то что костей не соберешь… даже воспоминания о тебе не останется.

— Хотя, черт его знает, — пробормотал Никита. — Голову мне уже отрубали. Или не отрубали? Или мне все это привиделось? Камера, Гмырь, негр Макамба и этот клетчатый. Олег Сорвиголова. Он-то мне не привиделся… Или тоже привиделся… Ничего не понимаю…

— Ничего не понимает! — хихикнул гаденький голосок.

Никита снова вздрогнул.

— Кто тут? — позвал он.

— Кто тут? — немедленно передразнили его.

— Эй! — крикнул Никита и прислушался.

Ничего не было слышно, кроме посвистывания ветра и тонкого поскрипывания ржавых цепей.

«Ветер, кажется, поднимается, — механически подумал Никита. — Выдержат цепи, если ветер будет сильный? Клетка-то небось тяжелая…»

И вдруг новая мысль пришла ему в голову. Такая простая, что Никита даже не смог удержаться от смеха. Как же он раньше об этом не подумал.

— Да я же, кажется, просто-напросто с ума спятил! — проговорил он сквозь смех. — Только и всего. Когда Вадик засветил мне астролябией по башке, тут у меня шарики за ролики и заехали. Может быть, я до сих пор в отключке валяюсь и развлекаюсь тут всякими видениями. А где я сейчас на самом деле? В смысле в физическом плане? Наверное, в дурдоме. Врачи, наверное, вокруг меня… Может быть, я вообще в коме лежу, как овощ безмозглый.

Никита задумался. Смех его как-то быстро иссяк.

— Все-таки странно, — проговорил он медленно, — видения-то видениями, а ощущения вполне реальные. Как это мне голову отрубили? Никогда не забуду…

• Предыдущая
• 8/76
• Следующая