Жанна д'Арк - Твен Марк - Страница 49
- Предыдущая
- 49/131
- Следующая
— Вот и готово! — промолвила Жанна, довольная своей работой. — Мне кажется, никто другой не сделал бы лучше. — И, обратясь к солдату, она спросила: — А теперь скажи, ничего не тая, в чем же ты провинился?
Великан отвечал:
— Дело было так, ангел ты наш, Сначала умерла моя мать, потом трое моих ребятишек, и это за два года. Голод был, и по воле божьей люди спешили в мир неизведанный. Они умерли у меня на глазах, мне не отказали в милости видеть их смерть, и я сам схоронил их, И вот, когда наступил черед моей бедной жены, я попросил разрешения отправиться к ней, ведь она была для меня самым дорогим, самым близким человеком, единственным моим сокровищем. Я умолял на коленях, но мне не разрешили. Мог ли я допустить, чтобы она умерла в тоске и одиночестве? Мог ли я допустить, чтобы она умерла с мыслью, что я ее оставил? Разве она позволила бы мне умереть, не навестив меня любой ценой, хотя бы даже ценой своей жизни? За меня она бросилась бы в огонь! О, я уверен! И я пошел к ней. Я увидел ее. Она скончалась на моих руках, Я схоронил ее. Тем временем армия отправилась в поход. Трудно было нагнать ее, но у меня ноги длинные, а в сутках не один час. Вчера ночью я нагнал свой отряд.
Жанна задумалась и тихо промолвила:
— Это похоже на правду, А если так, то не велика беда и отступить от закона при таких уважительных обстоятельствах. Каждый с этим согласится. Это могло быть ложью, но если это правда… — Вдруг она повернулась к солдату и сказала: — Смотри на меня! Я хочу видеть твои глаза.
Их взгляды встретились, и Жанна обратилась к офицеру:
— Этому человеку прощается все. До свиданья! Можете идти.
Потом она спросила солдата:
— Знал ли ты, что тебя ждет смерть по возвращении в войско?
— Да, знал.
— Почему же ты вернулся?
— Потому, что меня ждала смерть, — спокойно ответил солдат. — Нет мне жизни без жены. Мне некого больше любить.
— Как это некого? А Францию? Франция — наша мать, и детям Франции всегда есть кого любить. Живи и служи Франции!
— Я хочу служить тебе!
— Ты будешь драться за Францию!
— Я хочу сражаться за тебя!
— Ты будешь солдатом Франции!
— Я хочу быть твоим солдатом!
— Ты отдашь свое сердце Франции!
— Тебе я отдам свое сердце и свою душу, если только она есть у меня, и всю свою силу, которой у меня много. Я был мертв, а теперь воскрес. У меня не было цели в жизни, а теперь есть. Для меня Франция — ты! Ты — моя Франция, и я не хочу другой!
Жанна улыбнулась, довольная и тронутая суровым признанием солдата, прозвучавшим решительно и торжественно.
— Хорошо, пусть будет по-твоему, — сказала она. — Как тебя зовут?
Солдат ответил с простодушной серьезностью:
— Меня прозвали «Карликом», но, думаю, это в шутку.
Жанна рассмеялась.
— В этой шутке есть доля правды! А зачем тебе такой громадный топор?
Солдат ответил с прежней серьезностью, которая, надо полагать, была врожденной чертой его характера:
— Чтобы внушать кое-кому уважение к Франции. Жанна снова рассмеялась.
— И многих ты научил?
— Не без того.
— Ну и как? Ученики слушались?
— Да. Они у меня сразу становились шелковыми.
— Будем надеяться, что и впредь будет так… Хотел бы ты поступить ко мне в телохранители, быть моим ординарцем, стражем или кем-нибудь в этом роде?
— С превеликим удовольствием, с вашего разрешения.
— Хорошо. Ты получишь необходимое оружие и будешь продолжать свое полезное дело. Бери коня, садись верхом и следуй за штабом.
Так мы встретились с Карликом. Это был славный парень. С первого взгляда Жанна отличила его — и не ошиблась. Не было человека более преданного, — он превращался в дьявола, в сущее дьявольское отродье, когда пускал в ход свой топор. Карлик был так велик, что даже Паладин по сравнению с ним казался невзрачным. Он любил людей, и люди любили его. Мы, юнцы, а также наши рыцари сразу же пришлись ему по душе, да и кого он только не любил? Но один мизинец Жанны был для него дороже, чем все живое на земле, вместе взятое.
А каким мы его увидели? Бедняга лежал на телеге, ожидая смерти, и никого не было рядом, кто бы замолвил за него хоть одно доброе слово. Какая счастливая находка! Рыцари обращались с ним почти как с равным — я не преувеличиваю — и для этого были основания. Они называли его «Крепостью», называли «Адским огнем», — в бою он был горяч до бешенства. Разве наши рыцари могли дать ему такие лестные прозвища, если бы не любили его?
Для Карлика Жанна была образом Франции, душою Франции, облеченной в плоть. Эта мысль не оставляла его никогда, и лишь богу известно, до какой степени он был прав. Своим скромным разумом он постиг эту великую истину, в то время как другие оказались бессильны. Это просто удивительно! Но в конце концов следует признать, что именно так и мыслят представители народа. Воспылав любовью к великому и благородному, они воплощают его, стремятся увидеть наяву, как например, свободу. Их не удовлетворяет туманная абстрактная идея, они воздвигают из нее прекрасную статую, и когда их заветная мечта становится явью, они смотрят на нее с восторгом и поклоняются ей. То же самое произошло и с Карликом. Для него Жанна была воплощением родины, живым ее образом, облеченным в красивую форму. Другие видели в ней только Жанну д'Арк, а он — всю Францию.
Говоря о Жанне, он иногда называл ее Францией. Это еще раз доказывает, как прочно укоренилась в его голове данная мысль и как отчетливо она проявлялась. Именем Франции обычно называли наших королей, но я не знаю ни одного из них, кто имел бы большее право на этот высокий титул; чем Жанна д'Арк.
После того как войско прошло, Жанна промчалась вперед и поехала во главе колонны. Когда мы начали приближаться к зловещим бастилиям и увидели вражеских солдат, стоявших у орудий, готовых посеять смерть в наших рядах, на меня напала такая слабость, такая немощь, что в глазах помутилось и все расплылось, как в тумане. Да и другие наши, в том числе и Паладин, думаю, тоже приуныли. Правда, о Паладине я определенно сказать не могу, так как он находился впереди, а я смотрел в сторону, отворачиваясь от грозных бастилий, повергавших меня в трепет.
- Предыдущая
- 49/131
- Следующая
