Том Сойер – сыщик - Твен Марк - Страница 8

• Предыдущая
• 8/15
• Следующая

– Это он во сне разгуливает. Хотел бы я пойти за ним и посмотреть, куда это он собрался. Смотри, он повернул к табачной плантации. Ну, теперь совсем пропал из виду. Это ужасно, что он не находит себе покоя.

Долго мы ожидали, но он так и не вернулся, а может быть, он вернулся другим путем. Наконец мы совсем уже сомлели от усталости и уснули. Нам снились страшные сны, миллионы страшных снов. Однако перед рассветом мы проснулись – началась гроза, гремел страшный гром и сверкали молнии, ветер сгибал деревья, косой ливень лил как из ведра, и каждая канава превратилась в бурную реку. Том сказал мне:

– Послушай, Гек, я скажу тебе одну очень странную вещь. Вот уж сколько времени прошло с тех пор, как мы пришли сюда вчера вечером, а никто еще не знает об убийстве Джека Данлепа, а ведь те люди, что спугнули Гэла Клейтона и Бэда Диксона, должны были в первые же полчаса разболтать всем встречным, и каждый, кто услышал об этом, сразу побежал бы по соседним фермам, чтобы первым сообщить новость. Еще бы, такого случая у них не было, наверное, лет тридцать. Все это очень странно, Гек, я ничего не понимаю.

Том сгорал от нетерпения, ожидая, когда кончится дождь, чтобы можно было выскочить на улицу, завязать с кем-нибудь разговор и послушать, что будут нам рассказывать об убийстве. Он предупредил меня, что мы должны делать вид, будто ужасно удивлены и поражены.

Едва кончился дождь, мы уже были на улице. Было раннее погожее утро. Мы слонялись по дороге, то и дело встречая знакомых, здоровались с ними, рассказывали о том, когда мы приехали, как дела у нас дома, сколько времени мы собираемся пробыть здесь, и все в таком роде, – и никто, ни один человек, не сказал нам ни слова об убийстве. Это было совершенно непонятно, однако это было так. Том сказал, что если мы пойдем в платановую рощу, то наверняка найдем там труп и ни единой души вокруг. Не иначе, говорит, как те люди, что спугнули воров, гнались за ними так далеко в лес, что воры, может быть, решили воспользоваться этим и сами напали на них. В конце концов, может, они все поубивали друг друга и не осталось никого в живых, кто мог бы рассказать об этом.

Так мы болтали, пока не дошли до платановой рощи.

Тут у меня уж мурашки побежали по спине, и, как Том ни настаивал, я сказал, что дальше ни шагу не сделаю.

Но Том не мог удержаться, он должен был посмотреть, остались ли на трупе сапоги. И он пошел туда, но уже через минуту он выскочил обратно, и глаза у него прямо чуть не на лоб вылезли от удивления.

– Гек, – выдавил он, – его там нет! Я чуть не обалдел.

– Том, – сказал я, – этого не может быть.

– А я тебе говорю, что его там нет. И никаких следов не осталось. Земля немного притоптана, но если там и была кровь, то ее смыло дождем, теперь там, кроме грязи и слякоти, ничего нет.

Наконец я сдался и решился сам пойти туда и посмотреть. Все было так, как сказал Том, – труп исчез бесследно.

– Вот тебе и фунт изюму! – только и мог выговорить я. – Брильянты-то приказали кланяться. Как ты думаешь, Том, может, это воры прокрались обратно и утащили его?

– Похоже на то. Так оно, видимо, и есть. Только вот где они могли спрятать его, как ты думаешь?

– Понятия не имею, – с отвращением сказал я, – и все это меня вообще уже больше не интересует. Сапоги они забрали, и это единственное, что меня волновало. А покойнику долгонько придется лежать здесь в лесу, прежде чем я начну разыскивать его.

Тома, в общем, тоже не очень уж теперь интересовала судьба покойника, ему было просто любопытно, что случилось с трупом. Но он сказал, что мы все-таки должны помалкивать и ничего не рассказывать, потому что вскоре собаки или еще кто-нибудь обязательно наткнется на труп.

Домой к завтраку мы вернулись расстроенные, разочарованные, чувствуя, что нас надули. Никогда еще в жизни я так не расстраивался из-за какого-то покойника.

Невеселый это был завтрак. Тетя Салли выглядела усталой и постаревшей; она словно и не замечала, что дети ссорятся и шумят за столом, – а это было на нее совсем не похоже. Том и я помалкивали, нам было о чем подумать и без разговоров. Бенни, наверное, вообще почти не спала ночью, и когда она чуть приподнимала голову от тарелки и бросала взгляд на своего отца, в ее глазах блестели слезы. Что же касается дяди Сайласа, то завтрак стыл у него на тарелке, а он как будто и не замечал, что перед ним, – он все думал и думал о чем-то своем, так и не проронив ни слова и не прикоснувшись к еде.

И вот в этой тишине в дверь опять просунулась голова тоге же самого негра, и он сказал, что масса Брейс ужасно беспокоится за массу Юпитера, который до сих пор не пришел домой, и не будет ли масса Сайлас так добр…

Негр посмотрел на дядю Сайласа, и слова застряли у него в горле: дядя Сайлас поднялся, держась руками за стол и дрожа всем телом; он задыхался, глаза его впились в негра, он сделал несколько судорожных глотков, схватился рукой за горло и наконец сумел выдавить из себя несколько бессвязных слов:

– Что он… что он… что он думает? Скажи ему… скажи ему… – Тут он без сил рухнул обратно в кресло и пролепетал чуть слышным голосом: – Уходи… уходи…

Перепуганный негр немедленно скрылся, а мы почувствовали себя… – не могу даже сказать, как мы себя чувствовали, но страшно было смотреть, как задыхается наш старый дядя Сайлас, – глаза у него остановились, и вообще у него был такой вид, словно он умирает. Никто из нас не мог сдвинуться с места. Одна только Бенни тихо скользнула вокруг стола, слезы текли по ее лицу; обняв отца, она прижала к своей груди его старую седую голову и принялась баюкать его, как ребенка. При этом она сделала нам всем знак уйти, и мы вышли, стараясь не шуметь, как будто в комнате был покойник.

Мы с Томом пошли в лес, и нам было очень грустно; по дороге мы говорили о том, как все изменилось по сравнению с прошлым летом, когда мы жили здесь. Тогда все было мирно, все были счастливы, кругом все уважали дядю Сайласа, а он сам был весел, простодушен, ласков и чудаковат. А посмотрите на него сейчас! Если он еще не свихнулся, говорили мы, то ему до этого недалеко.

Был чудесный день, яркий и солнечный, мы уходили все дальше за холмы, в сторону прерии, деревья и цветы становились все красивее, и так странно было думать, что в таком замечательном мире существуют горе и беда. И вдруг у меня перехватило дыхание, я уцепился за руку Тома, а все мои печенки и легкие ушли в пятки.

– Вот оно! – прошептал я, и мы оба, дрожа от страха, спрятались за кустом.

– Т-с-с! – зашипел Том. – Ни звука!

Оно сидело, задумавшись, на бревне на лужайке. Я попытался увести Тома, но он не хотел, а сам я не мог пошевелиться. Том стал объяснять мне, что второго случая увидеть это привидение у нас не будет и что он решил как следует насмотреться на него, хотя бы ему угрожала смерть. Мне ничего не оставалось делать, как тоже смотреть, хотя меня от этого било как в лихорадке. Том не мог молчать; но он говорил все-таки шепотом.

– Бедный Джеки, – бормотал он, – он успел переодеться, как собирался. Теперь ты можешь увидеть то, в чем мы не были уверены, – его волосы. Они не такие длинные, как были, он постриг их покороче, как я и говорил. Гек, я никогда в жизни не видел ничего более естественного, чем это привидение.

– И я не видел, – согласился я. – Я его где хочешь узнаю.

– И я узнаю. Оно выглядит совсем взаправдашним человеком, совершенно таким же, как до смерти.

Так мы продолжали глазеть, пока Том не сказал:

– Гек, а знаешь, это привидение какое-то странное. Днем-то ему ходить не положено.

– А ведь и правда, Том! Я никогда не слышал, чтобы они ходили днем.

– Вот именно, сэр! Мало того, что они появляются только по ночам, – они не могут появиться, пока часы не пробьют двенадцать. А с этим привидением что-то не в порядке, помяни мои слова. Я уверен, что оно не имеет права появляться днем. И до чего же естественно оно выглядит! Слушай, Джек ведь собирался изображать из себя глухонемого, чтобы соседи не узнали его по голосу. Как ты думаешь, если мы окликнем его – оно отзовется?

• Предыдущая
• 8/15
• Следующая