Жорж Дюамель. Хроника семьи Паскье - Дюамель Жорж - Страница 91

— В особо серьезных случаях вы можете употребить даже слово «рогоносец», — оно хорошо звучит и производит неотразимое впечатление. Но учтите, о чьей голове идет речь. Теперь начнем сначала, и скажите мне краткую, но прочувствованную речь. Но даже условно, прошу вас, в отношении меня не употребляйте слово «рогоносец»: я этого, пожалуй, не выдержу. Это будет свыше моих сил. Итак, смелее, дорогой мой!

Молодой человек поднялся с места, сплюнул в платок, сделал два шага, швырнул шляпу на пол и, вдруг побледнев, сказал:

— Вы мне обещали место. Вы мне его не даете. Вы мерзкий тип, жулик, мошенник, проходимец. Не знаю... не знаю... что только сдерживает меня, а то бы я...

— Стоп! — вскричал доктор, властно подняв руку. — Стоп! Теперь уже гораздо лучше. Но не увлекайтесь. Я заметил, что приступать к четвертому сеансу с новичками небезопасно. Остерегайтесь также слова «мошенник». Оно может повлечь за собою последствия. Предпочтительнее выражаться так: «Я мог бы обозвать вас мошенником, однако не делаю этого» — таким образом, вы остаетесь неуязвимым с точки зрения правосудия. Однако вы в самом деле чрезвычайно застенчивы, ибо вскипаете немедленно. Поэтому я вам для начала дам рецепт номер два. Это средство не содержит рвотного. Можете вы прийти завтра?

— Могу, господин профессор.

— Отлично. Мы сразу же приступим к более сложным упражнениям. Шестой и седьмой сеансы посвящаются отношениям с женщинами... Я имею в виду отношения общественные и повседневные. Что касается отношений иного рода, то я смогу вам дать лишь завуалированные советы. Вопрос исключительно деликатный. Последний сеанс посвящается уходу, я имею в виду особое искусство удаляться из гостиной, прощаться, расставаться, скажем, с возлюбленной или с другом. Вот увидите, как это увлекательно. Не скрою: начали вы довольно удачно. Не беспокойтесь: вас вполне можно вылечить. Мой секретарь даст вам брошюру — ту, что подходит к вашему случаю. Насчет гонорара узнайте опять-таки у секретаря. Признайтесь, что вы чувствуете себя уже гораздо увереннее.

Молодой человек рассмеялся.

— А ведь правда! — сказал о н . — Правда, увереннее!

Доктор отечески потрепал молодого человека по плечу и сказал:

— Мне попадались субъекты во сто раз труднее вас, а теперь они входят в кабинет министра так же спокойно, как в табачную лавочку. До завтра, господин Бобиаш. Левой рукой слегка раскачивайте шляпу, а правую на секунду суньте в карман брюк. Плавно выньте ее и протяните мне непринужденным, гибким движением — вот так, как я, смотрите. Просто, изящно. Ну что ж, получается неплохо. До свиданья.

Молодой пациент ушел, доктор молча направился к рукомойнику в углу кабинета и стал мыть руки. Жозеф и Лоран не произнесли ни звука, зато доктор принялся игриво напевать арию из «Богини и пастуха», некогда с особым успехом исполнявшуюся Капулем:

Тороплюсь поднять цветок,

Что порой она, мечтая,

Вдруг уронит, обрывая

Ароматный лепесток.

В розе — капля дождевая,

Птичке жаждущей глоток...

Доктор порывисто повернулся, схватил мохнатое полотенце и, вытирая руки, скромно заметил:

— Застенчивые! Я начинаю в них разбираться. Некоторые из них неизлечимы, даже путем упражнений. Это садисты застенчивости. Они, видно, упиваются ею. Попадаются и лжезастенчивые. Один-два сеанса — и они становятся как львы. Что ж вы молчите, мальчики?

— Я слушаю, — угрюмо буркнул Жозеф . — Во всяком случае, не скажу, чтобы это было совсем лишено занимательности.

— А ты, Лоран , — продолжал доктор, — конечно, считаешь, что это не особенно научно?

Лоран сердито пожал плечами.

— Я считаю, что для врача, для настоящего врача это несколько балаганно.

Доктор воздел руки.

— Дорогой мои, это балаганно в такой же мере, как и все остальное в науке. Знай, однако, мальчик, что я трачу тут больше сил, нервов и собственного здоровья, чем мой коллега из соседнего дома, который отправляется к пациенту, делает ему укол и наспех выписывает рецепт. Приходи через неделю, посмотри на этого недотепу и тогда скажешь свое мнение. Ты заметишь в нем большую перемену. Ты увидишь, как изменился у него взгляд, походка, и согласишься, что совершилось чудо. Надо тебе сказать, что лечение женщин, — я имею в виду застенчивых, — гораздо труднее и всегда гадательно. Иные исправляются в один сеанс и сразу же успешно выполняют упражнение на ссору, — стоит только чуточку подзадорить их.

Жозеф снял с себя халат, потом зашагал из угла в угол, опустив голову и нахмурившись.

— В общем, папа, ты говоришь о личном влиянии, о том, как преуспевать в жизни... — сказал он. — Послушать тебя, так можно подумать...

Господин Паскье степенно поднял руку.

— Погоди! Погоди! — возразил о н . — Ты собираешься сказать колкость, а то и просто чепуху. Ты хочешь сказать, что я тщусь учить людей, как им преуспеть в жизни, а лучше преподавал бы это самому себе. Как видишь, я недурно угадываю мысли моего любезного сынка. Соблаговоли уразуметь, мальчик, что, хоть я и действительно не преуспел, методу я открыл совсем недавно, что я начинаю применять ее в отношении самого себя и что впереди у меня еще много времени.

Доктор сделал над собою усилие и снова стал напевать:

В розе капля дождевая...

Потом он пожал плечами и прошептал:

— Профессора всегда такие. Учат тому, чего сами не могут делать. Я некогда брал уроки пения у лучшего тенора Оперы, который потому и стал преподавать, что петь уже не мог. Но оставим это. А ведь у вас у обоих, мальчики, вид довольно-таки дурацкий. Вы приехали, чтобы проверить. Нельзя сказать, что вы поступили особенно деликатно. Но ничего, вы проверили. Я даже попрошу вас дать мне возможность заняться делом, ибо жду еще пациента, а сейчас кто-то звонит. Итак, прощайте! И без обид! Жозеф, дорогой мой, пожми мне руку покрепче, благо и у тебя руки не потеют. А ты, Лоран, улыбнись, скажи что-нибудь изящное. Тебе придется как-нибудь побывать у меня, чтобы заняться десятым упражнением. Тебе урок не повредит, и я дам его тебе бесплатно.

На целый этаж братья спустились, не обмолвившись ни словом. На площадке Жозеф остановился, неодобрительно вдохнул носом воздух и вполголоса сказал:

— Дом невзрачный, надо было бы выбрать получше. Смотри: тут на двери «Мадемуазель Бушет, модистка», там — визитная карточка «Господин Сеси, пенсионер»... От всего веет убожеством. Как можно начинать какое-либо серьезное дело в таких условиях? А наверху, заметил? Прихожая расписана под мрамор, да в углу еще подпись есть! Вот куда забирается жалкое тщеславие! Подумать только!

Жозеф безнадежно повел плечами и стал спускаться.

— Так денег не наживешь. Мебель — дрянь. Кресла как будто собираются переодеться и подсовывают вам под зад свои жесткие подушки. Все это — убожество, все это опять сорвется. Одно тут только приемлемо: секретарша. Прелесть!

— Д а , — сказал Лоран, заморгав. — Она даже слишком хороша. Это внушает тревогу.

— Не будем преувеличивать, — продолжал Жозеф, снова понизив голос. — Мне известно, что у папы еще две семьи, не считая законной. Этого, полагаю, достаточно для шестидесятидевятилетнего человека. Нет, меня тревожит другое — впервые у нашего почтенного родителя возникла действительно сногсшибательная идея, но он и тут промахнется.

Братья уже вышли на улицу и оказались в густой, торопящейся, болтающей толпе, которая, словно река, текла по Амстердамской улице, среди оглушительного грохота трамваев.

— Уже двенадцать, — вздохнул Жозеф. — Все идут обедать. Весь трудовой Париж сядет сейчас за стол, и даже бездельники, прохлаждающиеся на верху Эйфелевой башни или на террасе Монмартра, услышат, как работают челюсти и сопят носы.

Лоран не обратил внимания на это лирическое отступление. Он уныло сказал:

— Ты находишь папину идею сногсшибательной? По-моему, идея нелепая.

— Ты так считаешь потому, что она как никак в некоторой степени соприкасается с твоей специальностью, она тебя задевает или, как вы, ученые люди, выражаетесь, оскорбляет тебя. Сам знаешь, я не из увлекающихся. Повторяю: папина идея — идея сногсшибательная, потому что дает ему возможность показать себя, тут он может пустить в ход свои врожденные способности. Выдумка его — все равно что Институты красоты: женщинам всегда будет хотеться быть красивыми, даже когда им нечего будет есть. Да и мужчины не отстают от них — им всегда хочется слыть умными, блистательными, шикарными. Повторяю — папина идея сногсшибательна.