Школьная горка - Твен Марк - Страница 6
- Предыдущая
- 6/11
- Следующая
Все были потрясены, раздался ружейный треск восклицаний, сестра Доусон снова закатила глаза, а доктор Уилрайт, почтенный оракул, медленно покачал головой вверх и вниз, как человек, который может высказать весомую мысль и еще непременно ее выскажет.
– Ну вот, а потом прибежала мышь, вскарабкалась ему по ноге прямо на грудь. Безгрешная Сэл уже подремывала, а как увидела мышь, позабыла, что нажралась, да как прыгнет на нее! Со стола свалилась прямо на спину, лапами эдак раза два повела да и уснула – гляделки разомкнуть не могла. Тогда он принялся и мышь откармливать – все из того же кармана; потом голову наклонил, и они поговорили по-мышиному.
– Довольно, воображение заводит тебя слишком далеко.
– Ей-богу, правда, мы с Джефом сами слыхали. Потом он спустил мышь и пошел, а мышь за ним увязалась. Он ее сунул в шкаф и захлопнул дверцу, а сам ушел с черного хода.
– Что же ты раньше нам об этом не говорила, Рейчел?
– Да чтобы я вам такое сказала? Неужто вы бы мне поверили? Неужто поверили бы Джефу? Сами-то мы верим в колдовство, знаем, что оно есть. А вы-то все над ним посмеиваетесь. Неужто вы бы мне поверили, мисс Ханна?
– Пожалуй, нет.
– Ну и стали бы насмешничать. А думаете, бедному негру больше по душе, когда над ним насмехаются, чем белому? Нет, мисс Ханна, не по душе ему это. Мы тоже понятие имеем, хоть и черные мы, и безграмотные.
У Рейчел был хорошо подвешен язык, и ей легче было начать трескотню, чем кончить. Она бы тараторила и дальше, но восковая свеча уже давно ждала свой черед предстать взорам. Анни Флеминг сидела со свечой в руке и одним ухом слушала сказки тетушки Рейчел, а другим – не стукнет ли задвижка в калитке, ибо ее маленькое нежное неопытное сердечко уже принадлежало приезжему, хоть она сама о том и не ведала; и во сне, и наяву ей виделось его прекрасное лицо; с тех пор как оно впервые мелькнуло перед ней, ей хотелось любоваться им снова и испытать чарующий таинственный экстаз, который оно возбудило в ней ранее. Анни была милым, добрым, простодушным существом, ей только минуло восемнадцать, и она не подозревала, что влюблена, знала только, что обожает его, – обожает, как солнцепоклонники обожают солнце, довольствуясь уж тем, что видят его лик, ощущают его тепло, и, сознавая себя недостойными, неравными, даже не мечтают о большей близости. Почему он не идет? Почему не пришел к обеду? Часы тянутся так медленно, а дни и вовсе нескончаемы, за все восемнадцать лет не было их длиннее. И остальные ждали прихода постояльца со все большим и большим нетерпением, но оно было несравнимо с ее нетерпением; кроме того, они могли выразить его и выражали, а ей не было дано этого облегчения, она должна была скрывать свою тайну, напустить на себя личину безразличия и сделать это как можно искуснее.
Свечу передавали из рук в руки. Все удостоверились, что она восковая, и выразили свое восхищение; потом Анни унесла свечу.
Было далеко за полдень, а дни стояли короткие. Анни и ее тетка условились ужинать и ночевать у сестры Гатри на горе, за добрую милю отсюда. Что же делать? Имеет ли смысл ждать мальчика дольше? Компания не хотела расходиться, не повидав его. Сестра Гатри надеялась, что ей выпадет честь принять его в своем доме вместе с теткой и племянницей, и она пожелала подождать еще немного и пригласить его в гости; было решено немного повременить с уходом.
Анни вернулась, на лице ее было разочарование, а в сердце – боль, но никто не заметил первого и не догадался о втором.
– Тетушка, он был дома и снова ушел, – сказала она.
– Значит, он прошел через заднюю дверь. Очень жаль. Но ты уверена в этом? Как ты узнала?
– Он переоделся.
– Одежда там?
– Да, но не та, что была на нем утром, и не та, что прошлой ночью.
– Ну вот, а я вам что говорила! А ведь багаж-то еще не пришел!
– Можно мне глянуть на его вещи?
– Нельзя ли нам посмотреть на его вещи?
– Разрешите нам посмотреть на них!
Всем хотелось увидеть вещи постояльца, все молили об этом. Выставили часовых – проследить, когда вернется мальчик, и дать знак; Анни сторожила переднюю дверь, Рейчел – заднюю, остальные направились в комнату Сорок четвертого. Там лежала одежда, новая и красивая. Пальто было раскинуто на кровати, Миссис Хотчкис приподняла его за полы, чтобы показать гостям, и вдруг из карманов хлынул поток золотых и серебряных монет. Женщина стояла ошеломленная и беспомощная; груда монет на полу росла.
– Опусти его! – закричал Хотчкис. – Брось его сейчас же!
Но Ханну словно парализовало; он вырвал пальто у нее из рук и бросил его на кровать, поток монет тотчас иссяк.
– Нечего сказать, попали впросак: постоялец вот-вот явится и поймает нас с поличным; придется ему объяснить, если сумеем, как мы здесь очутились. Сюда – подстрекатели и соучастники преступления! Надо собрать все деньги и положить их на место.
И столпы общества встали на четвереньки и поползли по полу, выискивая монеты, – под кроватью, под диваном, под шкафом – зрелище самое недостойное. Наконец работа закончилась, но прежней радости как не бывало: возникла новая проблема – после того как карманы набили до отказа, осталась еще добрая половина монет. Всем было стыдно и досадно. Пару минут присутствующие не могли собраться с мыслями, потом сестра Доусон поделилась своими соображениями:
– По правде говоря, мы не причинили ему никакого вреда. Естественно, вещи удивительного пришельца возбудили наше любопытство, и если мы пытались удовлетворить его без злого умысла и дерзости…
– Правильно! – вмешалась мисс Поумрой, школьная наставница. – Он еще ребенок и не усмотрит ничего дурного в том, что люди столь почтенного возраста позволили себе небольшую вольность, которая, возможно, не понравилась бы ему в молодых.
– И кроме того, – подхватил Тэйлор, мировой судья, – он не потерпел никакого ущерба и не потерпит его в будущем. Давайте сложим все деньги в ящик стола, закроем его и запрем комнату; когда ваш постоялец явится, мы сами расскажем ему о происшествии и принесем свои извинения. Все обойдется, я думаю, у нас нет оснований для беспокойства.
Все согласились, что лучшего плана в таких трудных обстоятельствах и не придумаешь; компания утешилась им, насколько это было возможно, и была рада поскорей разойтись по домам, не дожидаясь мальчика, озабоченная лишь тем, как бы поскорей одеться до его прихода. Гости заявили, что Хотчкис может сам взять на себя объяснения и извинения и вполне положиться на них, гостей, они его не подведут и засвидетельствуют все, что он скажет.
– К тому же, откуда мы знаем, что это настоящие деньги? – изрекла миссис Уилрайт. – Может быть, он фокусник из Индии? В таком случае ящик сейчас либо пуст, либо полон опилок.
– Боюсь, что это не так, – сказал Хотчкис. – Эти монеты слишком тяжелы для поддельных. Но больше всего меня сейчас беспокоит, что я буду плохо спать из-за этой груды золота в доме; а если вы всем об этом расскажете, я и вовсе глаз не сомкну, поэтому прошу вас: не разглашайте тайну до утра, потом я заставлю постояльца послать деньги в банк, и тогда говорите, сколько вам заблагорассудится.
Анни оделась, и они с теткой покинули дом вместе с остальными. Темнело, а постоялец не возвращался Что могло случиться? Миссис Хотчкис сказала, что он, вероятно, катается с гор с другими детьми и позабыл о более важных делах – на то он и мальчишка. Рейчел приказали держать ужин в печке – пусть ест, когда захочет: мальчишки всегда мальчишки, вечно они запаздывают – и утром, и вечером, так пусть уж побудут мальчишками, пока могут, это самая лучшая пора в жизни и самая короткая.
Теплело, ветер быстро нагонял тучи, тучи сулили снег, и не напрасно.
Когда доктор Уилрайт, почтенный джентльмен из Первых Семейств Виргинии, всеми признанный Мыслитель деревни, выходил из передней, он разрешился Мыслью. Она весила, должно быть, около тонны и произвела на всех глубокое впечатление:
– После долгих и серьезных раздумий, сэр, у меня сложилось мнение, что налицо симптомы, указующие на то, что в некоторых отношениях этот юноша – незаурядная личность.
- Предыдущая
- 6/11
- Следующая
