Сокровища зазеркалья - "Kagami" - Страница 22

— Замолчи!

Не могу слышать ее смех. Не могу! Но какой смысл затыкать уши? Кошка поймала мышку. Умная кошка, опытная, умеющая видеть то, что не заметит никто другой. Но заметив одно, она может пропустить другое, более важное. Есть на что надеяться. А меня пускай терзает. Все равно я уже растерзан. Для этого мне не понадобилась ничья помощь. Я сам знаю, что никогда не позволю пока еще смутным, едва зарождающимся чувствам оформиться и поглотить меня целиком. Есть вещи более важные, чем мое глупое сердце. Я умею справляться с его желаниями. Как-никак, твоя школа, Аркадия. Сейчас я благодарен тебе за нее.

По спине пробегает холодок, когда ее идеальное тело отстраняется, и она падает на подушки.

— Почему, Гектор? Как так случилось?

Грусть? Нет, не может быть. Печаль об утраченном? Не новость. Или… просто мышка сбежала?

Горький смешок рвется наружу.

— Вы все время забываете, сколько мне лет, миледи.

— Лет? Нет, Гектор. Не это. Не в этом дело. Я просто… я все время забываю, что ты — человек. Вот и все.

Вот и все. Просто путает мышку с настоящей добычей.

— Что ж, я все еще человек. Надеюсь, тебя это утешает.

— Не груби. Если ты ей нужен, она тебя и так получит. Я-то тебя уже потеряла.

— Ты давно меня потеряла, милая. По собственному желанию. А ей я не нужен. И все это…

— Что?

— Просто создает дополнительную неловкость.

С минуту она молчит, а я продолжаю смотреть в стену, наслаждаясь благословенной тишиной.

— Ты знаешь, что такое Белый Огонь, Гектор?

— Что?! — я вздрагиваю, но не оборачиваюсь.

— Белый Огонь. Геном, за которым Фарияр отправил Хана. Ты знаешь, что это?

Странный поворот в постельной драме. К чему это она вдруг? Надеется отвлечь меня от только что пережитого шока? Пытается испросить прощения, принося в дар ценную информацию? Но она-то ни в чем не виновата. А ее злые слова… Так они всегда злые. Иначе она не умеет. Когда-то именно это меня в ней и восхищало. Но, видно, я стал слишком стар для таких игр.

— Я думал, никто не знает, что такое Белый Огонь. Думал это тайна высших огненных жрецов.

— О, брось. Ты ведь знаешь, я всегда узнаю то, что хочу знать. Так что, Гектор, — одно плавное движение за моей спиной, и вот уже прохладные пальцы массируют мне плечи, — хочешь услышать от меня эту запретную тайну?

— Расскажи.

— Умница!

— А зачем сопротивляться? Ты ведь все равно расскажешь, раз решила.

— Грубиян! — она легонько кусает меня за ухо, — Ладно, слушай. Тебе понравится эта сказка. Ты знаешь, как умирают саламандры?

— Да. Они не стареют. Они просто гаснут изнутри.

— О, да! Они гаснут, но им, так же, как и всем прочим, очень не хочется умирать. А иногда им не хочется, чтобы умер кто-то важный для их народа. Кто-то мудрый, сильный, одаренный. И тогда приходит Белый Огонь. Белый Огонь — это пламя наоборот. В одно мгновение он восстанавливает все, что сгорело. Ну, или почти все. И угасающий старик становится вновь молодым.

— Повезло саламандрам, — хмыкаю я, чувствуя, как расслабляются напряженные мышцы под умелой лаской.

— Да, саламандрам повезло, и повезет еще больше, если они смогут возродить носителей Белого Огня. Но повезет не только им. Так же, как Серебряная леди рисует не только эльфов, Белый Огонь может вернуть молодость любому.

— Зачем ты мне это рассказываешь? Не думаю, что мне нужны эти знания. Во многой мудрости много печалей…

— Ты только представь, Гектор, каково это — скинуть три четверти груза своих лет, сохранив всю мудрость, весь опыт, все воспоминания, вновь получить тело юноши. Разве ты не хотел бы этого?

— Смешно! Ты снова забываешь, что я — человек. Эта магия не действует на меня. Даже Марта не может нарисовать мой портрет.

— Пока не может. Но если она… Как ты думаешь, Гектор, почему она убежала?

— Не надо об этом.

— Боишься поверить?

— Во что поверить? Нет ничего.

— Боишься. Не веришь в себя. Не веришь в нее. И бесишься. И злишься на меня. Брось. Лучше иди ко мне. Забудься.

— Аркадия…

— Она нарисует твой портрет, Гектор. Теперь она его нарисует. И тогда…

У меня хватает сил помотать головой. Я не хочу думать о том, что будет тогда. Она права, я боюсь. Теперь боюсь еще больше. Но я справлюсь. Я должен.

Точеные руки обвивают мои плечи, горячие губы скользят от уха к подбородку, роскошная грива волос щекочет шею, упругая грудь самой красивой женщины нашего мира прижимается к моей спине. Я не хочу ее.

— Я уже рассказала тебе сказку, Гектор. Думать над ней тебе предстоит самому. Но я хочу получить кое-что взамен.

— Справедливо.

— Не испорти нашего прощания, Гектор.

— О чем ты?

— Ты ведь с самого начала знал, что это в последний раз. Ты знал, что я чувствую себя виноватой перед тобой, и решил, что, получив тебя в постель, я успокоюсь. Разве нет?

Я молчу. Кошка снова поймала мышку.

— Так сделай это, Гектор. Успокой меня. В последний раз.

Я не хочу этого. Не хочу ее изумительного тела, ее понимания, ее ласки. Но больше всего я не хочу смотреть ей в глаза. Что я стану делать, если увижу в них печаль? А ведь я знал, что рано или поздно это случится. Знал еще больше полувека назад, когда понял, что, что она, не смотря ни на что, возвращается ко мне, в мой дом, в мою постель, в мои объятия. Пусть иногда она забывала о моем существовании на несколько лет, и я сам уже переставал надеяться, что вновь обрету ее благосклонность. Пусть она сама никогда не обнадеживала меня, не давала понять, что мы очередным образом простились навсегда. Пусть я начинал привыкать к тому, что могу только любоваться этим совершенством, но обладать больше не смогу никогда. Все равно, проходило время, и она возвращалась. Я всегда знал, что рано или поздно увижу этот печальный взгляд вечно юной женщины, обращенный на старика. Я знал. Знал и боялся ощутить это бессилие и быстротечность собственной жизни. Но все вышло иначе. Это не моей природой вызвана печаль в глазах прекрасной кошки. А моим предательством.

Ее требование справедливо, и я поворачиваюсь. Поворачиваюсь, чтобы забыть обо всем на свете, утонув в обожании, обезумев от желаний плоти, растворившись в восторге обладания этой богиней.

Будь благословенна магия кошек-оборотней. Будь она проклята!

Марк

— Мисс.

— Чем могу быть полезна, сэр?

Этот арабский акцент меня просто умиляет.

— Простите, мисс, тот шофер, Абдулла, который возил меня сегодня по городу, он еще здесь?

— Что-нибудь случилось, сэр? Он вам чем-то не угодил?

— Нет-нет, все в порядке. Просто он упомянул одну вещь. Кажется, он знаком с человеком, с которым я дружил лет десять назад. Я бы хотел уточнить, не знает ли он его нынешнего адреса. Так вы не подскажите, где его найти?

— Минутку, сэр, — портье набрала внутренний номер и быстро что-то спросила. Дождавшись ответа, снова пропела что-то в трубку и дала отбой, — Он сейчас подойдет, сэр. Он будет рад оказать вам любую посильную помощь.

— Благодарю вас. Я подожду вон там.

Я устроился в кресле и принялся ждать. В том, что Абдулла будет счастлив поработать на меня, я не сомневался. Он уже неплохо на мне заработал. Впрочем, и Джесси искать он мне помогал весьма квалифицированно, так что заслужил свои чаевые все до пенни. Сейчас он стал единственной призрачной ниточкой, связавшей меня со странной троицей через весь шумный и многолюдный Каир.

Я понимал, что творю очередную глупость. Пророчество сбудется в любом случае, и суетиться для этого совершенно не обязательно. Но Джесси почему-то впала в панику. Почти час я пытался ее успокоить, но она была твердо уверена, что мы упустили свой единственный шанс познакомиться с эльфами.

Зато мне впервые довелось увидеть ее магию, и теперь, признаться, я утратил остатки последних сомнений, по крайней мере, в ее исключительности.

Мой номер, когда мы вошли в него, отнюдь не встретил нас идеальным порядком. У меня вообще есть дурная привычка крутить что-то в руках, когда нервничаю. А те два часа, что я провел в ожидании Джесси, прежде чем отправился ее искать, я спокоен не был.