«Ураган» с острова Наварон - Маклин Алистер - Страница 22

— Все это — плод твоей фантазии, — неуверенно произнес Гроувз, тем не менее, внутренне соглашаясь с доводами Рейнольдса.

— Ты так полагаешь? А нож в спине Сондерса — это тоже плод моей фантазии?

Мэллори настиг группу спустя полчаса. Обогнав Рейнольдса и Гроувза, старательно делавших вид, будто не замечают его, затем Марию и Петара, сделавших  то же самое, он занял место за Андреа и Миллером.

Именно в таком порядке они двигались по лесистым долинам Боснии в течение последующего часа. Время от времени они встречали в сосновом лесу пустоши, где когда-то  находилось человеческое жилье, — маленькие селения или деревушки. Но сейчас здесь не было ни людей, ни домов — лишь вымершая земля. Такие участки выглядели одинаково, от них веяло холодом и унынием. Там, где когда-то стояли незатейливые, но прочные дома трудолюбивых жителей Боснии, довольных жизнью, теперь виднелись лишь обгорелые потемневшие руины — все, что осталось от некогда процветавших общин. В воздухе еще держался едкий запах давнишнего пожара, кисло-сладкое зловоние тлена и смерти, как немое свидетельство безмерных ужасов и  жестокости, которыми сопровождались карательные акции немцев против югославских партизан. Изредка попадались небольшие каменные строения, на которые  фашисты не стали тратить ни боеприпасов, ни горючего, в то время как все здания больших размеров были разрушены до основания. Церкви и школы, судя по всему, служили главной мишенью. В одном месте в беспорядке валялись медицинские инструменты, покрытые копотью, вероятно — оборудование операционной, а рядом остатки маленького сельского госпиталя, уничтоженного почти полностью. Сохранившийся фундамент возвышался над землей не более, чем на три фута. Мэллори попытался представить себе судьбу пациентов, находившихся в госпитале, и теперь уже не думал о тех сотнях тысяч югославов (по данным капитана Йенсена, их насчитывалось 350 000, а если учесть, женщин и детей, то не меньше миллиона), которые сплотились под знаменем маршала Тито. Ведь если на минуту отвлечься от чувства патриотизма, страстного стремления к свободе и жажды мести, у них просто не было другого выхода. Мэллори представил себе народ, у которого в буквальном смысле слова ничего не осталось, которому нечего было терять, кроме жизни, а она, судя по всему, мало ими ценилась, но который с победой над врагом приобретал все. Мэллори подумал, что будь он немецким солдатом, перспектива попасть в Югославию отнюдь не обрадовала бы его. Это была война, в которой вермахт не мог рассчитывать на победу, как, впрочем, и любая другая армия Западной Европы, ибо народы высоких гор практически непобедимы. Мэллори заметил, что проводники-боснийцы, проходя через безжизненные, разрушенные деревни своих  соотечественников, большинство которых наверняка погибло, не глядели по сторонам. Мэллори понимал, что им и не обязательно смотреть: у каждого были свои воспоминания, своя непосильная ноша, свой счет к карателям. И если вообще возможно испытывать к неприятелю какое-либо иное чувство, кроме ненависти, то в  данный момент Мэллори даже посочувствовал немцам.

Через некоторое время они вышли с узкой извилистой горной тропы на дорогу, не широкую, однако достаточную, по крайней мере, для одностороннего движения. Проводник-босниец, возглавлявший колонну, вскинул руку и остановил свою лошадку.

— Неофициальная нейтральная полоса‚ — сказал  Мэллори. — Похоже на то. Кажется, именно здесь они выпихнули нас из грузовика вчера утром.

Предположение Мэллори подтвердилось. Партизаны повернули своих лошадок, широко заулыбались, помахали руками, прокричали непонятные слова прощания и, подгоняя лошадей, стали возвращаться той же дорогой.

Группа в семь человек пошла вперед. Мэллори и  Андреа возглавили колонну, а двое сержантов замыкали шествие. Снег прекратился, облака рассеялись, и сквозь верхушки поредевших сосен стали проникать солнечные лучи. Андреа, смотревший влево, неожиданно перегнулся в седле и тронул Мэллори за руку. Капитан взглянул в направлении, указанном Андреа. Ниже по склону, менее чем в сотне ярдов, там, где кончался лес, среди деревьев виднелся некий предмет ярко-зеленого цвета. Мэллори повернулся в седле.

— Вон там, внизу. Я хочу взглянуть. Из леса не высовываться.

Лошадки осторожно и вместе с тем уверенно зацокали копытами, спускаясь по крутому скользкому склону. Не доезжая до опушки ярдов десять, по сигналу Мэллори всадники спешились и осторожно пошли вперед, передвигаясь от одной сосны к другой. Последние несколько футов они преодолели ползком, пока наконец не залегли, укрывшись за стволами крайних  сосен. Мэллори достал бинокль, протер затуманившиеся на морозе линзы и поднес его к глазам.

Перед ними ниже по склону простиралась заснеженная полоса ярдов в триста-четыреста. За ней начиналась каменистая поверхность, перемежающаяся участками коричневой почвы, а еще дальше шла полоса редкой чахлой травы, примыкающая к асфальтированной дороге, которая, к удивлению Мэллори, находилась в прекрасном состоянни. В ста ярдах от шоссе более-менее параллельно ему, тянулась‚ узкоколейка; заросшее травой полотно и покрытые ржавчиной рельсы  выглядели так, словно ею не пользовались в течение  многих лет. Почти сразу за насыпью начинался крутой обрыв, спускавшийся к узкому извилистому озеру. На противоположном берегу к небу сплошной вертикальной стеной вздымались высокие скалистые горы со снежными шапками на вершинах.

Напротив того места, откуда Мэллори вел наблюдение, озеро, невероятное по своей красоте, делало крутой изгиб вправо. В это весеннее утро под яркими лучами сверкающего солнца оно блестело и переливалось, словно изумруд. А когда налетали случайные порывы ветерка, гладкая поверхность покрывалась легкой рябью, от которой изумрудный цвет становился еще более глубоким, приобретая оттенок прозрачного аквамарина. В ширину озеро нигде не превышало и четверти мили, в длину же тянулось на несколько миль. Правая его часть петляла между горами, уходя далеко на восток, насколько хватало глаз. Короткий южный рукав, расположенный слева от излучины, окружали отвесные скалы, вершины которых, казалось, вот-вот сомкнутся. Еще левее озеро упиралось в бетонное основание дамбы. Однако внимание людей, словно магнитом, притягивалось к неправдоподобному отражению сверкающих  далеких гор в столь же неправдоподобно изумрудном  зеркале.

— Да, — прошептал Миллер, — красиво. — Андреа  окинул его долгим непроницаемым взглядом и вновь принялся изучать озеро.

Любопытство Гроувза в какой—то момент взяло верх над враждебностью.

— Что это за озеро, сэр?

Мэллори опустил бинокль. — Понятия не имею. Мария? — Девушка не ответила. — Мария! Что-это-за—озеро?

— Это водохранилище на Неретве, — сердито ответила Мария. — Самое большое в Югославии.

— Значит, оно имеет важное значение?

— Да. Те, кто его контролируют, контролируют центральную Югославию.

— И я полагаю, его контролируют немцы?

— Да, контролируют. Мы контролируем.— На лице Марии появилась торжествующая улыбка. — Мы — немцы — полностью отрезали подходы к нему. С обеих сторон — скалы. А вон там, на востоке, выше но течению ущелье блокировано плавучим заграждением шириной в 10 ярдов. И оно охраняется круглые сутки. А также сама дамба. Единственный способ добраться до водохранилища — по лестнице, которая крепится к скале с внешней стороны плотины.

— Очень любопытная информация... для воздушного десанта, — сухо заметил Мэллори. — Однако у нас другие, более срочные дела. Пошли. — Он посмотрел на Миллера, который кивнул и зашагал в обратном нанравлении вверх по склону, за ним двое сержантов, Мария и Петар. Мэллори и Андреа задержались на несколько секунд.

— Интересно, какая она из себя, — пробормотал Мэллори.

— Какая из себя — что?

— Внутренняя сторона дамбы.

— И лестница в скале?

— И лестница в скале.

С того места, где лежал генерал Вукалович, то есть с вершины высокого утеса, что на правой или западной стороне ущелья Неретвы, ему открывался прекрасный вид на лестницу, вделанную в скалу, и не только на нее, а на всю внешнюю сторону дамбы и на ущелье, которое начиналось у подножья плотины и тянулось на юг примерно милю, после чего исчезало за крутым поворотом.