Русалка для интимных встреч - Тронина Татьяна Михайловна - Страница 34

• Предыдущая
• 34/93
• Следующая

Весна началась двадцать девятого февраля, неожиданно и скоропостижно. Еще накануне шел снег и было минус восемь, а на следующий день — раз, и все: засияло ослепительное, обжигающее зрачки солнце, потекли ряды сосулек, растущих под крышами, повалил пар от тяжелых шуб на прохожих, и в воздухе запахло особенным, каким-то декадентским запахом, который бывает только в городе и только ранней весной.

В такие дни не хотелось работать, а хотелось сидеть где-нибудь в тишине, изнемогая от неотвратимости времени, отсчитавшего очередной год, и жаловаться на авитаминоз и сезонную депрессию…

Вздыхая, Валя брела возле книжных полок — часть фонда подлежала очередному списанию — и вытягивала наиболее потрепанные и старые экземпляры. Это называлось — «визуальный осмотр». Списыванию подлежали не только ветхие книги, но и те, что устарели морально — шедевры кондового соцреализма, которые не интересовали даже литературоведов.

— Панферов, «Бруски»… — пробормотала Валя, пробегая взглядом по корешку. — На вид вполне приличные «Бруски», но в последние лет двадцать их ни разу никто и не спросил. Что ж, товарищ Панферов, кажется, ваш час пробил… А это кто у нас? Демьян Бедный… И вас на свалку истории! Гайдар, дедушка того самого? Нет, Гайдара оставим — классика как-никак, сама в детстве зачитывалась… Василий Казин тоже вызывает серьезные подозрения. Пойдем дальше. Ох, какая потрепанная книжка! Даже в руки взять страшно. «Три мушкетера». Не место им, таким затертым, на полке, надо сбегать в книгохранилище и заменить свежим экземпляром… А тут кто? «Малая земля» нашего дорогого Леонида Ильича… Что же с ней делать? Пожалуй, тоже придется утилизировать.

Совершая безжалостный отбор, Валя ничуть не мучилась угрызениями совести. «Визуальный осмотр» еще ничего не значил — из отобранных экземпляров надо было составить список, который отсылали в вышестоящую организацию — центральную библиотеку, возглавляющую звено из филиалов. Там списки внимательно прочитывались, и по ним составлялась директива — какие-то книги разрешалось выкинуть на свалку, а какие-то предписывалось поставить обратно на полку. Особенно доставалось трудам Маркса, Ленина и иже с ними — библиотекари регулярно пытались расстаться с ними, но «центральная» каждый раз трубила отказ, и труды основоположников возвращались на свои места. Потому-как — история философской мысли, и ничего уже не поделаешь…

Набрав внушительную стопку книг, Валя оттащила ее к своему столу. «Потом, — лениво подумала она. — Все остальное — потом…» Поскольку посетителей не было, Валя забилась в дальний угол. Там было большое окно, заставленное цветами и отгороженное от зала огромной пальмой в кадке, стоявшей на полу. Она села на край подоконника, откинулась назад и закрыла глаза.

Солнце светило наискосок, слегка грея кожу, и в его лучах медленно переливалась золотистая пыль, щекоча в носу, пахло сырой землей из цветочных горшков. Монотонно билась о карниз капель снаружи, и этот звук навевал дрему, а также почему-то тревогу…

«Вот и зима кончилась… — потекли ленивые, бесполезные мысли, которые тоже бывали только ранней весной. — Год прошел, словно один день. Господи, так и жизнь промелькнет — не заметишь! И все как будто ждешь чего-то… А чего ждать, когда все есть — ну почти все, что женщине надо… Люди говорят, что я счастливая, и я сама про себя знаю, что счастливая, — так чего же мне еще надо?..»

Валя, не открывая глаз, протянула руку, щелкнула заколкой на затылке, и волосы свободной волной упали ей на плечи. Слегка потрясла головой, расправляя пряди, щекой продолжая чувствовать солнечное тепло. «И это последний день зимы! Если бы не високосный год нынче, был бы первый день весны… О чем я думаю — какие глупости… Но о чем мне еще думать?..»

Смутная тень промелькнула за сомкнутыми веками, на миг заслонив солнце. Валя открыла глаза и увидела Коваленко в черном длинном пальто нараспашку. Он стоял возле почерневшего, ноздреватого сугроба, обнимая одной рукой мокрый, точно вспотевший тополь с торчащими вверх голыми грубыми ветвями, и приветливо махая другой.

Валя махнула в ответ и равнодушно отвернулась.

Этот Коваленко какой-то странный. Нет, выглядел он безупречно — и темное пальто, и ботинки с модными носами, на удивленье чистые («ах, да, он же на машине…»), и костюм с галстуком, и русые волосы, зализанные назад, словно у какого-нибудь киногероя, и шикарная улыбка… Пожалуй, загвоздка именно в улыбке — Коваленко чересчур часто улыбался, словно только что выпил рюмку коньяка. Именно рюмку, и именно коньяка — потому что такие, как он, не пьют водки, да еще бутылками. Бизнесмен средней руки, офисный служащий, банковский работник… кто он там? Словом, яппи. Яппи — это недавно народившийся средний класс, словечко Валя вычитала из любимой еженедельной газеты.

Позади Коваленко стояла его машина, именно такая, какая и должна быть у яппи, — не супердорогая, но вполне приличная иномарка тысяч за десять-пятнадцать. У.е., разумеется. Это Наталья так сказала, потому что немного разбирается в машинах — ее первый муж был автогонщиком.

«Привет!» — угадала по губам Валя только что произнесенное Коваленко слово.

— Привет… — буркнула она недоброжелательно. И чего он улыбается — чай, не в офисе своем, не перед генеральным директором расшаркивается…

За серебристо-бежевым авто Коваленко открывалось Бульварное кольцо — все в подтаявшем снегу, солнце и мокрых черных деревьях.

— Ты с кем разговариваешь? — неслышно подошла Наталья.

— Да вон товарищ за окном стоит, ручками машет… — вздохнула Валя.

Наталья работала в читальном зале, была тонка, стройна и люто одинока. Надменная самоуверенность легко сочеталась в ней со всеми возможными комплексами… Все мужчины, тем или иным образом попадавшие в читальный зал, стремились познакомиться с ней, но потом куда-то исчезали — жадный Натальин взор убивал все чувства на корню. «Женись на мне!» — кричал ее взор. А всякое действие, как известно, вызывает противодействие…

— А, Коваленко… — усмехнулась Наталья. — Ну да, сегодня же пятница… Вот привязался!

• Предыдущая
• 34/93
• Следующая