Люблю, убью, умру... - Тронина Татьяна Михайловна - Страница 76
- Предыдущая
- 76/99
- Следующая
— Лис, ты будешь моей женой? «Господи, помоги мне…»
— Да, — сказала я.
— Лис…
— Только одно условие, — остановила я его.
— Какое? Все, что угодно…
— Я пока буду жить здесь. И вообще, не пытайся меня контролировать. Я обещала — и этого довольно. Ты тоже мне верь.
— Хорошо, — сказал он. — Хорошо… Нет, я сейчас умру! Лис…
Он обнимал меня и целовал, не зная, как выразить свои чувства. Он был счастлив.
В библиотеке, несмотря на ранний час, было полно посетителей. Очередь в гардероб, очередь к столу заказов… В курительной комнате стоял столбом сизый густой дым, облаком распространяясь по коридору, — столпившись вокруг пепельниц, люди оживленно обсуждали что-то. Все это не имело никакого сравнения с тишиной и благостностью, которые царили в библиотечных стенах летом.
В читальном зале я с трудом отыскала свободный стол.
Половина из заказанных мною книг не несли никакой особо ценной информации, зато в одной, в мемуарах заслуженного деятеля искусств Семисветова-Глинского, я нашла имя Дуси Померанцевой — Евдокии Кирилловны Померанцевой, народной артистки Советского Союза, лауреата Сталинской премии.
Поскольку у меня была совсем другая специализация, которая к театру отношения не имела, то многих перечисленных в книге фамилий я не знала, как и не знала о самом ее авторе. Семисветов-Глинский писал весело, с юмором, талантливо (несомненно, из него получился бы неплохой беллетрист), о личностях, бывших выше его по званию и получивших большее количество наград, отзывался с восторгом и уважением.
Дусе была посвящена целая глава.
По словам автора, Евдокия Кирилловна Померанцева обладала восприимчивым умом, блестящим чувством юмора, тонкой наблюдательностью и несомненным талантом. Актерский труд был для Померанцевой естественной и единственно возможной формой служения обществу и русской культуре вообще.
На ее духовный рост оказали сильное влияние уроки Станиславского, Немировича-Данченко, Вахтангова, Михаила Чехова — гениального русского актера, племянника Антона Павловича Чехова. Ее имя гремело наряду с именами других любимцев театральной Москвы тех времен — Алисы Коонен, Марии Бабановой, Цецилии Мансуровой, Клавдии Еланской, Дарьи Зеркаловой и многих других…
Семисветов-Глинский очень подробно описал спектакли, в которых блистала Дуся Померанцева, тщательно разобрал каждую из ее ролей. По его словам, особенно ей удавались героини пьес Горького. И она бесподобно играла на протяжении многих лет Нору из одноименной пьесы Ибсена.
Сталинскую премию и звание народной артистки Померанцева получила в начале пятидесятых за роль Марии Александровны Ульяновой.
«Боже мой, — подумала я, с улыбкой вспоминая страницы „Бледного ангела“, — кто бы мог подумать, что соблазнительная красавица Дуся будет играть мать Ленина!» Мои студенты, вчерашние школьники, с трудом представляли, кто такой Ленин, и уж тем более никакого понятия не имели о его матери…
Семисветов-Глинский привел рецензию одного из критиков, напечатанную в «Комсомолке»: «..Духовную силу героини Померанцева обнаруживала исподволь. На долю матери братьев Ульяновых выпадали многие испытания, одно труднее другого. Начиналось с малого — учителя гимназии предупредили ее, что младшему, Володе, грозит неминуемое исключение из гимназии. Потом пришло тяжелое известие из Петербурга, что там арестованы Анна и Александр… Страшный удар обрушился на героиню, когда пришло следующее известие — о казни сына Александра. Самообладание — вот что становилось лейтмотивом роли. Вся в черном, прямая, строгая, холодная как сталь, она — само воплощение мужества».
…Бедная Дуся, прелестный мотылек, дитя декаданса… Неужели ты состарилась и под конец играла ходульную роль матери вождя? Наверное, ты хорошо играла, и вряд ли твое исполнение можно было подвергнуть хоть какой-то критике, но это несправедливо — красота не должна стареть…
Евдокия Кирилловна Померанцева умерла в возрасте восьмидесяти одного года, ее имя стоит в одном ряду с другими известными именами и т. д. и т. п.
— Как, и это все? — с досадой пробормотала я, листая мемуары Семисветова-Глинского.
Правда, я тут же открыла главу, посвященную Илье Иртеньеву — тоже мэтру тех времен, народному, почитаемому и тоже почти забытому всеми, кроме узких специалистов и любознательных театралов со стажем.
К счастью, Померанцева упоминалась и здесь. Дуся и ее второй муж, оказывается, прожили вместе до конца жизни. Как попугайчики-неразлучники… В рукописи Калугина Иртеньев был описан коротко (вероятно, Андрей Калугин не очень хорошо его знал), и о самом Калугине Иртеньев отзывается не очень хорошо. Хотя, если поразмыслить, как еще он должен был относиться к человеку, который допекал его жену своей мучительной и неистребимой страстью?
У Семисветова-Глинского Иртеньев был на сцене гениальным актером, а в жизни — благородным и добрейшим человеком, который отзывался об окружающих его людях только в положительных интонациях. «…Илья Валерианович Иртеньев воспитывал сына от первого брака своей жены как родного, и многие даже не подозревали, что тот является всего лишь пасынком Ильи Валериановича…»
Что-что? Сын от первого брака!
В рукописи «Бледного ангела» не было упоминания о том, что у Дуси и художника Карасева был ребенок.
Я замерла в недоумении над мемуарами. Ребенок!
Хотя тут нет ничего странного — ведь рукопись является художественным повествованием, а не строго автобиографическим. Андрей Калугин не стал писать о Дусином ребенке от Карасева, потому что ненавидел Карасева.
И вообще — непонятно, почему меня это так волнует? Ребенок и ребенок… Этот ребенок не имеет никакого значения, ведь я пишу работу об образе ангела и в библиотеку пошла только из-за того, что мне хотелось проследить судьбу героев «Бледного ангела».
Я пролистала книгу Семицветова-Глинского до конца и отложила ее в сторону. Больше в ней ничего интересного для меня не было.
Все следующие дни я провела в литературном архиве.
..Денис очень досадовал на то, что я с утра до вечера пропадаю, но открыто возмущаться боялся. Он мечтал о нашей свадьбе, строил грандиозные планы…
- Предыдущая
- 76/99
- Следующая
