Разыскиваются... - Триз Джефри - Страница 14

• Предыдущая
• 14/28
• Следующая

– Да, пожалуй, и петь-то не с чего, – проворчал Дик. – Вот именно, – поддержала Энн. – Видите ли, мистер, дело в том, что мы сидим почти без денег.

– Я тоже… моя дорогая. – Он внезапно остановился и в упор посмотрел на нее. – Знаешь, мне бы очень хотелось написать твой портрет. Как ты думаешь, твое семейство хорошо за него заплатит?

– Уверена, что вообще ничего не заплатит, – отрезала Энн.

– А жаль. Убежден, что твои внуки дорожили бы портретом бабушки, когда ей было… сколько?.. тринадцать лет. Вот что я тебе скажу, Энн Бардейл. Пошли-ка все втроем в Дербишир. По дороге я буду писать твой портрет, и, если нам удастся его продать, деньги поровну. Идет?

– А я не прочь, чтобы с меня написали портрет…

– … и очень хочется посмотреть Дербишир, – прервал ее Дик, – но…

– …у нас велосипеды, а вы идете пешком… – подхватила Энн.

– …и у всех у нас ни гроша, – заключил брат.

Лайэн засмеялся, помахал рукой и этим жестом враз рассеял все опасения.

– Две трудности взаимно уничтожают друг друга. Продайте велосипеды – и деньги у всех будут, и все пойдут пешком.

После недолгих размышлений было решено, что это лучший выход. Жаль было расстаться с велосипедами, но иметь деньги в кармане казалось слишком большим искушением. И до чего же здорово будет идти всем втроем, вместе с художником! Он хотя и мрачен временами и рисует все в черных тонах, но поддерживает других своей дьявольски беспечной веселостью. И ясно было, что его общество сулит много интересного.

Вмешательство Лайэна во время продажи велосипедов пришлось донельзя кстати. Торговец старался прикинуться незаинтересованным и смотрел в сторону.

– Староваты, староваты, – бубнил он себе под нос, шевеля побуревшими от чая и табака усами. – Да и спрос на дамские велосипеды этой марки не очень-то велик.

Лайэн живо взял дело в свои руки.

– Чепуха, почтеннейший, как раз то, что требуется: отличная марка и самый что ни на есть сезон. И обе машины почти новенькие. Только царапина на эмали да на мужском заменена передняя шина – вот и все недостатки. Но, разумеется, если сделка вас не устраивает, мы не настаиваем. Там, ниже, я заметил другую лавку.

В конечном счете, подавленный этим безудержным потоком слов, торговец предложил тридцать пять шиллингов за оба велосипеда, и они ударили по рукам. А еще через несколько минут все трое уже шагали прочь с деньгами в кармане и пожитками в руках.

– Так далеко не уйдешь, – запротестовал художник. – А купить рюкзаки, пока нам не улыбнется счастье, мы не можем. Но секундочку, сейчас все будет в порядке. Давайте-ка сюда палатку.

В полдень троица уже двигалась на запад, туда, где за последней железнодорожной насыпью и последним копром тускло мерцали освещенные солнцем холмы.

На попутном пустом грузовике они выбрались из мрачного каменноугольного района и остановились ночевать на краю лиловых зарослей вереска.

Это было чудесное, доступное всем ветрам место, с которого открывался вид на долину и поросшие вереском холмы. Вниз по склону журчал ручеек. На холме, среди сухой травы и кустов вереска, лежали гранитные валуны причудливой формы. Ручеек, журча, прокладывал себе путь среди зеленых, желтых и красноватых мхов, и сама вода казалась окрашенной в красный, цвет, словно вино.

Шоссе осталось далеко. Вся эта холмистая местность была необитаема; только овцы медленно передвигались по склону, пощипывая траву. Когда они перепрыгивали с одной травяной кочки на другую, из-под ног у них выпархивала куропатка. Она с резким свистящим звуком взмывала в воздух, как бы протестуя против чего-то, и уносилась прочь, к линии горизонта. На холмах снова воцарялась тишина.

Путники разложили костер в защищенном местечке – для этого пришлось исходить окрестности на целую милю вокруг в поисках хвороста, которого едва хватило, чтобы сварить ужин.

Солнце между тем уже село, унося дневной свет за гребни западных холмов. Поднялся холодный ветер, раздувший тлеющие уголья. Лайэн закурил трубку и принялся цитировать строки о «ветре, что бродит по пустошам…», принадлежащие какому-то Джорджу Борроу, о котором он был, кажется, весьма высокого мнения.

– Но есть вещи, – сказал он, резко нагнувшись вперед и похлопав обоих по плечу для придания своим словам большей выразительности, – которые они у нас отнять не могут, несмотря на всю нашу бедность и бесправие. Море и холмы – «широкую эту дорогу и придорожный костер», – все то, что действительно имеет цену. Разве эта мысль недостаточно утешительна сама по себе?

– Безусловно, – сказала Энн, – хотя холмами сыт не будешь, а морем не напьешься.

– Да и от костра мало проку, если на нем нечего сварить, – добавил Дик.

– Ах вы, зверята, зверята! Ни малейшего чувства прекрасного!

Безоблачное небо все было усеяно звездами. Лайэн расположился на ночлег прямо под открытым небом, в нескольких шагах от их палатки. К счастью, его радужные предсказания оправдались – ночь выдалась сухой, и утром их разбудило яркое солнце, а по долине внизу стлался легкий туман, предвещая погожий денек. Все говорило о том, что наступает жаркая пора.

– После завтрака, – сказал Лайэн, – я сяду за карандашные наброски. А вы, милостивая государыня, сядьте-ка вон на той скале и позируйте на голубом фоне.

– Вы же сказали, что напишете мой портрет маслом?

– Я это сделаю потом, по эскизам. Придется подождать, пока я смогу приобрести кусок хорошего холста и кобальтовую краску.

Едва он начал рисовать – Дик в это время, ворча себе что-то под нос, мыл в ручье посуду, – как произошло непредвиденное.

– Что это вы делаете, голубчики? – услышали они у себя за спиной.

Оба оглянулись. Они так увлеклись своим делом, что не слыхали, как к ним подошел человек.

Он стоял на травянистом пригорке, оглядывая лагерь, и казалось, что ноги его, обтянутые гетрами, топчут зеленый краешек неба. Торчащая у него под мышкой двустволка так естественно гармонировала со всей его внешностью, что напоминала сук могучего древесного ствола. Его темное, сморщенное лицо было похоже на старый, изношенный башмак.

– Так что же вы тут делаете? – угрожающе повторил пришелец.

Дик и Энн посмотрели на Лайэна, ожидая, что он скажет. Но Лайэн удостоил незнакомца лишь беглым взглядом через плечо и продолжал рисовать.

– Ищем ветра в поле, – бросил он в ответ, не повернув головы и не вынув трубки изо рта.

Медленно прокладывая себе путь меж валунов и кустов вереска, пришелец направился вниз по склону. Следом за ним шла собака. Остановившись возле Лайэна, он пробормотал:

– Что? Я на ухо стал туговат.

Лайэн черкнул еще два штриха, вынул трубку и учтивым тоном произнес:

Я сказал, что мы с таким же успехом могли бы искать ветра в поле. Но мы не… мы еще не спятили с ума. Мы занимаемся живописью. Я, по крайней мере. А эта юная особа мне позирует.

– Так. – Пара неодобрительных глаз окинула Энн с ног до головы. – Так, девицу в трусах рисуете? Ничего себе, подходящее занятие! Я и сам бы не прочь – умеем не хуже вашего.

– Послушайте, – не выдержал Лайэн, – какая муха вас укусила?

Незнакомец обернулся. Его бурое лицо побагровело.

– Посторонним запрещено останавливаться на этой пустоши. Тут водятся куропатки.

– Ах, вон что!

– Так приказал хозяин.

Лайэн изящным движением поднялся на ноги, заложил руки в карманы и покровительственно улыбнулся лесничему.

– Знаешь, старина, если ты дорожишь своим местом, тебе не мешало бы помнить в лицо гостей твоего хозяина, а не болтаться по усадьбе и грубить им.

У лесничего округлились глаза и отвисла поросшая щетиной нижняя челюсть.

– Неужто вы… вы… один из гостей сэра Олберта, которые приехали на этой неделе, сэр?

• Предыдущая
• 14/28
• Следующая