Черчилль - Бедарида Франсуа - Страница 8

• Предыдущая
• 8/126
• Следующая

Между тем, невзирая на возраст, который, впрочем, нисколько не отразился на ее внешности, и не считаясь с мнением сына, леди Рандольф затеяла очередную безнадежную авантюру. В 1900 году она вышла замуж за своего любовника Джорджа Корнуэллиса-Веста, лейтенанта шотландской гвардии, который был моложе ее на двадцать лет. В 1913 году он развелся с леди Рандольф, предпочтя ей актрису миссис Патрик Кэмпбелл. Дженни не стала отчаиваться и в 1919 году вышла замуж в третий раз. Ее избранник, высокопоставленный чиновник Монтэгю Порч, служил в английских колониях. Общество этого невзрачного человека было не лишено приятности. Однако разница в возрасте сделала леди Рандольф, которая была старше мужа на двадцать три года, посмешищем в глазах порядочных людей. Несмотря ни на что, Уинстон всегда горячо любил свою мать, свою верную сообщницу в юношеских проказах. «Наши отношения, — писал Черчилль впоследствии, — больше напоминали отношения сестры и брата, нежели матери и сына»[21]. Он искренне оплакивал ее смерть, оборвавшую полет блистательной, ветреной героини эпохи начала XX века. Дженни Рандольф скончалась в 1921 году.

Согласно обычаю, принятому в высшем обществе, родители не занимались воспитанием маленького Уинстона. Как только ребенок родился, его сразу же отдали кормилице, которая взяла на себя всю заботу о малыше. Уинстону повезло. Нянюшка, на которую пал выбор, надежная женщина лет сорока по имени Элизабет Эверест, прониклась к малышу глубокой нежностью, да и сам Уинстон был бесконечно к ней привязан. Портрет кормилицы висел у Черчилля в спальне на протяжении всей его жизни. Ни отец, ни мать, поглощенные светскими занятиями, не могли уделять сыну много времени. Уинстону постоянно не хватало родительского внимания и тепла. Это наложило глубокий отпечаток на его раннее детство, прошедшее в Лондоне и Дублине, где с 1877 по 1880 год лорд Рандольф занимал пост при вице-короле и где вместе с ним жила его семья. Впрочем, и в школьные годы Уинстон по-прежнему был лишен родительского внимания.

К счастью, миссис Эверест, или «мадам» (незамужних дам зрелого возраста, исполнявших обязанности няни, обычно называли «мадам»), ревностно заботилась о благополучии этого рыжеволосого ангелочка с голубыми глазами. Ведь он был таким славным и миленьким, несмотря на то, что часто капризничал и уже проявлял свой волевой характер. Миссис Эверест придерживалась разумных принципов воспитания, а ее безграничная преданность заменяла мальчику материнскую любовь, которой ему так не хватало. Уинстон сохранил о ней самые нежные воспоминания, и когда ему было уже пятьдесят лет, глубокая признательность няне отразилась в его воспоминаниях: «Моя мать блистала для меня, словно яркая звезда на вечернем небосклоне, я нежно любил ее, но она была далека. Кормилица же заботилась обо мне и отвечала на все мои вопросы, ей я доверял свои тайны и печали»[22]. В юношеском романе «Саврола», написанном Уинстоном на исходе отрочества, встречается эпизод, автобиографичность которого не вызывает сомнений. В нем автор трогательно описывает добрую, нежную «нянюшку» героя: «Сразу после своего появления на свет он был отдан на воспитание кормилице, ежесекундно окружавшей его преданной заботой. Странная это любовь, наверное, единственная бескорыстная любовь на свете». «Ведь насколько естественна любовь матери к сыну, юноши к своей подруге, человека к собаке, настолько, — продолжает автор, — любовь приемной матери к ребенку, заботу о котором ей поручили, на первый взгляд кажется совершенно необъяснимой».

Уинстону было семь лет, когда началась его школьная жизнь. Сначала мальчика отдали в пансион Сэнт Джордж Скул, помещавшийся в богатом особняке в Аскоте. К несчастью, в пансионе придерживались традиционных взглядов на педагогику, поэтому особое внимание уделялось заучиванию наизусть и телесным наказаниям. Неудивительно, что Уинстон невзлюбил свою первую школу, о чем свидетельствовали нелестные характеристики, полученные «недисциплинированным, неумеренным в еде и неаккуратным» учеником Черчиллем. Так прошли два года, после чего родители решили перевести сына в пансион девиц Томсон в Брайтоне. Там Уинстон оставался с 1884 по 1888 год, по-прежнему сторонясь товарищей. Что же касается его оценок за успеваемость и поведение, они почти не изменились.

В конце концов, лорд Рандольф решил записать сына в одну из самых знаменитых частных школ Англии Хэрроу, соперничавшую с самим Итоном. Там Уинстон томился чуть более четырех лет. По окончании Хэрроу ему исполнилось восемнадцать, но он продолжал получать наказания и посредственные оценки и так и не нашел общего языка с товарищами. Преподаватели отмечали его «забывчивость, рассеянность, вечные опоздания, систематическое нарушение дисциплины». По их мнению, Уинстон, обладая незаурядными способностями, мог стать первым учеником в классе, между тем как его отметки по-прежнему были едва ли не самыми низкими[23]. Лишенный родительской заботы, Уинстон был непокорным, беспокойным и задиристым юношей.

Уинстон в возрасте 15 лет, ученик частной школы Хэрроу.

Даже во время каникул окружающие обращали внимание на его недисциплинированность, частые перепады настроения и внутреннюю растерянность. И лишь путешествуя по мирам, созданным его богатым воображением, он становился другим человеком. От внутренней растерянности не оставалось и следа, когда огромная армия оловянных солдатиков — а их у Уинстона были тысячи — беспрекословно выполняла любые маневры, повинуясь лишь прихоти его фантазии. Леди Рандольф первой пришлось столкнуться с непокорным, беспокойным характером сына. Позже она говорила: «В детстве на Уинстона нелегко было повлиять»[24].

Лорд Рандольф, человек выдающийся, но сдержанный и суровый, порой непредсказуемый и жестокий, был не способен на проявление нежности. Легкомысленная, ветреная леди Рандольф также была далека от сына, ослепленная блеском светской жизни, она не думала ни о чем, кроме суетных развлечений. Равнодушие родителей оставило глубокий след в душе Уинстона. Об этом свидетельствуют его многочисленные письма домой, адресованные главным образом леди Рандольф. Некоторые из этих писем растрогали бы самую черствую душу. Девятилетний Уинстон, находясь в Аскоте, сетует, что не получил от матери ни весточки за целый триместр. Письмо, написанное им в тринадцать лет, исполнено горького разочарования: родители не смогли провести с сыном рождественские каникулы, и ему пришлось довольствоваться обществом кормилицы. В письме из Хэрроу (куда мать однажды написала ему, что он всего лишь «маленький ленивый сорванец») семнадцатилетний Уинстон изливает свою тоску: «Меня удивляет и огорчает, что вы с папой относитесь ко мне, словно у меня нет сердца, которое может страдать», — и несколько дней спустя: «Умоляю, прислушайся к моим словам. Я бесконечно несчастлив. Сейчас я плачу. Милая мама, пожалуйста, не будь сурова со своим сыном, который тебя обожает. Не сердись на мои глупые письма. Позволь мне, по крайней мере, думать, что ты меня любишь. Милая мама, я в отчаянии (...) Я не знаю, как мне быть дальше. Мне так грустно»[25]. Если и есть в этих письмах некоторая доля расчета и склонность к драматизации, жалобы Уинстона, как бы то ни было, красноречиво свидетельствуют о том, что ребенку отчаянно не хватает родительской ласки, и это больно ранит его чувства. С детства окруженный роскошью, символизирующей могущество его семьи, Уинстон вовсе не чувствовал себя защищенным, тем более понятым. Его детство и отрочество были полны страданий.

Однако более серьезного внимания заслуживает следующее обстоятельство. Уинстон Черчилль, как и его предок Мальборо, да и многие великие люди, на протяжении всей своей жизни страдал от приступов глубокой депрессии. С детских лет и до последних дней депрессия была решающим фактором, определяющим его поступки, хотя в большинстве случаев Черчиллю удавалось скрывать свой недуг. В периоды депрессии им овладевало уныние, безысходная тоска терзала его и повергала в отчаяние. Черчилль сознавал, что подвержен психической патологии, и даже называл ее «черной собакой», потому что она неизменно сопровождала его в черные дни неудач.

• Предыдущая
• 8/126
• Следующая