Это будет вчера - Сазанович Елена Ивановна - Страница 7

Это был замкнутый круг, который я, прикованный к одному месту, к одной пустоте, разорвать был не в силах, и оставалась лишь слабая надежда на моего друга, который не забывал меня, передавая мне сигареты, продукты и иногда выпивку. Впрочем, казалось, что он единственный, кто не забыл меня в эти дни. Никто из этой честной, порядочной компании, посетившей меня однажды ночью, теперь не явился. Не знаю, может быть это был продуманный ход. Мне давалась время на раздумье, на смирение, на человеческую слабость. Что ж. Им этот ход вполне удался.

Я оставался один на один со своими мыслями, беспрерывно прокручивая в памяти свое прошлое, которого я так боялся. Да, Дьер, безусловно, прав. Это она, никто иной, как она была на фотоснимках. Это безжизненное лицо, которое я когда-то так любил целовать. Эти безжизненные губы, которые когда-то так весело смеялись мне. Эти безжизненные ноги, которые когда-то так легко танцевали. Эти безжизненные пышные волосы, которые когда-то я так любил расчесывать по вечерам. Эта безжизненная душа, которую я когда-то так легко и так жестоко предал. Это несомненно была она…

«Пропала без вести» – эта фраза, произнесенная монотонным скучающим тоном, как острие лезвия резанула но моему сердцу. Но я же мог отвести взгляда от телевизора. Ее фотография. Нет, вернее моя фотография. Это я ее когда-то сделал. Это смеющееся лицо. Эти лукавые глаза. Эти развевающиеся на ветру волосы. На весь экран телевизора. Она словно смеялась над всем миром. Она словно смеялась надо мной. «Пропала без вести» – и я не мог шелохнуться. Да я знай, мне нужно было что-то делать. Куда-то бежать, с кем-то говорить. Я не имел права вот так сидеть неподвижно. Мне нужно было бить во все колокола, мне нужно было сделать кругосветное путешествие, изодрать свои босые ноги до крови, потерять зрение, всматриваясь в каждую точку на планете. Только бы ее разыскать. Но я сидел, не двигаясь, на одном месте, и к моему горлу подкатывал пьянеющий страх. Господи, это не я. Причем тут я, если кто-то пропал без вести. И как на огромной планете, среди дремучих лесов, среди палящего солнца, среди высоких гор и многоэтажных домов можно найти того, кто пропал. Нет, я умываю руки. Нет. Я исчезаю. Я не виноват, если какая-то взбалмошная маленькая девчонка почему-то решила пропасть в огромном мире. Это ее право. И на это ее право я посягать не буду. Я исчезаю. Прочь из этого сумасшедшего города, от этих знакомых и незнакомых лиц. Прочь. Прочь туда, где мало домов, где не наступают на ноги, где каждый человек на счету, где я смогу спокойно делать свое дело, начисто похоронив прошлое. Туда, где пропасть без вести невозможно.

И я выбрал этот маленький городок. И сразу же столкнулся лицом к лицу с ослепительным, жарким, обжигающим кожу до волдырей, солнцем, и понял, что солнце уже не люблю. Но все-таки я не уехал. Мне было проще бороться с солнцем, чем со своей памятью, которую я раз и навсегда похоронил… К тому же мои успехи стали действительностью и прихоть известного фотографа жить в маленьком городке никого не удивила. Всякий имеет право на любое место под солнцем. Даже если это солнце не любишь. В этой нелюбви к солнцу подписался и я, и моя жизнь после этого стремительно пошла вверх…

– Вы что-то сказали, Григ?

Мои мысли внезапно прервались, и я резко оглянулся, и увидел Ольгу. Я даже не заметил, как она очутилась в моей камере. Как всегда ослепительно красивая. В длинном до пят плаще, и шелковый шарф, небрежно заброшенный за плечо.

– Нет, Ольга. Я ничего не сказал. Мои мысли останутся при мне.

– Ну, и напрасно.

Она вплотную приблизилась ко мне. И стала внимательно изучать мой облик, нахмурив свей угольные брови.

– М-да. Выглядите вы совсем неважно. Почему вы не бреетесь? Когда я вас с Дьером впервые увидела, вы были настолько гладко выбриты, что я подумала – это так не свойственно… мужчинам.

– Вы хотели сказать – настоящим мужчинам? Ну же, договаривайте!

– Что вы, Григ! Я вовсе не хотела вас обидеть. И костюм ваш стал совсем серым. Когда я вас с Дьером впервые увидела, он был ослепительной белизны. Почему вы не переоденетесь, Григ? Здесь так пыльно, грязно, а вещи так быстро портятся.

– Я зашел сюда в этом костюме. И скоро выйду в нем же. Я не изменяю привычкам, Ольга.

– Ну да, конечно. Только смотря куда выйдете. Хотя в любом случае, перед любым выходом костюм можно и постирать. Когда я с Дьером впервые вас увидела…

– Впервые вы увидели меня без Дьера. И вы это прекрасно знаете.

– Вы все за старое! Так мы можем и не договориться. Ну сами посудите, что за абсурд! Кто вам поверит, что вы встречались накануне ареста с известнейшим во всем мире адвокатом, среди бела дня, который прилетел из столицы только вечером вместе со своими коллегами. Ну кто поверит в эту абсурдную версию, что вы фотографировали меня, я вас поцеловала, а после всего на пленке вдруг появились совсем другие кадры? Ну, Григ, вы же не настолько глупы!

– Не настолько. Вы могли подменить пленку.

– Как? Если меня там даже не было! – и она расхохоталась белозубой улыбкой. – Абсурд!

Да, это, действительно, абсурд. Даже если именно она там была, пленку перезарядить она никак бы не успела. Я никуда не отлучался из мастерской. Да, в это никто не поверит. Круг вновь замыкался. И его холодная сталь все ближе и ближе примыкала ко мне.

– Поймите же, ради Бога! Вы – известный человек во всем мире, и для раскрытия этого нелегкого дела не зря вызвали тоже самых известных людей. Поэтому целиком и полностью можете мне доверить.

Я не доверял никому. Но мое одиночество, моя пустота, моя обреченность не давали мне право выбора.

– Что вы хотите узнать? – после небольшой паузы спросил я, почти смирившись со своим поражением.

Она облегченно вздохнула.

– Наконец-то, Григ, вы начинаете кое-что понимать.

Ольга медленно прошлась в угол камеры и запрокинула голову вверх и посмотрела на маленькое решетчатое окно, и увидела темное решетчатое небо.

– Я понимаю, как это тяжело. Небо в решетке. Когда появится солнце – оно тоже окажется за решеткой. Мне искренне вас жаль.

И она неожиданно сбросила плащ прямо на пол. И ее платье, темное, строгое удачно подходило к ее бледному лицу. И я задержал дыхание. Она была невероятно красива. И мне до боли захотелось сфотографировать ее. Но эту безумную мысль я тут же отогнал от себя, вспомнив, что однажды меня бес попутал совершить такую ошибку.

– Ваш плащ испачкается, – единственное, что я мог ей сказать, не изменяя своим педантичным привычкам. – Здесь очень грязный пол.

– Григ, грязный плащ – это не такая уж беда. Как и грязный пол. Это исправимо. Куда страшнее грязь нематериальная. Она не смываема. Вы согласны со мной?

Я отвел взгляд в сторону. Я уже знал, куда она клонит.

– Что вы хотите узнать? – грубо повторил я вопрос. – И, пожалуйста, побыстрее. Я очень устал за эти дни, и много не могу говорить.

– Я хочу узнать только правду. Поверьте, только узнав ее до конца, я смогу что-нибудь сделать для вас, – и она вновь приблизилась ко мне, и взяла за руку. И слегка ее пожала.

И ее ночные глаза сочувственно бегали по моему лицу, словно по нему пытались прочитать мою правду. И мне вновь захотелось уткнуться лицом в ее острые колени, расплакаться и наконец-то поделиться со своим прошлым, которое я когда-то похоронил в этом солнечном городке. Мой разум не верил Ольге. Но мои чувства ей доверяли, а, может быть, я просто был ослеплен ее красотой.

– Ольга, – прошептал я, и на моих глазах выступили слезы. – Этого не может быть. Это ошибка. Не, возможно, это и должно было случиться. Я не знаю, Ольга. Я уже ничего не знаю…

И мои плечи затряслись от рыданий, и я уже не прятал своих слез. Я их уже не боялся, и я затянулся глубоко сигаретой, и посмотрел вверх на маленькое окно, за которым выглянуло яркое солнце. И это солнце было за решеткой. Оно словно смеялось надо мной, пронзая своими острыми, как иголки, лучами мое мокрое от слез лицо.