Проклятие Гавайев - Томпсон Хантер С. - Страница 22
- Предыдущая
- 22/33
- Следующая
– …вызываю Ципочку, ответьте!
Продолжительная пауза и треск сквернословия, а затем:
– Чертпобери, чертвозьми, да, чертпобери, да, это Ципочка. Вас слышу, каковы ваши координаты? Прием.
– Они не наши. Прием.
(Грубый ржач и еще большая ругань)
– Так вот, чертвозьми, там и оставайся, урод, и даже не приближайся ко мне.
– Что? Ципочка, повторите!
– Держись от меня подальше. У меня на борту две голые девицы.
(Пауза и треск)
– Каковы ваши координаты, Ципочка? Я сам голый. Давайте скооперируемся.
Балагур продолжал отмачивать еще какое-то время, а я крутанул штурвал, чтобы лодку не качало, и спустился за пивом. Капитан Стив прокрался в кабину и вырубился на морозильной камере. Я немного за ним понаблюдал, а, убедившись, что он действительно спит, вернулся на корму и смотал лески. Вид Эккермана по-прежнему отдавал мертвечиной. Казалось, он еле дышит, я перевернул его на другой бок и обмотал вокруг шеи ремень, чтоб засечь, если он вдруг начнет задыхаться.
Вслед за этим я поднялся на мостик и навел лодку четко на порт, ведя ее так близко к берегу, что почти читались дорожные знаки на шоссе. Я врубил радио, дабы заглушить шум движка, набрал скорость, и наша баржа уже парила параллельно морю, как занюханная моторка для прибрежных гонок. Ага, подумал я, мы ввели новый вид рыбалки – изнурить этих гадин, повышибать им мозги винтом, а потом развернуться и подобрать то, что останется.
Три часа спустя мы встали перед буем у порта и размотали лески, затем я долго выворачивал Эккерману ногу, пока не разбудил. Он забился, как аллигатор в западне.
– Тихий час кончился, – сказал я, – настал час труда. Мы дома.
Он сел и осмотрелся, потом медленно встал и дотянулся до бутылки рома в ящике для инструментов.
– Где капитан? – спросил он.
Я показал на Стива, все еще дрыхнущего на морозилке в считанных сантиметрах от перил. Эккерман дошел до него, дал ему подсрачник и жестоко выкинул за борт.
Капитан Стив озверело ухватился за рукоятку, но все равно упал в море. Он вырвался на поверхность, плюясь, но еще до конца не проснувшись, и отчаянно цепляясь за скользкую часть лодки.
Эккерман хотел было втащить его на борт острогой, но я его присмирил.
После того, как он достал из воды Капитана Стива, тот немного подулся в каюте и, наконец, принял штурвал. Он привел лодку в порт, угрюмо сидя на корточках на мостике и игнорируя взгляды улыбающихся канаков у дока с горючим.
Нас никто не встречал, но значения это уже не имело. Бойцы вернулись с Земли По, и им было что рассказать. Но только не в порту и не в таверне. Слишком уж зловещую байку мы принесли. Капитан Стив все еще торчал на мостике, пока мы с Эккерманом выгружали наше барахло и готовились свалить.
– Куда направляетесь, ребят? – окликнул капитан. – Не в «Хагго» ли?
Я пожал плечами, слишком изможденный, чтобы думать о том, куда податься, только бы подальше от моря. Я чувствовал себя так, словно взобрался на гору или подал заявление на вакансию ковбоя на ранчо.
Ощутить сушу под ногами, пить джин ночь напролет и бегать голышом. Но когда я обмолвился об этом Эккерману, он помотал головой.
– Нет. – сказал он. – У нас теперь одна дорога – в Город-Заповедник.
Жизнь на балконе
Пора было сваливать. Эккермановская затея дернуть в Город-Заповедник поначалу казалась привлекательной, но то, что предстало нашим глазам по возвращении с Южной Точки, нельзя было вылечить поездкой по побережью до какого-нибудь предрассудочного дряхлого храма, неподалеку от которого мы найдем или не найдем заповедник. Так, решил я, по боку это глупое туземное фуфло. Где телефон? Что нам надо, так это быстро связаться с "Алоха Эйрлайнз".
Эккерман согласился. Нас обоих ошеломил хаос, наблюдаемый нами из кабриолета, пока мы ехали. Тот же шторм, что едва не завалтузил нас до смерти в океане, прошлой ночью переместился на север и всыпал побережью Коны 4,5-метровыми волнами и слепящими муссонными дождями. Минуя Хонокохау, мы наблюдали брошенные машины и мопеды по всему Алии-Драйв, заваленному древесиной и шершавыми черными камнями. Громадные волны долетали до шоссе по исчезнувшему пляжу, и у нас заняло почти два часа, чтобы добраться до жилища, которое испытывало на себе нешуточный прибой.
Все ощутили основательные перемены в атмосфере в бухте и контраст по сравнению с предыдущим их пребыванием. Каноэ на воде не было, ни один зритель не вышел на шкот скалы на всем протяжении гребня. Кто-то из людей Кука забеспокоился, другие, как подметил Король, чувствовали свое самолюбие ущемленным. И в тот момент, когда все решили, что население эвакуировано или вымерло от какой-то чумы, показалось одинокое каноэ, направлявшееся к «Дискавери». На продольном мостике шлюпа возвышался свирепого вида вождь в красной мантии с оперением. То был племянник короля, Камехамеха, чье появление так встревожило их тремя неделями раньше, когда он представился им вместе с двумя сыновьями Террибу.
Мастера-парусники, плотники, моряки и сам Король не встретили никаких возражений против возобновления их лагеря и палаток. Кто-то даже перенес на берег часы и телескопы. Жрецы выглядели не менее дружелюбными, чем раньше, и у плотников появилась возможность приняться за дело, чистя основание мачты, снимая треснувшие фишы, вытачивая новые из твердого дерева, которое чудесным образом сохранилось у них еще с Мури.
Следующим утром Король Террибу прибыл в бухту, как и раньше, с большой помпой и на приличной скорости. Табу с вод бухты было немедленно снято, и внезапно все встало на свои места, как в те дни, когда несчетное число каноэ курсировало между берегом и кораблями, а шум и суматоха торговли не утихали от заката до рассвета.
Но кое-что изменилось. В гавайцах притаилась жажда насилия. По лицам прошел рубец враждебности, словно вулкан Мауна вновь извергнулся, и вот-вот хлынет лава ненависти.
Трясущийся король Террибу, поддерживаемый сыновьями, прибыл на «Резолюцию». Зачем они вернулись? Что они делали? Сколько здесь пробудут?
– Он выглядел крайне недовольным, – заметил Джем Берни.
Оба дома пустовали, бассейн затопило, прибой пускал слюни у веранды, а шезлонги, облепленные чем-то вроде красных водорослей, беспорядочно раскидало по лужайке. Более тщательный осмотр выявил, что «водоросли» – это две-три сотни тысяч китайских шутих, наводнение красной рисовой бумаги от дюжин китайских громомолний, которыми мы развлекались. Я прикинул, что, наверное, пиротехнику выбросило в море, а потом принесло обратно.
Ральф уехал, прихватив семью. Дверь в их дом была открыта, а место, где он парковался, по лодыжку залило соленой водой. Фасады обоих домов загажены слоем красной слизи. Ни малейших признаков жизни. Всему кранты; оба дома атаковал разорительный прибой, и первой моей мыслью было: все, включая обитателей, волновой толчеей засосало море и насмерть заколошматило о камни.
Эккерман отверг это предположение, сказав, что они, наверное, перебрались на более высокую точку еще до того, как прибой забился о крыльцо. Такая процедура была стандартной для Алии-Драйв зимой: пожарные сирены, дорожные заграждения, паника и принудительная эвакуация всех прибрежных жителей силами гражданской обороны.
– Это ежегодное явление, – признался он, – потери – несколько домов, несколько машин, но людей – совсем немного.
Я продолжал рыться в спальнях в поисках признаков жизнедеятельности, одним глазом поглядывая на море. Я знал, что эта срань могла нагрянуть в любой момент без какого бы то ни было предупреждения, как бомба. Даже сейчас я представляю себе Ральфа, цепляющегося за щербатые камни в пасти рычащего белого прибоя с криками "Помогите! Помогите!". В его ногу впиваются большущие челюсти тихоокеанской зубатки.
- Предыдущая
- 22/33
- Следующая
