Гвардия советского футбола - Васильев Павел Николаевич - Страница 8

«Эта церемония происходила следующим образом, — вспоминал Якушин. — В судейскую комнату были приглашены капитаны обеих команд — Шестернёв и Факкети, три арбитра матча и представитель Европейского союза футбольных ассоциаций (УЕФА) испанец Руйола. Я всеми правдами и неправдами тоже пробрался в это помещение. Иностранные участники жеребьевки недоуменно посматривали на меня, но так и не догадавшись, кто я такой, приступили к официальной процедуре. Вначале определяли, какой монетой бросать жребий — итальянской или французской. Выбрали французскую. Дальше события стали развиваться, как в трагикомедии. Руйола спрашивает у Шестернёва, какую сторону монеты выберет он. Я за это время успел внимательно осмотреть монету и заметил, что одна ее сторона, называемая „фигурой“, чуть выпуклая. Поскольку в детстве я увлекался игрой „орел или решка?“, то сообразил, что шансов на то, что монета упадет вверх выпуклой частью, значительно больше. Подсказываю Шестернёву: „Выбирай ‘фигуру’!“ Он стоит отрешенный. Я ему: „Фигуру!“ Сцена напоминает мне эпизод из кинофильма „Музыкальная история“, когда главный ее герой, которого играл Сергей Лемешев, вышел впервые на сцену и, напугавшись зрителей, забыл слова оперной арии. Ему партнеры, зрители из зала, из-за кулис подсказывают, а он находится в состоянии прострации и ничего не слышит. Похожее произошло и с Шестернёвым. Я ему вновь говорю: „Фигура!“ Он никак не реагирует. Руйоле надоело ждать, и он обратился к Факкети — выбирай, мол, ты. Итальянец сразу смекнул, в чем дело, и произнес: „Фигура!“ Руйола подбросил монету, она упала на пол, и раздался торжествующий крик Факкети: „Фигура!“ Итальянцы вышли в финал чемпионата Европы, а нам предстоял матч, увы, лишь за третье место с англичанами, которые проиграли в другом полуфинале югославам — 0:1.

Не знаю уж, какой в этот момент у меня пульс был, но, думаю, очень далекий от нормального. Отошел я в сторону, присел где пришлось и долго еще не мог прийти в себя. Выбери Шестернёв „фигуру“, и серебряные медали у нас в кармане, а там, глядишь, и на золотые замахнуться можно — с югославами в то время мы все-таки удачно играли.

Тогдашний президент Федерации футбола Италии Артемио Франки заметил после того, как жребий вывел его соотечественников в финал: „Сборная Италии заслужила победу, но сборная СССР не заслужила поражения“.

Матч за третье место с англичанами, в составе которых выступало восемь чемпионов мира — Бенкс, Мур, Уилсон, Стайлз, Б. Чарльтон, Питере, Хант и Херст, — мы проиграли — 0:2».

Якушин еще немножко поработал со сборной страны, провел два товарищеских матча и передал команду Гавриилу Качалину. А сам отправился в «Пахтакор», где его приняли с радостью. Без Якушина ташкентцы сдали и балансировали на грани вылета из класса «А». Новый старый тренер сумел если не поднять команду, то приостановить падение. В оба якушинских сезона «Пахтакор» занимал места во второй половине таблицы, но борьбы за выживание не вел. Однако стоило по окончании сезона-70 Михаилу Иосифовичу вернуться в Москву, как в следующем году «Пахтакор» расстался с высшей лигой.

Московскому «Локомотиву» довелось стать предпоследним клубом в тренерской карьере Михаила Якушина. «Локомотив» был специфической командой, иногда его называли пятым колесом в телеге московского футбола. «Железнодорожники» лифтом курсировали из высшей лиги в первую и обратно. Сильные футболисты в команде не задерживались, зато в «Локомотив» нередко уходили доигрывать. Министр путей сообщения Борис Бещев готов был на всё, чтобы сделать ведомственную команду сильной; с этой целью и был приглашен Якушин.

Но романа с «Локомотивом» не сложилось. «Стартовали мы в чемпионате не очень удачно. После восьми матчей „Локомотив“ набрал восемь очков. И тут (было это в мае) приглашает меня к себе один из руководителей клуба и говорит: „У меня есть указание расторгнуть с вами договор“. — „Почему?“ — удивляюсь я. Он в ответ: „Есть указание!“ От кого, почему — не говорит. Я заявляю, что по собственному желанию уходить не собираюсь. И тогда он мне выкладывает: „В таком случае мы вас уволим“.

Приглашают меня на местком. Там разыгрывается прямо-таки опереточная сценка. Я спрашиваю: на каком основании меня собираются увольнять, какие ко мне претензии? Но про это вообще никто ничего не говорит. Старушка бухгалтер заявляет: „У команды мало очков, поэтому я за то, чтобы уволить!“ Я задаю вопрос членам месткома: „У вас что, тарифы существуют — с десятью очками оставляете в команде, а с восемью увольняете?“ Самое обидное, что в составе месткома бывшие спортсмены были. Я подаю заявление в суд о незаконном моем увольнении.

Дело слушалось в народном суде Сокольнического района города Москвы. Потешное было заседание. Впрочем, это сейчас я так говорю, а тогда пришлось изрядно понервничать. В качестве свидетелей ответчика выступало несколько футболистов „Локомотива“. Давая показания, они отводили от меня глаза и говорили, словно с чужого голоса, что я был к ним нетребовательным, увлекался занятиями по технике, а их, как они считали, „гонять“ надо больше… Комсорг команды так и сказал: „Мягкость Якушина расхолаживала нас. С нами так нельзя. Нам нужна палка…“ Судья подчеркнуто любезно и даже ласково обращалась к представителям „Локомотива“, а когда я пытался вносить уточнения, задать вопросы, резко меня обрывала.

Тем не менее решение суда было таким: уволить меня по причине недостаточной квалификации. Более оскорбительный вердикт трудно себе представить. Я тут же обжаловал его в Московском городском суде. Там на слушании прокурор резко отчитала представителей „Локомотива“ за незаконные действия, и дело было передано на повторное разбирательство в новом составе суда.

Судья, которая должна была вторично рассматривать мой иск, пригласила меня на предварительное собеседование и прямо сказала: „Уволить вас я не могу, но войдите в мое положение — мне скоро уходить на пенсию, а обстановка вокруг вашего дела настолько накалилась, что у меня, если я восстановлю вас на работе, могут возникнуть неприятности. Вы же все равно не станете там трудиться. Может быть, все-таки уйдете по собственному желанию, а вам за время вынужденного прогула по взаимному согласию выплатят компенсацию?“ Жаль мне стало пожилую женщину, она действительно была ни при чем, а у нее и в самом деле могли быть неприятности. В то время руководители Московской железной дороги, с чьего благословения меня и увольняли, имели большой вес в Сокольническом районе. Согласился я с предложением судьи, компенсацию за три месяца получил, да и морально чувствовал себя победителем».

В середине семидесятых Михаил Иосифович вышел на пенсию, но с футболом не расстался. Он активно занимался общественной работой в федерации, выступал в роли эксперта в прессе, писал книги. И ходил на матчи, пока хватало сил. Незадолго до своей кончины, в феврале 1997 года, Михаил Иосифович следил за матчами Кубка Содружества. Было ему 86 лет.

Вот что говорил о Якушине Николай Петрович Старостин, с которым Михаила Иосифовича связывали не только многолетнее соперничество, но и приятельские отношения. Поэтому взгляд со спартаковской колокольни будет весьма уместен:

«Высоченный и ростом, и своими успехами как игрок и как тренер. Всегда иронический, часто насмешливый. На вопрос отвечающий вопросом. Что думает — не угадаешь. На откровенность не любитель. Прагматик до мозга костей. Дело тренерское знает, но методических статей не пишет. То ли не желает делиться опытом, то ли в тонкости методики не верит.

Футбол признает трезвый и суровый. Игрок ему нравится высокий, сильный, волевой и быстрый. Игру предпочитает по замыслу ясную: передачи вперед, отбор в момент приема мяча. Атаку — жесткую. Дисциплину — железную. Обязанности у него в команде строго расписаны. Оборона укреплена. Механизм и структура — как у часов-ходиков. Ничего лишнего, и всё прочно.

„Не подпускай близко. Заранее отдай“ — первая его заповедь. Вторая — „подскажи“. Сам это делает оригинально. „Мы сегодня в красном — не каждый мяч отдавать белым“, — говорит в перерыве игроку, грешившему с пасом.