Русская философия смерти. Антология - Коллектив авторов - Страница 43

Человек иначе возвыситься не может. Не низводя себя, он остается собою и умирает, то есть делается ничтожным духовно, не успевая возвыситься.

Иначе, как низведя себя, человек не возвышается!

Всякое же самовозвеличение есть призрак и ложь, но не высота, истинная в духе…

Разрушение индивидуальной цельности, естественно человеку присущей, искание помощи в ближнем, искание церкви, смирение, смирение непреодолимое и неизменное…

…Над заснувшей землёй раскинулась тихая звездная ночь. Это была та ночь, в которой обыкновенный, низменный глаз не видит ничего поэтичного. Темнота, луны нет. Жутко склонились старые вётлы над тёмными, как бы застывшими водами. Жутко выглядит, как могучий исполин, старый, густой лес. Страшно! Тишина. Это там, наверху, Божественный Художник¹ давно развёртывал свою дивную картину. Бесконечной вереницей, как драгоценные перлы, тянулись разноцветные звёздочки. Из-за горизонта вырастали целые созвездия, и на всём небе то тут, то там ярко переливались звёздные корифеи. Величественно и плавно повёртывался небесный свод. Этот сильный мир охватывал со всех сторон. Это – не та ночь, когда томный свет луны располагает к нежной любви, любовным клятвам и неге. Это могущественная Божья ночь, – сильная. Здесь нет места тоске и неге. Сильно бьётся сердце; замирает дух и выше и сильнее стремится проникнуть этот мир, хочет захватить и унести тебя, как пылинку, куда-то далеко, далеко – куда не может проникнуть даже мысль. Оковы земных страстей, земной привязанности ослабевают всё более и более. В душе раздаётся немой голос: не горюй, глядя на то отдалённое кладбище, где под зелёным покровом лежат дорогие твои; взгляни сюда! Широко льётся здесь кипучая жизнь, сильно-могучая. Оставь ту пошлую, грязную, низменную жизнь; приди на этот вечный пир, слейся с этими мыслями и унесись дальше, дальше – к престолу Творца, и почерпни себе там энергии. Дальше, дальше! Ты – дух; нет тебе места в пространстве отдельного – ни на Земле, ни на Сириусе, ни в Плеядах. Тебе нужен простор; везде тебе тесно. Тесно тебе, как узнику в темнице. Широко распростирайся по всему дивному пространству; по всем мирам! Шире!! Непонятная мощь овладевает всем духом. Глубоко, широко дышит грудь; и дух, проникнутый родственной его природе гармонией, как на могучих крыльях, срывается с земли. Оставайся, слабое тело! – болезненное! Ты только обуза!

Выше, скорее несись, божественная природа духа. Разлейся повсюду, всё проникай, со всем сроднись; поместись в пылинке и охвати вселенную; поднимись, наконец, над всей природой и, свободный высокий дух, приди к твоему Творцу и смолкни в блаженстве…

И снова несутся чудовищные созвездия и вертится колоссальный свод, в бесконечном шествии светлеет на востоке. Сильнее мигают звёзды и исчезают, давая дорогу лучезарному наместнику Творца в нашем мирке. На востоке показалась заря, и заалели и вспыхнули золотом облака, освещённые лучами приближающегося Гелиоса.

…Религиозность подчиняется диалектическому закону: сначала единство – чувство непосредственное; затем впаденье в противоположности – преобладание частностей, так наз<ываемая> наука; наконец, единство – религия, чувство, определяющее себя, возвышающееся в жизнь и проникающее в существо…

…Христианская любовь не есть цель, а средство. Человек везде видит ясно, что получилось бы, если бы он достиг предела. Христос – идеал христианской этики – был на самом деле. Только Космос, цель бытия неизвестны. Признавая науку, мы верим, что она объяснит; если даже не признаём, нам ничего не остаётся делать, как только этим заниматься. Тайна только здесь; остальное нам понятно. Что если мы достигнем христианского идеала и будем обниматься? «И боровы в хлевах обнимаются». Если бы мы достигли идеала в указанном направлении, мы постигли бы, для чего существуем и как. Тогда не может быть подобного разговора. Если бы можно было узнать жизнь из убийства, надо бы без сомнения убить. Одним словом, цель бытия – единственная тайна, и нужно к ней лишь стремиться, всё остальное – частные цели; сюда входит и христианство. Отчего мы не вешаемся сейчас же?

1. Последнее замечание никуда не годится. Да и ясно, что этого никто не сделает, кроме дураков, психически расстроенных, крайне ограниченных и слабовольных людей. Не годится оно потому, что мы не знаем их, мы должны, прежде чем кончить с собой, употребить все меры к нахождению правильного пути.

Вспомним, что Будда не покончил с собой, разочаровавшись в жизни. Припомним слова Шопенгауэра о самоубийцах². Нужно выйти из обыденной жизни, из пыли и посмотреть с другой точки зрения; выйти из обычной колеи, в которую мы очень вплелись, что не можем себе представить состояния вне общества современных, всех похожих друг на друга, как капли воды, людей. Пожертвуй сначала всем для этого. Познай сам себя, войди в природу, встань на все позиции, – и если тогда нет просвета, стреляйся или вешайся. Пока этого не сделал, ты не имеешь права уничтожать свою жизнь, по крайней мере, на том основании, что нет света. Кто не ищет, тот не может роптать, что он не нашёл… Могут сказать, что люди искали везде и не поведали тайны. Тайны передать нельзя, если даже постичь её. Сравним состояние Будды перед обращением и после обращения. Его вдохновенные слова дышат глубоким сознанием истинности пути; он озарён, он чувствует истину, а что мы черпаем из его слов? Вообще это – красивая поэзия, а не истина. Почему это? В основах жизни паразитом быть нельзя… Чего сам не почувствовал, тому не научишься. Можно бросить жизненный луч, но зерно должно быть у каждого своё, или, по Евангелию, – добрая почва. Смысл проповедника – в сеянии, почва у каждого своей выделки. Вот почему нельзя ссылаться на то, что другие искали; другие это и находили, а не мы. Итак, о таких роковых вопросах говорить светскому человеку так легко – дико. Только тот, кто нашёл идеал, освобождается от обязанности искать его.

2. Наука не разрешает искомого вопроса. Разве она ничего не даёт? Этого не говорю. Всем известна задача: дан корабль, сколько пути проходит, сколько дров сжигает, какие машины и т. д. Много можно интересных вопросов решить, но когда спрашивают узнать по этим данным фамилию или рост капитана, то каждый засмеётся. То же в науке: много вопросов она решает, но вопрос о цели бытия – совсем иного порядка. Она может исследовать течение светил, исследовать процесс жизни физиологически и т. д. Но цели бытия она не постигнет. Наконец, цель бытия, конечно, уж не в том, чтобы отыскивать цель бытия. Наметить путь мы, конечно, должны, но считаясь с силами. Говорить, что наука постигнет тайны жизни, значит – приписывать науке то, чего мы не можем приписывать, значит – не понимать науки. Наконец, кто нас убедит в непогрешимости разума? Почему мы должны верить ему, а не сердцу? Может быть, он ошибается, и лишь сердце дает правду, то есть абсолютное.

3. Идеал любви вовсе не так прост и бессодержателен, как это высказывается. Человек вовсе не видит ясно, что было бы, если бы он достиг предела любви. Христос был на земле; но Христос или непостижимое Чудо – Бог, или простой человек. В первом случае Он и вселенную и цель бытия знает, Он – чудо; во втором Он не идеал и – на бесконечность от него. Так, в охоте за новостями мы можем продать старую дорогую истину и святыню за плохонький фокус. Мы часто проходим мимо самой святой вещи, потому что часто видим её и привыкли к ней, но это недостойно мудрого человека. Идеал любви кажется ничтожным с виду и ничего нового не дающим, но это обман поверхностного взгляда, не видящего глубины. Любовь скорее может привести к цели, ибо она ищет не определения её только, но её самой и глубокого счастия. Развитие её бесконечно, и состояние при дальнейшем её развитии нам неизвестно, таким образом, любовь вполне может обнять абсолютное.

4. Идеал разума во всяком случае превосходства пред идеалом сердца не имеет. Эти идеалы суть аксиомы человека. Без них мы имеем дело с животными. Надо только понять их как следует, так как они могут быть скрыты. Какой же предпочтительней? Этот вопрос возможен, если они противоречат друг другу.